"Устрани же ты сам этот страх, Луций Тарквинии, -сказал Брут, -устрани добровольно. Мы помним, мы признаем, ты выгнал ца-рей, но доверши свое благодеяние, унеси отсюда само царское имя. Твое имущество не только отдадут тебе граждане по моему предло-жению, но, если чего не хватает, щедро добавят. Удались другом, освободи город от бремени страха, может статься напрасного. Все убеждены в том, что лишь с родом Тарквиниев уйдет отсюда царская власть".
Римские воины конца 6 в. до н.э. Любительская реконструкция
(8) Изумленный столь новым и неожиданным поворотом дела, консул поначалу лишился дара речи, а потом, когда попытался загово-рить, его обступили первейшие граждане, всячески умоляя о том же. (9) Эти речи его мало трогали, но, когда наконец Спурий Лукреций, который был и старше его, и почтеннее, и притом приходился ему те-стем, стал его всячески увещевать, перемежая просьбы с советами, уговаривая уступить единодушному мнению граждан, (10) консул из опасения, как бы ему потом, вновь ставши частным лицом, не лишить-ся еще и имущества, не испытать еще и бесчестия, отрекся от кон-сульской власти, отправил в Лавиний свое добро и покинул город. (11) Брут по решению сената предложил народу объявить изгнанниками всех, принадлежащих к роду Тарквиниев. В центуриатном собрании он взял себе в сотоварищи Публия Валерия, того самого, с чьею помощью изгонял царей" .
"Избрание консулом (претором) Тарквиния Коллатина, с одной стороны, злейшего врага царя из-за жены Лукреции, а с другой — из того же рода, можно рассматривать как стремление патрициев не столько упразднить на первых порах царскую власть, сколько заменить неугод-ного царя на другого" .
Надежды интригана на захват единоличной власти не оправда-лись, Луций Юний Брут не стал рексом. Очевидно, оттого, что, во-первых, целерам способ его прихода к власти не показался законым, а, во-вторых, по личностным качествам Брут уступал Тарквинию Гордо-му. Отцы-сенаторы решили сделать внезапно наступившее междуцар-ствие постоянным состоянием, узаконив и упорядочив новые реалии. Сломить их сопротивления без поддержки целеров "дурачок" не смог. Был достигнут своеобразный компромисс. Исполнителями воли рексов была пара советников (лат. consules). Теперь консулам предоставили верховную власть в государстве в том объёме в каком она была у рек-сов, причём консулу Бруту передали военные функции рекса, а консулу Коллатину — сакральные. Но, подчеркнём — их правление лишь фор-мально походило на консулат более позднего времени. Самое главное — они не были выборными магистратами.
Луций Юний Брут осуждает сыновей. Гравюра 19 в.
Совершенно понятно раздражение "дурачка", оказавшегося все-го лишь "одним из двух", причём на ограниченное время.
Отрицательное отношение римлян к Коллатину выглядит немо-тивированной истерией, но если предположить, что вспышку народного недовольства спровоцировал Луций Юний Брут, всё становится понят-ным. Возбудив подозрения римлян против соперника, "дурачок" отре-шил того от власти.
Обращает на себя внимание всплеск политической активности плебса после свержения царей. Скажем, для принятия решения об из-гнании своего коллеги Тарквиния Коллатина, заподозренного якобы из-за своего родства с изгнанным царем в симпатиях к нему и в стремлении к царской власти, бдительный Брут созывает не куриатное собрание, и не populus, a concilium plebis... Таким образом, давление плебса обеспе-чило сенату успех второго, бескровного переворота — устранения от власти всего рода Тарквиниев и перехода к правлению сенатской ари-стократии" . Однако и здесь Луций Юний Брут ничего не выиграл. Ар-рунт Тарквиний, сын свергнутого рекса, тут же на несравненно более легитимном основании заявил свои претензии на власть.
Тит Ливий продолжает: -"(3)3. (1) Хотя никто не сомневался, что со стороны Тарквиниев грозит война, но пришла она позже, чем все думали. А случилось то, о чем не тревожились: свобода чуть не была погублена коварством и изменою. (2) Нашлись среди римской мо-лодежи кое-какие юноши, и не последние по знатности, чьим страстям было больше простору при царях: сверстники и товарищи молодых Тарквиниев, сами привыкшие жить по-царски. (3) Тоскуя среди общего равноправия по прежнему своеволию, они стали сетовать меж собой, что чужая свобода обернулась их рабством: царь — человек, у него можно добиться, чего нужно, тут законного, там незаконного, он спо-собен к благодеянию и милости, может и прогневаться и простить, различает друга от недруга; (4) а закон — глух, неумолим, он спаситель-ней и лучше для слабых, чем для сильных, он не знает ни снисхождения, ни пощады для преступивших; опасно среди стольких людских прегре-шений жить одною невинностью."
"Такое объяснение давали римские историки заговору молодежи в ту эпоху, когда начало Римской республики стало глубокой древно-стью и побудительные причины измены сыновей консула были непонят-ны. Но употребление слова "сотоварищи", известного из документа V в. до н. э., объясняет истинное течение заговора и побуждения его участ-ников. Воспитывавшиеся в царском доме сыновья Брута были "сотова-рищами" одного из сыновей царя, скорее всего Аррунта Тарквиния, и как члены его дружины принесли ему клятву верности, которая требо-вала от них верности, а в случае гибели вождя принесения себя в жертву на его могиле. Поэтому посланцам Тарквиния не требовалось уговари-вать сыновей консула, добиваться от них принесения клятвы — клятва уже была дана. Речь могла лишь идти о плане заговора" .
4. (1) Сперва этот замысел был доверен братьям Вителлиям и Аквилиям. Сестра Вителлиев была замужем за консулом Брутом, и от этого брака были уже взрослые дети — Тит и Тиберий; их тоже по-святили дядья в свой заговор. (2) Нашлись и другие соучастники из знатной молодежи, чьи имена забылись за давностью. (3) Между тем в сенате взяло верх решение выдать царское имущество, и послы вос-пользовались этим поводом задержаться в городе, испросив у консу-лов срок, чтобы приготовить повозки для царского добра. Все это время проводят они в совещаниях с заговорщиками, настойчиво требуя от них писем к Тарквиниям: (4) ведь иначе как те поверят, что не пу-стые слова о столь важном деле несут им послы? Эти-то письма, данные в залог верности, и сделали преступление явным.
(5) А дело было так: накануне своего отъезда к Тарквиниям по-слы как раз обедали у Вителлиев, и там, удалив свидетелей, заговор-щики вволю, как это бывает, толковали о недавнем своем умысле. Раз-говор их подслушал один из рабов, который и раньше уже подозревал неладное, (6) но выжидал, пока письма окажутся в руках у послов, чтобы можно было взять их с поличным. Поняв, что письма переданы, он обо всем донес консулам. (7) Консулы вышли, чтобы схватить по-слов и заговорщиков, и без шума подавили всю затею, позаботившись прежде всего о том, чтобы не пропали письма. Изменников немедля бросили в оковы, а насчет послов некоторое время колебались, но по-том, хотя вина, казалось, и приравнивала их к врагам, все же приня-тое между народами право возобладало.
5. (1) Дело о царском имуществе, которое решили было отдать, вновь поступает в сенат. Сенаторы в порыве гнева запрещают выда-чу, но запрещают и передачу в казну: (2) царское добро отдается на разграбление простому народу, чтобы каждый, прикоснувшись к добы-че, навсегда потерял надежду на примиреиье с царями. Пашня Таркви-ниев, находившаяся между городом и Тибром, посвящена была Марсу и стала отныне Марсовым полем..."
Шлемы типа негау
"...интересен факт, что царское имущество, которое сначала се-нат склонялся вернуть царю, затем отдается сенатом не в казну, но на разграбление плебсу. Таким образом, сенат пытался сложить ответ-ственность с себя и одновременно расширить социальную базу нового режима, сделать плебс соучастником переворота. Следовательно, воен-ный переворот зашел, как и всякая революция, дальше намеченных це-лей" .
Эпизод с заговором молодёжи очень любопытен. Он позволяет понять одну из причин, по которой Луций Юний Брут не стал едино-личным правителем. Его не поддержали целеры, до конца сохранявшие верность свергнутому рексу, как показывает выбор молодых Юниев, Аквилиев и Вителлиев. Как и триста гвардейцев спартанского царя Лео-нида, целеры считали подлостью и бесчестьем покинуть предводителя при поражении. Товарищеская солидарность переносилась и на Аррун-та, сына попавшего в беду рекса . Скорее всего, именно эта предан-ность и привела к роспуску подразделения целеров.
Осуждение юных заговорщиков также описано весьма высоко-парно и напыщенно. Улики были предъявлены, компрометирующие письма зачтены. Возразить было нечего ни обвиняемым, ни их родите-лям. Рассказчик Ливий добавляет драматизма сообщением о том, что среди заговорщиков были сыновья Брута и кое-кто, стремясь угодить Луцию Юнию, предложил изгнаниить провинившихся. Валерий молчал. Коллатин залился слезами. Но Брут, предложив сыновьям опровергнуть обвинение и не дождавшись ответа, приказал казнить их. При этом он не отвернулся, когда им рубили головы. Та же участь постигла и других заговорщиков.
Шлем типа негау
После этого рабу-доносчику, раскрывшему заговор, были даро-ваны свобода и римское гражданство. Вернёмся к Титу Ливию: -"...С тех пор принято соблюдать, чтобы освобожденные таким способом считались принятыми в гражданство.
6. (1) Получивши весть об этих событиях, Тарквиний, раздоса-дованный обманувшею надеждою и пылая гневом и ненавистью, понял, что его коварству путь загражден, и задумал открытую войну. Он пошел просителем по городам Этрурии, (2) особенно взывая к вейянам и тарквинийцам, чтобы не дали они ему, человеку одного с ними проис-хождения, одной крови, исторгнутому из такого царства, ввергнуто-му в нищету, погибнуть на их глазах вместе с юными еще детьми...
(4) Речи его взволновали вейян — они с грозным шумом требуют смыть позор и силой вернуть потерянное, хотя бы и под водитель-ством римлянина. А тарквинийцев столь же волнует имя, сколь и род-ство: лестным кажется видеть своих царствующими в Риме. (5) И вот два войска двух городов устремляются за Тарквинием, чтобы вер-нуть ему царскую власть и войною покарать римский народ.
Вступив в римские земли, враги встретили обоих консулов: (6) Валерий вел пехоту боевым строем, а Брут — передовую конную раз-ведку. Точно так же шла конница и перед вражеским войском, возглав-лял ее царский сын Тарквиний Аррунт, а сам царь следовал за ним с ле-гионами. (7) Угадав издали консула сперва по ликторам, а потом уже ближе и вернее — в лицо, Аррунт, возгоревшийся гневом, воскликнул: "Вот кто изгнал нас, исторг из отечества. Вот как важно он высту-пает, красуясь знаками нашей власти! Боги — мстители за царей, будьте с нами!"
(8) И, пришпорив коня, мчится он прямо на консула. Брут заме-тил, что на него скачут. Тогда считалось почетным, чтобы вожди са-ми начинали сражение: (9) рвется и Брут к поединку, и столь яростна была их сшибка, что ни тот ни другой, нанося удар, не подумал себя защитить, так что оба, друг друга пронзив сквозь щиты, замертво пали с коней, насаженные на копья. Тотчас вступила в битву вся кон-ница, за ней подоспела пехота; (10) бой шел с переменным успехом, и никто не взял верх: оба правые крыла победили, левые — отступили: (11) вейяне, привыкшие к поражениям от римлян, рассеялись и бежали; тарквинийцы же, новые нам враги, не только выстояли, но даже сами потеснили римлян.
7. (1) Хотя битва закончилась так, Тарквиния и этрусков вдруг охватил ужас, столь сильный, что, оставив затею как тщетную, оба войска, тарквинийцев и вейян, ночью разошлись по домам. ...римляне оттуда ушли победителями, этруски — побежденными, ибо, когда рас-свело и ни одного врага не было видно вокруг, консул Публий Валерий собрал с павших доспехи и с триумфом вернулся в Рим. (4) Товарищу своему он устроил похороны, пышные, сколь это было возможно по тем временам. Еще почетнее для погибшего был общественный траур, особенно замечательный тем, что матери семейств целый год, как отца, оплакивали его — сурового мстителя за поруганную женскую честь.
Публий Валерий Публикола приказывает разру-шить свой дом. Гравюра 19 в.
(5) А оставшийся в живых консул (так изменчиво настроение толпы!) из народной милости вскоре попал в немилость и даже был заподозрен в ужасном преступлении. (6) Пошла молва, будто он домо-гается царской власти, потому что не поспешил он с выбором това-рища на место Брута и потому что начал строить дом на вершине Велийского холма — там на высоком и укрепленном месте это была бы неприступная крепость. (7)
Возмущенный тем, что такое говорилось повсюду и что такому верили, консул созвал народ на сходку и вошел в собрание, склонивши фаски. Это зрелище пришлось толпе по душе: склонены были перед ней знаки власти и тем было признано, что величием и силой народ выше консула. (8) Тут, потребовав внимания, консул ... перенес все заготов-ленное для стройки к подножию Велии и поставил дом под ее скло-ном...
8. (1) Вслед за тем предложил он законы, которые не только сняли с него подозрение в желании царствовать, но дали делу такой поворот, что он даже стал угоден народу. Отсюда и пошло его про-званье Публикола. (2) С наибольшей благодарностью приняты были за-коны о праве жаловаться народу на магистратов и о проклятии и имуществу и самой жизни всякого, кто помыслит о царской власти. (3) Законы эти провел он один, чтобы одному получить и признатель-ность, и только тогда созвал собрание для выборов второго консула. (4) Избран был Спурий Лукреций, который из-за преклонных лет не имел сил справляться с консульскими обязанностями и через несколько дней умер. (5) На место Лукреция был выбран Марк Гораций Пульвилл. У некоторых старых авторов я даже не нахожу Лукреция в списках консулов — после Брута они тотчас называют Горация; я думаю, что, поскольку ничего примечательного Лукреций не совершил, его консуль-ство и забылось...
(9) Таковы были события на войне и дома в первый год после из-гнания царей .
Порсена у стен Рима
2. Кризис рубежа 6-5 вв. до н.э.
Литературная версия, вне сомнений, заслуживает внимания ис-следователей. Однако искать в рассказах Тита Ливия и Дионисия дета-лей и подробностей событий конца 6 — начала 5 в. до н.э. было бы неле-по.
Однако, кое-что всё же заслуживает внимания. В частности, дра-матическое умерщвление античными авторами неестественно правиль-ного Брута в единоборстве с Аррунтом, сыном Надменного рекса. Воз-никает ощущение сугубо беллетристического приёма — устранения ставших ненужными по сюжету героев.
Очень любопытна также попытка оставшегося в живых Публия Валерия сохранить единоличную власть. Её можно трактовать как от-ражение довольно долгой и очень яростной борьбы за должность рекса между представителями аристократии латинского и сабинского проис-хождения. Точно так же можно объяснить выход на политическую арену Марка Горация Пульвилла и Тита Лукреция Триципитина, возможно, также желавших занять место рекса.
То есть ни о какой республиканской идее, мгновенно овладевшей умами римлян, не приходится говорить. Ни о каком быстром оформле-нии элементов республиканской государственности не может быть речи. Отказ от института власти рексов происходил постeпенно.
