Нарцисса по-прежнему была не в курсе Сценария и демона. У меня были вполне серьёзные основания опасаться за здоровье последнего, если она узнает, кто записал её чадо в другую команду. Она, кстати, о неординарности Драко не забывает ни на минуту.
— Скажи, Перри, — обратилась она к Богине, — не могли бы вы, если вам попадётся способ перманентно превратить мальчика в девочку...
Собственно, как я и говорил.
— Да, конечно, — ответила Пераспера. — Только до окончания Хогвартса вряд ли такое стоит применять...
— Почему? — удивилась Нарцисса.
— Потому, что в предсказании он везде мальчик, и живёт с мальчиками в одной комнате, — пояснила Богиня.
Нарцисса понимающе кивнула. Папа кашлянул в кулак, собираясь взять слово.
— Пераспера мне сказала, что готова изготавливать Дублёра Алексу каждый месяц, — сказал он. — Это означает, что он сможет снизить нагрузки и перестать пользоваться Маховиком Времени. Алекс будет в Хогвартсе, как ему написано в предсказании, а Дублёр с Сириусом останутся здесь. Пераспера будет учить его магии, а мы с Сириусом — сражаться. Единственное, что способ доставки на место ритуала пока не продуман, но у нас ещё есть три недели, чтобы уточнить детали.
Сириус даже не нашёл в себе сил, чтобы кивнуть отцу в подтверждение его слов.
— Крёстный, — позвал я его, кивая в сторону библиотеки. — На два слова.
Он так же молча поднялся и пошёл со мной. Я плотно прикрыл за нами дверь и наложил Муффлиато. Он сел на кожаный диван и уставился на пальцы сцепленных рук. Я пытался придумать, как мне начать разговор, чтобы он не закончился поркой.
— Говорил я вам, — сказал он, избавив меня от необходимости подбирать слова. — А вы не послушали. Ты что, не понял, что имела в виду Пераспера? — тут он закатил глаза и мечтательно причмокнул, пробормотав себе под нос: — Перри!
Я хмыкнул.
— Что? — подозрительно спросил он.
— То, — ответил я. — Вот, поэтому я и не верю в это горе, которое написано на твоём лице. Потому, что ты и сейчас продолжаешь думать лишь о юбках и ножках, под этими юбками скрытых...
— Никакого уважения к старшим, — покачал он головой. — Вот, помню я в твоё время...
— Расскажи мне, — предложил я, тоже усаживаясь поудобнее и приготовившись слушать.
— Да ну тебя, — махнул он рукой. — Пераспера говорила о том, что в Сценарии есть ключевые события и действия, без которых никак нельзя. Вот, к примеру, если бы не был Гарри в Сценарии спесивым лентяем и лоботрясом...
— Но-но, — вставил я. — Попрошу не обижать нашего рубаху-парня. Не забывай, что я — это почти он.
— Был им, — согласился Сириус. — И перестал. Так вот, если бы не это, то трудно было бы объяснить битву в Отделе Тайн. Поэтому преподаватели игнорируют твои реальные знания и продолжают выставлять тебе колы. А если не умрёт Сириус, то трудно будет заставить недоучку Поттера как барана попереть буром на Волдеморта.
— А все эти истории с девчонками в Сценарии? — спросил я. — Чо, Джинни...
— На жалость давит, — вздохнул Сириус. — Такой вот герой, у которого всё плохо.
— Полностью согласен, — кивнул я. — Иначе ни книжку продать, ни кино снять...
— Поэтому хоть ты тресни, но Сириус должен умереть, — заключил он. — Понимаешь, что меня реально удручает? Что я уже бабочка в гербарии, любовно наколотая на булавку тысячей слов, и как ни трепыхайся...
— Сириус, — тихо сказал я.
— Хорошо, Щеночек, — хлопнул он себя по колену, разворачивая плечи и снова превращаясь в Чёрного Клыка — грозу шеффилдских шлюх и пожирателя ночных мышей. — Я сделаю так, как ты хочешь.
— В смысле? — удивился я.
— Ты же мне хотел прочитать лекцию по поводу того, что уныние — первый шаг к поражению? — спросил он.
Я проверил волосы — сеточки не было! Эта собака мало того, что говорит по-человечески, так ещё и читает мои мысли!
— Нет, я не читаю твои мысли, — мотнул он головой. — Я просто слишком хорошо тебя знаю. Так вот, Щеночек, я тебе пообещаю, что не буду унывать, что бы ни произошло...
— И сделаешь всё возможное и невозможное, чтобы не умереть, — добавил я.
— Да. Сделаю вообще всё, — подтвердил он. — Но ты мне должен кое-что пообещать взамен...
— Я не торгуюсь, — быстро сказал я.
— Я тоже, — согласился он. — Ты мне пообещаешь, что ни прямо, ни косвенно, не попросишь нашего друга помочь.
— Нет, — сказал я.
— Ты сам его просил, чтобы он не вмешивался в твою жизнь, — напомнил Сириус. — Я же хочу, чтобы он не вмешивался в мою.
— Там речь шла о жизни, а не о смерти, — возразил я, внутренне закипая. — Есть разница между смертью и не очень удачной жизнью!
— Если бы ты меня спросил, чего бы я тебе пожелал — умереть или навеки расстаться со своими... невестами и провести жизнь с нелюбимой дурой... — сказал он.
— Я совсем не желал жить без них, — прошептал я. — Я просто хотел, чтобы они пожелали быть со мной.
— И что в итоге? — усмехнулся он. — Одна — рядом, но другая... Думаешь, это лучше?
— Сириус, да что ты понимаешь? — вскинулся я. — Демон же — такой же писатель, как эта... бессердечная сука! — я орал всё громче, на в силах сдерживаться. — Писателю что важно, а? Читатели и тираж! А знаешь, что такое бестселлер, а? Я тебе расскажу, что такое бестселлер! Это когда они созданы друг для друга, но она выходит замуж, потом ещё раз, и с двумя сыновьями через двадцать оет наконец возвращается к нему, и они вроде бы счастливы, но дитя их любви сворачивает себе шею, упав с пони, и они снова расстаются! Вот, что такое чёртов бестселлер!!!
— Дурак ты, Щеночек, — дав мне откричаться, миролюбиво заметил Сириус, вытирая брызги слюны с лица. — Дима же — мужик, понимаешь? Это в дамских романах постоянно какие-то препятствия, мешающие людям заняться делом — то в дверь ванной комнаты кто-то стучит, то дракон нападёт на город, то собака грызёт мебель, то гражданская война случается, то пьяный придурок в шкафу... Мужчинам более свойственно сострадание к своим героям и логика в повествовании...
— Да без разницы, — пожал я плечами, уже успокоившись. — Дафна сейчас со мной, и я знаю, что это — из-за меня, а не из-за строчек в книге. А Панси...
— Да если бы... — начал Сириус, а потом махнул рукой: — В общем, ты мне должен пообещать, Щеночек. И сотри запись этого разговора, пожалуйста.
— Ты хочешь, чтобы это мы тебя спасли? — спросил я.
Сириус молча кивнул.
Мы вернулись в гостиную. Он, широко улыбаясь, поцеловал Флёр и Белинду, увлёкся и хотел было поцеловать Перасперу тоже, но я предупредительно кашлянул в кулак. Мы ещё обсуждали разные мелочи вроде того, как миссис Малфой продолжит опекать меня от произвола в стенах школы, потом Нарцисса распрощалась, немного успокоенная переменой настроения Бродяги, а затем и мы начали расползаться по углам. Полный мыслей и переживаний, я доплёлся до своей комнаты, принял душ и завалился в кровать. Через пару минут в дверь кто-то поскрёбся. Странно — обычно они приходят без спроса и уходят, когда хотят. Что-то не так!
— Войдите! — крикнул я, доставая палочку.
Дверь приоткрылась и закрылась, а потом я услышал лёгкие шаги по полу. Две пары ножек, однозначно!
— Мы хотим зажечь свет, — послышался голос Дафны.
— Да пожалуйста, — согласился я и зажмурился, привыкая.
Это были Дафна и Панси — отчего-то в халатах, а не в пижамах, как обычно.
— Выбирай, — предложила Панси. — Петрификус или Инкарсерос?
— Петри... — начал я и возмутился, увидев, как Дафна наводит на меня палочку: — Эй!
— Петрификус, — произнесла та, и я снова свалился на кровать.
Меня бережно подняли и подложили подушек, чтобы я мог видеть происходящее в комнате.
— Мы решили, что ты уже давно заслужил небольшой подарок лично от нас на Новый Год, — приговаривала при этом Дафна. — Но вручить его так просто не можем. Поэтому пришлось тебя обездвижить. Прости.
Она смачно чмокнула меня в губы, а потом меня поцеловала Панси. После этого девушки спустились на пол, Панси поставила какую-то мелодию на своём наладоннике, и они начали медленно танцевать передо мной, постепенно распуская пояса халатов, оголяя плечики и сбрасывая халаты на пол. Я понял, зачем они меня заморозили — иначе бы я точно дров наломал! На них были, судя по всему, их собственные новогодние подарки — наборы кружевного белья. Панси была в светло-зелёном, а Дафна — в пастельно-голубом. Ещё никогда я не видел своих невест в столь открытом одеянии — нет, всё было совершенно прилично, ничто не просвечивало и не соскальзывало, но... Ничего, кроме трусов и лифчиков!!!
Этот подарок был ещё лучше железной дороги. Я благодарно любовался грацией и изгибами их танцующих фигурок, даже не помышляя о том, чтобы вырваться. Змейки натанцевались и залезли на кровать, чтобы снова уложить меня горизонтально, и оказались при этом так близко, что я даже мог разглядеть жилку, бьющуюся на шее Дафны. Ни слова ни говоря, они затушили свет и забрались под одеяло, плотно меня обнимая и ко мне прижимаясь. Нога Панси обвила моя правую ногу, а нога Дафны — левую, пижаму на груди они расстегнули и приложили к ней свои тёплые ладошки.
— Надеюсь, мы тебя не сильно потревожим, если будем спать вот так? — спросила Панси.
О, нет, совсем не потревожите, ничуть! Предлагаю вообще сделать это хорошей традицией!
— Спокойной ночи, Алекс, — шепнула Дафна мне на ухо и поцеловала в шею.
— Спокойной ночи, Поттер, — мурлыкнула Панси, царапая коготками мне грудь, и тоже поцеловала.
Спокойной ночи, змеи!
23. Крылатый ужас
Когда Панси в начале каникул настояла, чтобы я ночами оставался с ней, я решил, что, может, и стоит устроить себе это прощание, растянутое на две недели. А то, что это будет именно прощанием, мне было ясно, как божий день. Ни на секунду у меня не возникло мысли, что она одумалась. За всё время каникул я ни разу задал снова этот вопрос. Что толку — все точки над и уже давно расставлены, и она ясно дала мне понять, что ко мне не вернётся. Скорее всего, оно и к лучшему — у меня вдруг появилось ощущение, что пытаться совладать одновременно с несколькими весьма строптивыми особами было явной переоценкой сил с моей стороны даже при том, что все они ко мне относились весьма благожелательно и сами прилагали усилия к сглаживанию острых углов. Тем не менее, напряжение, которое во мне копилось, было отчасти вызвано и тем, что мне приходилось следить чуть ли не за каждым своим словом. Словно жонглёр, который перестаёт дышать, когда ему приходится удерживать в воздухе одновременно два десятка хрупких фарфоровых статуэток...
Итогом всех этих размышлений явилось то, что я решился полностью отрешиться от того, что происходит в жизни Панси за пределами нормальной братской заботы о ней. Или, скорее, мне показалось, что я решился... Вполне предсказуемо — это не явилось для меня сюрпризом, и я к этому готовился — в первый же день я встретил её с Джорджем Викэмом. То есть, она просто шла по коридору по своим делам, надменно задрав носик, а Викэм, невзирая на мантию Хаффлпаффа, ужом увивался вокруг неё, только что не оплетая Панси своими змеиными кольцами. Я остановился и нахмурился, спрашивая взглядом, не нужна ли помощь, но Панси, искоса глянув на ухажёра, поощрительно прищёлкнула пальчиками, словно командуя преданному пуделю встать на задние лапы и высунуть язык, и прошла мимо, ещё сильнее задрав нос.
На ватных ногах я двинулся дальше, стараясь хранить невозмутимое выражение на лице, что, признаюсь, далось мне с превеликим трудом — к моменту, когда Панси удалилась, казалось, на лице не осталось ни одной не одеревеневшей мышцы. Поскольку ноги совсем отказались меня слушаться, я прислонился спиной к холодной стене, пытаясь справиться с внезапно возникшей пустотой в груди — чувство было такое, словно кто-то совершенно безболезненно удалил мне сердце, и кровь ещё продолжает по инерции струиться по жилам, но жизнь моя уже кончена. Я на минуту прикрыл глаза...
— Мяв! — раздалось совсем рядом.
Я встрепенулся и увидел перед собой Мурку, которая с независимым видом умывалась, сидя на полу. Она замерла с поднятой лапой, смешно высунув язык, и посмотрела на меня. Обнаружив, что моё внимание уже всецело принадлежит ей, кошка опустила лапу на пол и снова требовательно мяукнула:
— Мяв!
— Туда, — махнул я рукой в сторону изгиба коридора, за которым скрылась Панси со своей домашней зверушкой. — Она ушла туда.
Мурка вскочила и неторопливо направилась в ту сторону, изящно покачивая изогнутым в виде вопросительного знака хвостом. Я понял, что ноги снова мне подчиняются, поднял свою сумку и отправился в кабинет к своему врагу — на столь долгожданный урок Окклюменции.
Надо сказать, что мне было страшно к нему идти — как оказалось, именно Снейп пытался меня прикончить в тот вечер перед рождеством. Я не стал беспокоить маму рассказом о небольшом недомогании, от которого меня с такой вальяжной неспешностью исцелил Дамблдор, но с отцом поделился — просто потому, что мне нужно было выплеснуть из себя ужас от неминуемой смерти, запоздало охвативший меня уже через день после того, как гроза миновала, и этот кто-то не должен был рухнуть в обморок в процессе повествования. Папа, надо сказать, оказался крепким орешком и без чувств не упал, но после моего рассказа подошёл к стене, нажал потайную кнопку на панели красного дерева, и в стене открылся небольшой шкафчик. Достав оттуда бутылку и стакан, он налил почти до краёв и одним махом выдул, а потом сел на диван рядом со мной, крепко обнял и поцеловал в макушку.
Время было позднее, и мы разошлись, просидев около получаса — в основном молча. На следующий день, однако, папа снова потащил меня к себе в кабинет, где я неожиданно столкнулся с Перасперой. Папа уже посвятил её в суть дела, и она сразу взяла быка за рога, с хирургической дотошностью выспрашивая у меня подробности, казалось, не имевшие отношения этому происшествию. В частности, её очень заинтересовал тот факт, что днём раньше на уроке зельеварения мне было выдано индивидуальное занятие, которое я, естественно, с грохотом провалил. С грохотом — в буквальном смысле. Снейп заранее отделил меня в дальний угол, и ближайшие к мне товарищи были как минимум в пяти метрах от меня. К слову, тот же Малфой каким-то чудом оказался на другом конце помещения. В итоге, когда я смешал зелье, оно практически сразу же взорвалось, обрызгав меня вонючей жидкостью. Свой рассказ Богине я сопроводил записью, которая велась в тот момент моими очками.
