— Только поклянись мне, что ты не будешь использовать те карточки, что в нем есть, — осторожно сказала я, — а купишь и вставишь себе другие от операторов, ибо на тебя сразу выйдут... Будет больно в лучшем случае, и мне попадет...
— Боже, у меня нет сейчас денег, — взмолилась девчонка. — Негде купить карточку, я прошу! Можно я хоть один раз позвоню, при них, девчонках, а? — она так моляще смотрела на меня, что я дрогнула.
— Нет! — тихо сказала я.
— Но только сегодня вечером! — она сложила молитвенно на груди руки. — Один раз!
Я улыбнулась. Как она походила на меня!
— Это смертельный риск, — покачала головой я.
— Я готова рискнуть! — гордо ответила она. А потом снова посмотрела на танцующих, когда даже издалека в густой толпе был виден блеск драгоценностей в той группе и чуть помрачнела.
— С таким аппаратом мне не нужно драгоценностей... Пусть заткнутся... — гордо и презрительно глядя на них, сказала она.
Я хихикнула.
А потом поглядела на ее храбрящееся лицо, безумно напуганное будущей авантюрой, и тихо сказала:
— Слушай, а ты Олега Ивановича знаешь?
— Белобрысого, что ли? Да он мне как дядя, кто ж его не знает, да только у него с семьей горе случилось... — радостно вскрикнула она. — Я всю команду его знаю! Сколько они моему отцу крови выпили! Он из-за жены странный, у него личная трагедия, — мрачно сказала она. — Санька, моя подруга, втюрилась в него как кошка, а он никак, даже не реагирует...
— Ну так передашь ему вот эти драгоценности, он их у меня забыл... — вздохнув, я отдала девчонке гранатовый браслет и сережки, что оставались на мне, и потому их белобрысый не забрал. Раз эта бабушка его родственница, черт с ней, я не из-за драгоценностей ей квартиру купила и ее Юру спасала... Я честная...
Девчонка как-то странно смотрела на камешки.
— Запомнила, кому передать? Это только ему, а не твоему отцу...
— З-запомнила... — заикаясь, сказала она. — Это драгоценности? Такие как у них?
— Успокойся... — буркнула я. — Твоим богатым девочкам таких не видать, даже если папы у них заплатят миллионы за камешки... Только не спутай, кому отдать, и одевай только в закрытых богатых местах, — ухмыльнулась я, — чтоб у тебя не вырвали их вместе с ушами и головой, поняла?
Она послушно быстро закивала.
Я встала, давая понять, что аудиенция окончена. Да и не понравилось мне какое-то движение машин вдали.
— Кажется, твои ребята уходят... — усмехнувшись, сказала я, ибо давно уже вычислила, на какую группу она смотрела. Даже программиста ее предположительно угадала, ибо он так смотрел на нашу скамейку, так смотрел! И она уверяла, что он ее не видит в упор! Подозрительно, скажем, смотрел на мою голову-маску Мишки, даже вылез на трибуну, чтоб лучше видеть, маска моя же мужская. Кажется, девочке светит белое платьице и фата гораздо даже скорей, чем она думает.
Она бегом направилась туда, я же резко направилась в противоположную сторону, сжав зубы. Что-то мне не понравилось. Я просидела на месте больше трех минут, а ведь я перед этим звонила — с ужасом подумала я. По краям площади были возвышения, так что сама площадь была как в амфитеатре, и я взбежала по ступенькам. И уселась обессилено на скамейку. Отсюда трудно было различить девушку, она ведь скрылась среди минимум ста тысяч молодежи. Потом опять встала.
Я быстро пересекла дорогу, поднялась еще выше и остановилась среди людей на остановке маршрутки. Подумав, я зашла прямо в маске выпить кофе в небольшой ресторанчик.
И тут на дороге завизжали тормоза. Со всех сторон вокруг площади с молодежью подъезжали с воем милицейские машины, полностью блокируя ближнюю к стадиону полосу. Насколько я могла лениво видеть, потягивая чашечку кофе на террасе, они оцепляли живым кольцом всю площадь.
Из машин выбегали милиционеры, смотрели на танцующие тысячи людей, кое-кто просто плакал и ругался.
— Издевается, гадина! — чуть не заплакал один полковник внизу прямо подо мной, смотря в трубу на гигантскую площадь, сплошь всю заполненную народом. Сто тысяч народа уже окружали влюбленную Аньку.
Я равнодушно прихлебнула вкусного кофе.
— Я тебе говорю, — спокойно говорил кто-то. — Теперь владельца телефона не стоит даже брать. Вот увидишь, утром ворвутся на звонок, и еще и окажется, что это будет дочка генерала в его собственной квартире! Она мастерица выкидывать такие фокусы — попробуй найди ее в этой толпе в масках!? — он сплюнул.
В это время подлетела машина с конвоем из двух джипов.
— Определили местонахождение? — с ходу вывалился генерал из машины.
— Да! — четко отрапортовал человек в странной машине.
— Точно?
— Точно! Она и сейчас звонит!
— Где!?!
Человек показал. В самую гущу весело танцующей толпы.
Генерал заплакал.
Глава 57.
— Сука! Дрянь! Б...! — кричал генерал сквозь слезы и топал ногами.
Я недослушала его, ибо увидела едущую по этой стороне маршрутку, заплатила деньги, и села в нее, спокойно сойдя по ступенькам, заслоненная микроавтобусом от милиции.
— Ожидается резкое похолодание, вызванное Эльниньо... — бормотало радио. — Будьте внимательны, приближается арктический циклон, возможны редкие в эту пору заморозки.
Маршрутку нигде не останавливали. Я тупо таращилась на ночной город.
Не помню, где я вышла и куда я шла. На душе было муторно. Мне не было куда идти. Я только сейчас поняла, что меня выгнали из моего дома. И от меня отказался жених...
Не помню, куда я брела и почему плакала. Мне было все равно. Голова кружилась... Я еле шла.
Не помню, почему я оказалась на земле. Какой-то бомж с бутылкой налетел на меня, вырвал из руки сумку. Я попыталась сопротивляться. Второй его товарищ сорвал маску вместе с бинтом.
От адской боли я очнулась и кинулась на него. Но получила только удар под глаз, а потом второй рукой хук слева. Изловчившись, вся плывя от адской боли в рвущейся от боли голове, я ударила его пальцем в глаз. Он ахнул и отлетел. А я, упав на валявшуюся под скамейкой бутылку, на ощупь ударила второго по лицу ей изо всей силы, вгоняя хрящи носа в мозг. Но, наверное, я попала не слишком сильно. Завыв и схватившись за лицо, он кинулся прочь. Где-то открылось окно. За ним бежал второй. Кажется, по переулку кто-то шел.
Мыслила же я очень медленно и тяжело. Не знаю, сколько так я тупо просидела, опасаясь шевельнуться. Знаю, что стало ужасно холодно. Руки начали неметь. Я сидела в одной блузке. Ну и пусть, замерзну... — по-детски подумала я. Меня никто не ждет. И как-то медленно я вдруг окончательно поняла, что у меня теперь нет дома, и я должна заботиться о себе сама. Я должна искать ночлег.
Я вынула свои оставшиеся деньги и тщательно пересчитала их. Я обыскала абсолютно все, тупо смотря на оставшуюся у меня сумму.
Это была купюра в сто рублей. Не долларов, а рублей. Одна купюра.
Сто рублей!
И на эти деньги я должна была жить в большом городе...
Я не выдержала и зарыдала... Отчаянно, горько, беспросветно... Мне было все равно, что я замерзаю, что руки уже ничего не чувствуют, я все плакала, плакала и плакала...
— Ну чего ты ревешь? — строго спросил усталый женский голос, наклоняясь ко мне.
Я с трудом подняла зареванную голову, ничего не в силах увидеть.
— М-меня из дому выгнали... — запинаясь, с трудом выговорила я. — А у меня сто рублей...
Женщина нахмурилась. Открыв глаза, я, когда все расплывалось, увидела перед собой нечеткое лицо той самой медсестры, что утром так тепло отнеслась ко мне. Я замерзаю... — грустно и безразлично подумала я. Это начались галлюцинации. Перед смертью мне так хотелось посмотреть на тех, кто хоть немного меня любит. Я чувствовала, что рана в голову отобрала слишком много сил, чтобы идти, а просить у кого-то помощи я не могла и не хотела — меня б зверски убили, если б я попала в больницу. А я предпочитала бы умереть с честью и спокойно. Вдали улицы я видела больницу, дворик, где была Принцесса. В своих блужданиях я просто почему-то бессознательно пришла умирать сюда, как раненный зверь, инстинктом вернувшийся туда, где мне было тепло... Это была теплая и хорошая галлюцинация, хоть и немного сердитая... Я видела, что она меня не узнает, и это было хорошо...
— Ох, горюшко, хорошо, что хоть я задержалась на работе, и ночью решила пешком пройти на маршрутку, чтоб проветрить голову, а не поехала раньше с ассистентом... А то б такое глупое дитя замерзло бы, ты ж в одной футболке... Повернись... О Боже, что это!?
— М-меня избили... они меня били... пока я сидела... — медленно пожаловалась я. И снова заревела.
— Не прибедняйся, видела я, как ты их тоже отделала... Они попали в нашу больницу... Это я окно открыла и спугнула их! — гордо сказала она.
— Они убежали вместе с сумкой... — отчаянно выговорила я. И снова упала на скамейку.
— В сумке были деньги?
— Н-нет... Денег не было... Вообще не было...
— Ох ты лихо... — зазвучал над головой ее ласковый голос. — Вставай!
— Зачем? Мне некуда идти... — я захлебнулась слезами, не в силах подняться и не желая тратить на это остатки сил. — Меня жених бросил, он от меня отказался... Мне негде жить, а в кармане сто рублей в исключительн-но твердой валюте... — выговорила я.
— Не канючь, горе... — жестко скомандовала она. — Вытри сопли... И мигом подъем, а то замерзнешь! — рявкнула она по-солдатски. — Знай, что помощь иногда приходит в последнюю минуту оттуда, откуда не ждешь, я это знаю по своему отчаянному опыту! Будешь ночевать у меня дома!
Я медленно поднялась, пошатываясь. Исключительно теплая и добрая галлюцинация. Видимо, я уже умираю. Она надела на меня свой свитер.
— Н-не надо...
Но она просто втолкнула меня в маршрутку.
— Напилась дочка? — беззлобно бросил водитель, трогая. — Слыхали, что произошло на празднике? Милиция напилась и придумала разгонять большую дискотеку-концерт, так дети стали танцевать на крышах машин с крутящимися мигалками, считая это светомузыкой! Кто-то крикнул, что это шутка, и они и поверили... И никто ничего поделать не мог, ну, может, дубинками кое-кому попало. В детей стрелять не стали, тем более, что генералу позвонила дочка и спросила, что такое? Мол, она тоже там находится! — он о чем-то убаюкивающе болтал, а я засыпала.
Меня все также вытянули из машины.
— Не спи! — строго сказала она. — Иначе можешь не проснуться, пока я тебя в горячую ванну не оформлю... Баньку устрою...
Она выволокла меня из машины. В глазах у меня все плыло. Я послушно шла за ней. И потому не сразу сообразила, когда меня втянули в дверь, что в дверях появилась моя маленькая Принцесса.
— Явилась? — строго спросила она мою спутницу. А потом посмотрела на меня, не доставая мне и до пояса.
Я поняла, что у меня глюки, что это мне только чудится тепло, а я сама замерзаю на улице. Как девочка со спичками моего Андерсона... Было так хорошо. Видение не исчезало... У меня из глаз потекли слезы счастья... Жива... Хоть во сне, но жива...
— Кого это ты притащила опять? — подозрительно спросила она.
— Иди, иди, террористка-похитительница... — ласково сказала моя спутница.
Я вздрогнула.
Женщина почуяла это и обернулась.
— Не ты, не ты, а она террористка... — успокаивающе сказала она мне. — Представляешь, позвонила своему родному отцу и потребовала миллиард, иначе он свою дочь никогда больше не увидит...
— Я что, лгала что ли? — оскорблено произнесла Принцесса. — Я бы действительно умерла от голода, а, может, никогда к нему не вернулась.
— ...Девочка не мелочится... А ее отец вместо денег прислал отряд командос! — упрямо продолжила, не обращая на Принцессу внимания, моя спутница. — И мне так попало!
— А вы...? — я хотела сказать, "а вы как в эту историю попали", но не смогла выговорить. Но она поняла.
— А я вляпалась в эту историю потому, что эта хулиганка позвонила им с моего мобильного телефона! — возмущенно ответила моя медсестра. — Я как раз проводила инспекцию там, и положила телефон на стол... Представь себе, как я удивилась, в каком была шоке, когда меня, ворвавшись, скрутили и поставили к стенке!
— Я не виновата! — выкрикнула маленькая хулиганка. — Он должен был принести деньги!
— Хорошо хоть, что врачи подняли вой, милиция меня знала, ворвался другой отряд и меня освободил... — она помолчала и задумчиво сказала. — Странный, надо сказать, у нее папа. Будто его и нет, тень... Он так сам и не позвонил, не поинтересовался, даже дочери не позвонил, я только с его помощником и разговаривала... Ни по поводу дочери, ни по поводу родственницы — двоюродной сестры настоящей бабушки, к тому же, с кем же девочка живет? Да и солдаты... У меня было странное впечатление, что они хотели больше убить девочку, чем спасти.
— А...? — спросила я.
— А как она сюда попала? — догадалась та. — Так она от них удрала. Шустрый ребенок... Я потом ее словила и всыпала ей. Но и мне эти мужики, честное слово, не понравились, какой-то у них нехороший взгляд... И я забрала временно девочку к себе домой... Они с бабушкой, оказывается, голодали, маленький ребенок жил один. Правда, добыл где-то сто долларов для бабушки и обожрался до усрачки, так и не сказав нам с бабушкой, где взяла. Говорит, мама дала... — голос ее дрогнул, хотя принцесса вышла в другую комнату. — А мама ее... — она вдруг прикусила язык и замолкла, правда в глазах ее что-то подозрительно блеснуло женское.
— Да знаю я, чего уж там, — мрачно крикнула принцесса, — бабушка считает, что мама умерла при взрыве, а я ее видела... Видела! И именно она мне дала сто долларов, чтоб я купила для нее еды! — непримиримо выкрикнула она из соседней комнаты. — Меня не переубедить, вы ведь сами видели продукты!!! — голос ее дрожал от ярости и боли.
— Успокойся, — тихо сказала медсестра. И обернулась ко мне. — Можешь называть меня Любой, я Любовь Федоровна вот только для нее... — она показала пальцем на маленькую террористку.
— Баба Люба, — мерзко хихикнула юная террористка... У меня в глазах все расплывалось...
В тепле и уюте все мобилизованные силы души, помогавшие сражаться и держаться раненной в бою, куда-то ухнули, ласковый голос подточил пружину, сжимавшую руки, готовые убить в одно мгновение... В одно мгновение на меня обрушилась раскалывающая реальная боль и слабость. Мне хотелось плакать и умереть здесь... Я растянулась на полу.
— О Господи, растяпа, не дошла... — сказала строго Люба из ванны. Кто-то маленький кинулся ко мне. Провел рукой по голове, а потом, кажется, поднес руку к лицу... Мне было так тепло... Я умирала и захрипела кровавой пеной...
— Она ранена, — вдруг отчаянно закричал детский голос. — Куда ты смотрела!?! Еще врачиха называется!!!! У нее огнестрельная рана!!!
— Да ты что... — улыбнулась женщина. Ну ударилась! ...
Она смешливо наклонилась.
— О ГОСПОДИ! — она застыла надо мной. — Живо мой домашний набор хирургических инструментов и спирт! — рявкнула она, и ее голос стал стальным. — А я то, дура, еще подшучивала над ней, что она двух здоровых мужиков голыми руками вырубила, а такая слабенькая! — горестно вскрикнула она. — Она ж почти умирала! Как с такой раной можно было ходить!?! И кто еще б мог с такой адской болью ходить и драться!?! Спирт, перекись и вату!!! — рявкнула она, когда я уже лежала на столе в гостиной. Малая, как мне кажется, работала ассистентом.
