Гуляли глухой октябрьской ночью по берегу Кирпичного пруда, с которым связано столько мрачных легенд о Призраках и Приведениях, мерзко и плотоядно скрежещущих зубами? После того, как в пруду — намедни — обнаружили восемь брезентовых мешков с кусками расчленённых человеческих тел?
А что здесь, собственно, такого, мои уважаемые читатели и читательницы? Во-первых, купчинские юноши и девушки трусостью и робостью никогда не отличались. А, во-вторых, вдоль берега пруда — через каждые шестьдесят-семьдесят метров — горели яркие фонари.
И вообще, к Кирпичному пруду в Купчино традиционно относились с теплотой, уважением и искренним пиететом. Собирались на его берегах — весь год напролёт — не пойми и кто. В том глубинном смысле, что все подряд и только на тех участках берега, которые были свободны от строений: раньше — от корпусов кирпичного завода, нынче — от многоэтажных новостроек. В тёплое время года люди в годах ловили в пруду рыбу (говорят, что даже и трехкилограммовых щук), резались в карты и употребляли — сугубо в меру — алкоголь, а молодёжь загорала, жарила шашлыки и беззаботно бренчала на гитарах. И зимой на пруду было здорово: подлёдная рыбалка, снежные крепости, снеговики, коньки, хоккей, прочее.... Знаковое место, короче говоря, для каждого коренного купчинца — Кирпичный пруд. Вот, тот же Серёга Яковлев. Именно на берегу данного старинного водоёма он в первый раз и поцеловался со своей Олей...
Итак. Юноша и девушка гуляли по берегу Кирпичного пруда.
— Подожди, — неохотно отводя губы в сторону, попросила девушка. — Слышишь?
— Нет, не слышу. Продолжаем...
— Прекращай.... Ну же. Стук какой-то странный.... Слышишь?
Юноша, позабыв про поцелуи, напряжённо вслушался в ночные звуки и через несколько секунд подтвердил:
— Действительно, стучит.... Вернее, шлёпает. А ещё хрипит. И, такое впечатление, приближается.
— Может, спрячемся?
— Давай...
Молодые люди затаились — чуть в стороне от линии фонарей — за двумя высокими бочками, игравшими здесь роль урн для мусора.
Через минуту — рядом с одним из фонарей — прошли две тёмные широкоплечие фигуры, нёсшие стандартный торговый павильон.
— Это они шлёпают, — прошептала девушка. — Вернее, подошвы их босых ног.... Или же лап? Как думаешь, а?
— М-м-м...
— Дар речи потерял? Типа — с испуга?
— Есть немного, — помолчав, признался юноша. — Здоровенные такие: вдвоём тяжёлый павильон прут. Надо же.
— А кто они такие?
— Не знаю.... Кожа — в отблесках фонаря — отливает багровым. Глаза — ярко-жёлтые. Блин купчинский, замешанный на позавчерашнем кефире.... Черти? Так, ведь, без рогов и хвостов...
Высоченные тёмные фигуры остановились на берегу пруда и опустили свою ношу на землю.
Через полминуты сухо и коротко загрохотало:
— Трах. Трах. Трах...
Вскоре странные звуки смолкли.
— Это они — острыми когтями — делали дырки в днище ларька, — догадалась девушка. — А сейчас, понятное дело, будут его затапливать.... Надо будет потом, уже утром, в полицию позвонить. Павлу Андреевичу....
Глава пятая
Встреча на берегу пруда
Или — немного про Войпеля
Сергей проснулся в шесть тридцать и задумался: — "А во сколько (по времени), питерские горожане и горожанки отправляются — по утрам — выгуливать своих верных четвероногих друзей, а? Что-то я, за давностью лет, запамятовал.... Вообще-то, наверное, рано. В том смысле, что от семи до семи тридцати. Но сегодня, опять же, воскресенье. Следовательно, попозже? Или как? Не знаю. Впрочем, не буду рисковать...".
Он поднялся с постели и отправился в душ: голова слегка трещала со вчерашнего, так как на двух бутылках коньяка они, понятное дело, не остановились и "усугубили" ситуацию водочкой.
После десятиминутного контрастного душа ожидаемо полегчало, и он, одевшись, слегка помахал руками-ногами (типа — сделал зарядку), после чего занялся приготовлением завтрака. Так, ничего особенного: яичница из четырёх куриных яиц (купил вчера поздним вечером в ларьке, возвращаясь от Саныча), пожаренная с оленьей вялено-копчёной грудинкой, хлеб с маслом и большая кружка чёрного крепкого кофе без молока и сахара. Классический завтрак многолетнего холостяка, короче говоря.
Вообще-то, в холодильнике и две пол-литровых банки пива имелись. Ну, из нетленной серии, мол, пиво — с похмелья — ещё никогда и никому лишним не было. Но...
— Пиво сегодня, увы, мне противопоказано, — уплетая яичницу, хмуро пробормотал Сергей. — По крайней мере, в ближайшие часы. Ну, а там видно будет. Посмотрим. По ситуации.
Как легко догадаться, он собрался прогуляться к Кирпичному пруду: ведь именно вдоль его береговой линии — по словам Сан Саныча — Ольга Гущина регулярно прогуливалась со своей собакой. Совершенно ничего хитрого.
Боялся он, честно говоря, этой встречи. Очень боялся. Но — одновременно с этим — ждал, мечтал и желал. Так желал, как ничего другого в этой жизни никогда не желал. Бывает. Любовь, как известно, субстанция странная, слегка запутанная и не всегда понятная. Не всегда понятная — простым смертным, я имею в виду...
Такое, вот, стихотворение сложилось у Сергея в голове полтора месяца назад:
Чистый слог, он нам завещан Богом.
Стройный стан — на много лет назад.
Осень затаилась за порогом.
Листья жёлтые — над городом — летят.
Листья жёлтые спускаются на озеро.
Между листьями лишь серые глаза.
И звучит — далёкая мелодия.
В воду падает — нежданная слеза.
Догорит костёр, и я уеду.
В те места, где не был много лет.
Подновлю могилки бабке, деду.
Встречу странный, призрачный рассвет.
И пойду гулять — тишком — по городу.
Веря, что случайно, навсегда.
Встречу серые — похожие на омут,
Милые, знакомые глаза...
Встречу серые. Похожие на омут.
Милые, знакомые глаза...
Это утро выдалось, на удивление, тихим и погожим, только слегка прохладным: температура окружающего воздуха — по ощущениям — не превышала пяти-шести градусов тепла.
На хлипкой "припарадной" лавочке, доверчиво подставив морщинистые лица скупым солнечным лучам, сидели знакомые старушки.
— О, Серенький нарисовался! — обрадовалась оптимистически-настроенная Матрёна Ивановна. — Никак, снова — с утречка пораньше — за пивком намылился? Ай-яй-яй. Нехорошо, мальчик.... Смотри, сокол ты наш одноглазый, доиграешься. От регулярных утренних пивных возлияний — до пошлого хронического алкоголизма — всего-то один маленький шажок. Пройдёшь его, мил-друг, и не заметишь. А когда заметишь, то поздно уже будет. Как жизненная практика-диалектика и показывает.
— Не, он сегодня, отнюдь, не пивными банками-бутылками озабочен, — мудро усмехнувшись, не согласилась с подругой седовласая Ульяна Макаровна. — Причёсан, тщательно выбрит, белая рубашечка под курткой, ботиночки начищены до блеска зеркального. Спорить готова (на что угодно), что без дел сердечных и давних здесь не обошлось. В том смысле, что без прекрасных серых глаз...
— Здравствуйте, бабушки, — слегка засмущался Сергей. — Хорошая погода, не правда ли?
— Правда ли, правда ли.
— Не плохая, симпатичный молодой человек, это точно.
— А вам, милые бабушки, чего не спится? Зачем в такую рань раннюю поднялись?
— Какой же тут сон? — удивилась Матрёна Ивановна. — Боимся, видишь ли, всё самое интересное проспать.
— Опять что-то случилось?
— Это точно, случилось. Очередное.... Примерно с час назад наркоманы шли со стороны сквера. Шли и грязно ругались, болезные, последними, что называется, словами. Мол, пропал куда-то ларёк возле сквера, торгующий "дурью" и "таблетками": вчера, мол, ещё торговал, а сегодня исчез — в неизвестном направлении. Ленточный фундамент стоит на прежнем месте, как вкопанный, а сам павильон-то — тю-тю. Испарился.
— Ничего себе.
— А ещё и продавца из этого пропавшего ларька нашли, — невозмутимо дополнила Ульяна Макаровна. — Возле Будапештской, между двумя пятиэтажными "хрущёвками". Мёртвого, понятное дело. Говорят, что застрелился. Или же, мол, застрелили, а самоубийство инсценировали.... Вот, Серенький, как ты объявился в этих краях, так у нас они и начались, непонятки кровавые.... А? Что скажешь?
— Ерунда, — пожал плечами Сергей. — Насквозь случайные совпадения. И не более того. Бывает.... Ладно, бабушки, пошёл я. Всех благ...
Он, перейдя через перекрёсток Будапештской и Димитрова, добрался до Кирпичного пруда: низкий безлюдный берег, серый каменистый песочек, перемешанный — местами — с овальными островками чахлой пожелтевшей травы, тёмно-зелёные бочки для сбора мусора, лёгкая туманная дымка над водой.
"Никого", — медленно шагая вдоль кромки воды, подумал Сергей. — Может, я рано пришёл. Или же, наоборот, опоздал. Чёрт подери.... Ладно, погуляю здесь немного — в пределах часа. Или, например, двух-трёх.... Стоп-стоп. Ничего себе — следочки на песке. В том плане, что чёткие отпечатки огромных босых подошв. Огромных-огромных. Только, блин, четырёхпалых босых подошв.... Хм. Точно такие же приметные следы я видел с полгода тому назад — там, в Республике Коми, в одном глухом лесном урочище. Местный охотник тогда клятвенно уверял, что это были следы йети. То есть, приснопамятного снежного человека.... Ну, и как прикажете это понимать? Мол, по Санкт-Петербургу, сомнений и страха не ведая, разгуливают обнаглевшие в корягу йети? Или же это чья-то дурацкая шутка? Типа — очень смешная, эстетичная и без меры весёлая? Всё, положа руку на сердце, может быть: дефицита доморощенных шутников-юмористов в нашем славном Купчино никогда не наблюдалось.... Эге, а вот здесь — совсем-совсем недавно — лежало что-то массивное, тяжёлое и прямоугольное. То бишь, некий громоздкий параллелепипед.... А потом его, как я понимаю, затащили в пруд — характерная широкая полоса и босые четырёхпалые следы, по крайней мере, "уходят" в воду. Вот же, блин горелый...".
— Гав! Гав! Гав! — раздался где-то рядом азартный лай. — Гав!
— Серый, противный мальчишка! Не смей хулиганить! — велела молодая женщина. — Немедленно отойди от бочки! Незамедлительно, злостный двоечник! Ко мне!
"Что такое?", — обеспокоенно зашелестело в голове. — "Это ко мне обращаются? Какая ещё бочка? Ничего не понимаю...".
Сергей резко обернулся и зачарованно замер.
"Это же она, Ольга Николаевна Гущина — собственной симпатичной персоной", — прокомментировал невозмутимый внутренний голос. — "Невысокая и очень стройная. Со стильной короткой стрижкой "под мальчика" — как и тогда. И сердце в груди постепенно сходит с ума — как и тогда.... Изменилась ли она за эти годы? Внешне, я имею в виду? Трудно сказать. Издали — так вроде и нет. В том плане, что с такого приличного расстояния всяких мелких деталей не рассмотреть. Возрастных морщинок, к примеру. Или же неаппетитных старческих пигментных пятен.... Всё-всё, молчу-молчу. Шуток совсем не понимаешь, дурилка картонная? Не сердись, братец. Больше, честное слово, не буду хохмить. По крайней мене, в ближайшие полчаса. Может быть.... Смотри-ка ты, она своего шустрого кокер-спаниеля величает — "Серым". Типа — в честь тебя? Ну-ну. Ха-ха.... Ага, строго отчитывает пёсика, мол: — "Не смей, хулиган отвязанный, подходить к бочкам с мусором...". Или же — не в честь? А, так сказать, из вредности? Мол: — "Ты, морда упрямая, меня не послушался и ушёл в армию? Ладно, не вопрос. Тогда я себе пса заведу. Назову — "Серым". И буду его воспитывать — до полной потери пульса, долго и изощрённо. Отыграюсь, ужо, по полной и расширенной программе...". Может, братец, стоит тупо обидеться и уйти? Ну, в плане проявления элементарной мужской гордости? Что, что? Не согласен? Куда-куда пойти? Понятное дело, грубиян законченный и хам трамвайный. Никто, собственно, и не сомневался в твоих лингвистических пристрастиях. Плавали — знаем.... Тогда, упрямец неисправимый, сам здесь и разбирайся. Чай, уже не маленький. А я, извини, обиделся и умолкаю...".
Ольга, присев на корточки, старательно обтирала псу лапы — светлой тряпкой, которую достала из полиэтиленового пакета.
Сергей, остановившись метрах в пяти-шести, нерешительно кашлянул.
Узкая спина в стареньком пальтишке вздрогнула.
Ольга, отпустив собаку и выронив тряпку, медленно выпрямилась, плавно обернулась и выдохнула:
— Ты...
"Какие же у неё глаза!", — восхитился отходчивый внутренний голос. — "Блестящие-блестящие, светлые и очень радостные...".
— Я. Здравствуй, Оля.
— Здравствуй.... Рада тебя видеть. С прибытием.
— Гав-гав! — пего-серый пёс, уразумев, что хозяйке сейчас не до него, радостно помчался вдоль кромки воды. — Гав, гав...
"Не блестят больше глаза", — доложил дисциплинированный внутренний голос. — "Словно бы потухли.... Знать, "в себя ушла". То бишь, "спряталась в раковину". Плохо это, братец...".
— Вот, вернулся, — неуверенно промямлил Сергей.
— Вижу.... На побывку? Совсем?
— Честно говоря, ещё не знаю. Не решил.
— Думать будешь?
— Ага. Буду.
— Понятно, — коротко улыбнулась девушка. — Думай, странник беспокойный. Думай.... Ну, до свидания?
— Торопишься куда-то?
— Да, дела. Иди.... Стой. Что у тебя с левым глазом?
"Ага, её глаза вновь заблестели!", — оживился запечалившийся было внутренний голос. — "Тревожно-тревожно так. Даже с какой-то внутренней болью...".
— Ослеп, понимаешь, — виновато шмыгнул носом Сергей. — Но немного видит. Так, слегка...
Ольга подошла вплотную и, неодобрительно покачав головой, прошептала:
— И на правой щеке — отметина, — пристав на цыпочки, осторожно провела указательным пальцем вдоль кривого багрово-сизого шрама.
— Это, кха-кха, совсем из другой оперы. Глаз — контузия в Сомали: случайно потревожил противопехотную мину. А шрам — осколок от бетонной стены, в которую пулемётная очередь случайно шандарахнула: в Никарагуа дело было.
— И много у тебя...э-э-э, других шрамов?
— Хватает, если честно, — признался Сергей. — И на ногах, и на спине, и на груди, и на боках.... Много, короче говоря.
— Значит, Серый, вдоволь нагулялся по Белу Свету? Как и мечтал в юности?
— Вдоволь. Даже, наверное, с некоторым перебором.
— Мне показалось, или дружеское прозвище — "Серый" тебе уже не нравится?
— Почему ты так решила?
— Шрам на твоей щеке слегка дёрнулся.
— Не то, чтобы не нравится. Просто отвык немного: во времена странствий меня называли по-другому.
— И как же? Если, конечно, не секрет.
— Не секрет. В доблестном ГРУ — "Яшкой". Армейские прозвища, они — как правило — "завязаны" на конкретной фамилии: Яковлев — Яков — Яшка. Ну, а в Коми — "Войпелем".
— Как? — серые глаза девушки удивлённо округлились.
— "Войпель" — так величают тамошнего главного Бога. Он, согласно седым и древним легендам, является повелителем северного ветра. Что-то там ещё, толком не знаю. Не удосужился расспросить местных жителей.... А я, как раз, тогда являлся начальником метеостанции. То есть, и всякими ветрами — в том числе — занимался. Вот, данное прозвище — по наипростейшей аналогии — ко мне и прилипло. Бывает.... А почему ты так этому удивилась?
