Потери нашей страны в денежном выражении за последние пять лет равны потерям в Великую Отечественную Войну! Вам не страшно? Мне страшно! Ждете изобилия на полках? Будет изобилие! Западу от нас нужны только нефть, газ, лес. Десять процентов населения будет обслуживать трубу, остальные вымирать-выживать. Оплаты за поставляемые ресурсы хватит для заполнения полок наших магазинов. Некоторой части населения хватит, не всем.
Прилавки будут полны. Только не будет на них продукции наших заводов. Вы ее сами не купите, если будет выбор, патриотизм здесь, увы, не работает. Вы сами убьете нашу промышленность, вы ее уже давно убиваете направлением своего спроса.
Купите сегодня телевизор или магнитофон Сони — умрет завод Рубин и Фотон, купите бывшую в употреблении Тойоту, Мазду и Мерседес — встанут на колени и прекратят производство Москвич и Автоваз, Горьковский и Ульяновский автозаводы.
Закупим Катерпиллеры и прочие комбайны, они же лучше, производительней и встанет Ростовский механический и Челябинский тракторный!
Следом, Аэрофлот и другие авиакомпании России, закупят Боинги и Эйрбасы. Даже нет, капиталист он хитрый, он дает технику бесплатно, в так называемый лизинг, рассрочка по нашему. Тем самым обеспечивает загрузку своего производства на десятилетия вперед. И прекратят свое существование Самарский и Воронежский авиазаводы.
И кому нужна будет ваша наука? Готовить кадры для американских компаний? На хрена мне тогда на нее бюджетные деньги тратить?
Вы думаете, я чернуху нагоняю? Во всемирную торговую организацию нас пригласили, но условий столько выставили! Одно из них — представление равных конкурентных прав своей продукции! Отказ от государственных дотаций. Вы прониклись? Равных! Панагин, вы как там, на равных с "Сони" и "Филипсом", готовы? Или скажите когда будете готовы?
Директор радиозавода покраснел и суетливо произнес, — будем работать, о сроках говорить сейчас бессмысленно.
— Согласен, бессмысленно, поэтому вы должны смотреть на шаг вперед. Глупо пытаться сделать магнитофон или телевизор лучше, чем "Сони", они же не стоят на месте. Вот здесь и должна наука подсказать перспективное направление и дать толчок производству.
— Кто то из-за спин столпившегося руководства и научных работников области негромко проговорил: "Легче сказать, чем сделать. Попробуй, придумать что-то новое и внедри!"
— Буржуи почему-то могут! — ответил я, — я ни разу не ученый, но исходя из тенденций развития... раз уж мы на радиозаводе будем про радио и около него.
Глобальная задача — развитие и повсеместное внедрение сетей мобильной радиосвязи и построение систем передачи информации на сверхвысоких частотах по всей стране до двухтысячного года, разработка сверх емких твердотельных накопителей информации до ста Гбит, оптических дисков для хранения и обработки информации до одного Террабит к этому же сроку. Мобильные телефоны с функциями фото и видео съемки, сенсорные экраны, жидкокристаллические экраны телевизоров.
Вот место приложения усилий научных и производственных коллективов!
Я запнулся, потеряв мысль, и немного не в тему продолжил:
— Псевдоученые изучающие социологии, диалектические философии, политэкономии и проблемы Африки с Америкой, и прочую херню, которую нормальному человеку не выговорить, пусть ищут приложение своим силам на рынке свободного труда, на горячо любимом западе или переквалифицируются в слесарей и сварщиков. Их даже сейчас в стране не хватает!
Давайте не будем путать науку с ... не знаю как сказать, короче не будем причислять к науке всякие бредни. Бредни и есть бредни. И даже если они и не бредни, а вовсе даже серьезные и необходимые обществу дисциплины, то все равно не наука!
Никакой пользы деятельность этих околонаучных организаций СССР не принесла. Вред от их работы неизмерим — моральный и материальный. Они как рак метастазами, выстрелили по всему организму страны, отравляя и замутняя сознание людей, своими экспериментами над экономикой, социальной сферой, сознанием людей, разваливая нашу промышленность.
Пять лет наши новоявленные экономисты, кормящиеся с рук фондов Сороса и прочих, направляемые сотней американских советников, пудрили мозги Горбачеву и разваливали страну.
Своего добились. Теперь принялись за развал России. Теми же средствами, вон Чечню объявившую независимость уже поддержали!
Мне больше года впаривали свои идеи следующее поколение экономистов, управляемые теми же советниками, переехавшими от Горбачева на третий этаж здания правительства России. И ведь как складно пели! Запад нам поможет, запад и свет в оконце, и свет в конце туннеля!
Только вот здесь сделай так, а здесь вот эдак и вот так! Запад поможет! Потом догонит и еще раз и не раз поможет. Помогли — долг страны составляет половину ее годового бюджета! Долги по процентам запада вашим внукам не выплатить!
Кстати, все, о чем мы тут с вами так порассуждали, относится и к культуре и спорту, министерство которого еще предстоит упразднить.
Учебные заведения культуры, детские спортивные клубы, передадим министерству образования, так как они в первую очередь УЧЕБНЫЕ заведения.
А большой, так называемый, спорт должен заработать на свое содержание. Хочешь мячик пинать и зарплату в миллион, пинай на здоровье, если на твой футбол зрители ходят, с оплаты билетов и зарплата и аренда стадионов. Так, между прочим, во всем мире делается.
Финансироваться из бюджета должен только детский спорт.
Театры и кинотеатры, художественные студии и киностудии, кино и литературные критики, певцы и прочие — на здоровье, пусть берут помещения и оборудование в аренду или выкупают по государственной цене и привлекают зрителей своими постановками, фильмами, интересными статьями.
Испокон века комедианты жили и живут за счет сборов со своих выступлений. Только в СССР почему-то перевернули все с ног на голову.
Я уверен настоящие режиссеры и артисты, певцы и музыканты, любимые народом, не будут забыты.
А та часть нынешней творческой интеллигенции, ничего из себя не представляющая, через губу разговаривающая, всех поучающая, скромно величающая себя богемой, называющая народ быдлом, спившаяся и обкурившаяся наркотой, будучи лишена бюджетной иглы, либо вымрет, либо найдет себя в этой жизни.
Тогда и бюджеты министерств образования и здравоохранения, науки можно будет увеличить.
Хитрый вы товарищ, Валентин Афанасьевич, — осознав, что все равно ответил на вопрос академика, — не хотел я отклоняться существенно от цели нашего здесь присутствия, но наболело. Вернемся же к нашим баранам.
Владимир Владимирович, — обратился я к министру всея электронной промышленности, скромно стоящему в стороне, изложите свое видение проблемы, каким образом вы планируете исправлять ситуацию? Я не вижу другого пути кроме как жесткого администрирования и координации сверху, с одновременным увеличением прав организаций, на выбор способов реализации поставленных задач.
Булгак выдвинулся вперед, откашлялся, огляделся по сторонам и решительно рубанул:
— Борис Николаевич, приватизация предприятий по предлагаемому законом варианту просто развалит производство. Ожидания и чаяния части руководства, инженерного состава и рабочих заполучить акции и ничего не делая жить в шоколаде, уже сейчас привели к тому, что вместо ударного труда все ждут обещанных приватизационных чеков.
Я старый коммунист, но не верю в возможность появления такого количества собственников, и что каждый будет жить припеваючи. А поставленные вами задачи по созданию научно-промышленных концернов, без единой системы планирования всего и вся, в том числе по межминистерскому взаимодействию, реализовать абсолютно невозможно.
Министр прервался и выжидательно посмотрел на меня, отслеживая реакцию.
— Да, да. Продолжайте.
— Предложения по созданию консорциумов мое министерство подготовит в течение месяца, но я прошу правительство в вашем лице принять все меры к отмене или кардинальной доработке закона о приватизации иначе все усилия и планы пойдут прахом, — заключил Булгак.
— А вы что скажете от лица науки? — подтянул я к разговору председателя СОРАН.
— Владимир Владимирович прав абсолютно. Вот директор Бердского радиозавода приватизирует завод, а мне что, электронный микроскоп приватизировать? Министерству свои кабинеты в собственность оформлять?
— Ваша позиция без сомнения шкурная, но честная, — согласился я, — а вы что скажете Иван Никитич?
Директор завода встрепенулся: — Мы три года последних корячились, полностью перешли на самоокупаемость и хозрасчет и люди просто не поймут, если все вернется на круги своя.
— Вы сейчас от себя или от людей выступаете? И удовлетворят ли вас десять процентов акций поделенных на весь руководящий состав, а рабочих — остальные сорок процентов, которые предполагаются законом о приватизации?
Вы подели́те их по количеству работников и подсчитайте процент на каждую акцию, потом прослезитесь и поймете, что вся эта идея не стоит даже бумаги на которой будут отпечатаны акции.
— И что делать?
Я тяжко вздохнул, устав отвечать на этот вопрос на каждом углу.
— Работать. Просто работать, работать неустанно, работать производительно, выпускать качественную продукцию, развивать производство, осваивать новые виды продукции.
* * *
Секретарша Людочка очень радовала Щукина Григория Григорьевича, генерального директора Челябинского тракторного завода. Старая грымза Марь Ванна достала своим нытьем, до самых печенок, хуже ревизора надоедая с всякими проблемами, большинство которых сами собой рассосутся в ближайшее время.
Для остального у Григория Григорьевича был целый штат исполнителей от заместителей, экономистов, до генеральных конструкторов и прочих инженеров с бухгалтерами.
Когда Марь Ванне исполнилось пятьдесят пять лет, Григорий Григорьевич, торжественно, с крокодильими слезами на глазах, проводил сотрудницу на пенсию, не смотря на ее явное и горячее желание продолжить работу.
Людочку предложил принять на место Марь Ванны прокурор железнодорожного района Печоров, с которым Григорий Григорьевич еженедельно расписывал пульку в баньке, построенной на берегу Миасса, на территории заводского профилактория.
Баня была на современный взгляд, прямо скажем так себе, небольшой домик восемь на восемь с бильярдом и парой кожаных диванов на мансардном этаже, радовала только парилка, шикарная беседка и благоустроенный выход к реке, огороженный высоким забором от случайного нескромного взора.
Построить баню Щукин предложил лично еще в семьдесят пятом году, по просьбе своего приятеля — второго секретаря обкома КПСС Селиванова. С тех пор баня стала местом постоянных встреч руководства завода, руководителей обкома КПСС и силовых министерств области.
Людочка быстро встроилась в компанию, взяла на себя заботы по заполнению холодильника в бане, накрытию стола и созданию раскованной, творческой, яркой, незабываемой обстановки в процессе скажем так принятия бани, просмотра порнофильмов и карточной игры.
Людочка была лучшей подругой дочери прокурора — Светланы, вместе с которой училась в юридическом институте. Но если дочь прокурор пристроил на место второго судьи суда Железнодорожного района, то Людочке, ввиду непроходимой блондинистости, юридическая карьера не светила. Но так как блондинистость Людочки дополнялась ногами от ушей, грудью четвертого размера и смазливым личиком, то перспективы у дамы просматривались.
Познакомился прокурор с Людочкой на дне рождения дочери и там же, хорошо поддав, ощупал и опробовал другие ее таланты. После чего рекомендовал пассию старому товарищу, с которым вместе начинали работу в комитете комсомола Челябинской области в шестидесятые годы Григорию Щукину.
Самое главное правильно подготовить документы для приватизации своего детища, как ласково называл завод Щукин, еще и в министерство надо солидный пакет акций отслюнявить. Очень настоятельно напоминают, мол, как только президент подпишет соответствующий указ, так ждем приглашения поучаствовать. Пришлось втихаря увеличить штат завода на пару заместителей и десяток инженерно-технических должностей.
За тридцать лет из небольшого завода вырос гигант индустрии, и весь процесс становления завода прошел на его глазах при активном участии, сперва, как секретаря комсомола завода по направлению горкома комсомола, а потом и секретарем парткома КПСС завода. В восемьдесят девятом году, в предчувствии наступления капиталистического счастья, Щукин по представлению областного комитета КПСС был назначен генеральным директором.
С тридцать третьего по восемьдесят четвертый годы заводом было выпущено один миллион тракторов, к восемьдесят восьмому году производство достигло максимума — с конвейера сошли тридцать тысяч семьсот машин. Последние три года производство неуклонно снижалось, и к концу девяносто первого года упало более чем пять раз. Полностью свернули по программе конверсии танковое производство.
На девяносто второй год государственного заказа не было, в республиках средней Азии потребность в тяжелой технике была, но платить за нее они не могли и просили отпустить технику в долг.
За январь месяц производство ни шатко, ни валко на старых запасах выпустило за ворота завода пятьсот машин, стоящих под открытым небом в ожидании покупателя. Выплату аванса рабочим Щукин задержал, денег хватило только на административный аппарат. Выплата зарплаты рабочим в течении девяносто первого года постоянно задерживалась на две-три недели и к концу года задолженность по заработной плате составила более сорока миллионов рублей. Отставание составило четыре месяца, в декабре еле наскребли денег на выплату августовской зарплаты. Чем платить рабочим в январе директор не представлял. Профсоюз активизировался и начал задавать неудобные вопросы.
Щукин по старой привычке игнорировал проблемы плебса.
Первого февраля Людочка, подав чашку кофе на приставной столик, ерзала на коленях Щукина, и держа в зубах эклер дразнила директора, предлагая откусить кусочек. Должна же быть хоть какая-то радость в жизни, а то все проблемы да проблемы.
