Сняв с тела внушительную связку ключей (у Бартоло был всего один!), я отправился осматривать покои правящей верхушки, не способной более на конструктивный диалог. Весь осмотр занял у меня несколько часов. Брал я лишь самое необходимое: лечебные и магические зелья, вкусную и здоровую пищу, магическую руду. Местных Гюльчитай, Хошнамо и Тэюнэ я оставлял в неприкосновенности, и нельзя сказать, будто они смотрели мне вслед глазами, полными страстного желания. Мне бы с одной справиться.
Хомяки, суслики, белки и ежики известны своей запасливостью. Но все эти млекопитающие не идут ни в какое сравнение с человеком. А человек, в свою очередь, не идет ни в какое сравнение с обычным прапорщиком — начальником склада. Команда же Гомеза переплюнула по запасливости самого отпетого прапорщика! Я бродил по светелкам, кладовым и погребам, заглядывал в тайные подклети и ниши, дивясь от увиденного больше, чем когда-то удивлялся Эрмитажу. Бесчисленные шкуры различных обитателей этого мира, гигантские запасы продуктов, целые залежи руды, бочки с восхитительным вином — все это было лишь малой толикой того, что мне довелось увидеть. В Старом Лагере весьма были в цене бритвенные принадлежности. Стоили они немалую сумму, и хранились своими владельцами обычно до тех пор, пока лезвие не приходило в полную негодность. Несколько ящиков в главной башне оказались завалены этими бритвенными приборами, их хватило бы лет на двадцать всем обитателям Колонии.
Что же касается дешевого оружия, то я не совсем понял, зачем Старому Лагерю держать двоих кузнецов. Драться — все равно, ни с кем не дрались; плугов и подков кузнецы не производили, а на заточку ножей с головой хватило бы и одного мастера. Обнаруженными мною мечами, луками и доспехами можно было вооружить добрую сотню головорезов, обучить их простейшему бою и повести в атаку на город орков. Дело лишь упиралось в отсутствие волонтеров.
Вспомнив о кузнецах, я вспомнил и о запертом Стоуне. Пришлось наведаться в казарму, из которой шел ход в подвал, являющийся по совместительству для покойного Гомеза и тюрьмой. Говоря правильно, Гомез его использовал в качестве тюрьмы. С удовольствием пристукнув оказавшегося у меня на пути Буллита, я несколько раз перевернул его труп в поисках чего-нибудь эксклюзивного, но ничего так и не нашел. Снял с пояса связку ключей и пошел осматривать камеры.
Стоун отыскался в самой последней и известие о своем освобождении выслушал с истинным спокойствием урожденца Северных Земель. На вопрос о причине заключения его под стражу, кузнец сплюнул едкою слюной и отозвался нехорошо о предках покойного Гомеза. Засим предложил мне навестить его в кузнице, чтобы он мог в полной мере отблагодарить меня за свое освобюождение. Я не отказался и, покинув подвалы, нанес ему визит вежливости.
В качестве благодарности Стоун предложил укрепить мои рудные доспехи очень старым, но верным способом. Я согласился, и кузнец за каких-то пару часов произвел усовершенствование доспехов. Время было довольно позднее, а мне предстояло еще обшарить Замок Баронов до логического конца. Стоун получил свою порцию благодарностей и ушел мародерствовать во владения Скипа, который сложил голову где-то при битве за Свободную Шахту.
Обреченно открывая казавшиеся бесконечными замки и отворяя двери, я добрался, наконец, до смотровой площадки на самой верхней башне Замка. Осмотрел пристальным оком прилегающие территории, полюбовался на равномерность свечения купола и всполохи, сопровождающие его существование; спустился вниз. Не нужно мне это все. Устал я от бесконечных боев и авантюр. Душа моя уже давно и громко просила релакса, но я упорно не предоставлял ей такой роскоши. Мне хотелось есть, поэтому я подошел к столу в главных покоях и присел на табурет. Что сказать? Жратва Баронов не отличалась разнообразием, но состояла из лучших кусков того, что добывалось внутри Колонии и поставлялось Робаром Вторым в обмен на магическую руду.
Нигде я не нашел и тарелки супа, хотя на кухне у Баронов всегда кипел котел с каким-то варевом. Желудок жаждал горячего — привычка дурацкая, что ли? Поэтому я наведался на кухню, пронаблюдал задницу драпающего повара и налил себе половником самую большую миску варева. Вернувшись в зал, поставил ее на стол, а затем оттащил оба мертвых тела в подсобку. Нечего валяться здесь, пока я ем!
— Марвин! Эй, Марвин! — раздался внезапно где-то в глубине здания знакомый голос.
— Торус, ты что ли? — заорал я.
— Я, Марвин! Ты что это затеял?
— Дайте человеку спокойно пожрать!
Раздался довольный смешок, и в главные покои вошел Главный Стражник. Осторожно зашел с другого конца стола, присел и потянул к себе блюдо с мясом.
— Пожрать и я не против! — заметил он, — может, выпьем?
— Отчего не выпить?
Мы с ним осушили по бутылке вина прямиком из горлышка (не до манер) и несколько минут молча жевали. Вернее, он жевал, а я хлебал.
— Что же ты наделал, Марвин? — покачал головой Торус, — нас ведь теперь можно голыми руками брать!
— Они первые начали! — буркнул я, таща на себя жирный окорок, — я только защищался!
— Да ну? — поднял бровь Торус.
Я вкратце рассказал ему историю моих скитаний и обрисовал свои главные приоритеты. В число их не входило истребление Старого Лагеря, поэтому Главный Стражник несколько воспрял духом.
— Марвин, лично я против тебя ничего не имею, — сказал он медленно, но пойми — я не могу тебя пустить во внешнее кольцо. Там тебя многие боятся и ненавидят. Может завязаться фатальная для лагеря потасовка.
— Больно мне надо твое внешнее кольцо! — буркнул я, — сейчас вот поем и отправлюсь дальше. Я вообще случайно сюда попал — руны перепутал. А Бартоло со своими головорезами тут как тут. Мир их праху!
— Мир их праху! — подхватил Торус.
Мы выпили, не чокаясь. Затем еще минут двадцать говорили о всяких пустяках. Наконец, я сказал:
— Мне пора. У тебя остается неплохое наследие, постарайся использовать его с умом. Если у меня не получится справиться со Спящим, будь хорошим правителям этим людям. Как ты считаешь, потянешь такую работу?
— Я то потяну! — ухмыльнулся он, — начнем разрабатывать новую шахту — руды здесь немеряно, попрошу у короля новых работников взамен погибших. Но если ты все-таки справишься с этим бедолагой Спящим, и Барьер рухнет?
— Вот когда он рухнет, тогда и поговорим.
— Удачи тебе, чертяка! — улыбнулся Торус.
— И тебе того же!
Он проводил меня к выходу из главного здания и крепко стиснул мою кисть. Я кивнул на прощание и прочел заклинание переноса в башню некроманта. Помнил я уже его наизусть, руна была в рюкзаке (в бардачке, как я иногда шутил), погода была великолепной — наступал вечер, и зажигались первые звезды. Мужественное лицо Торуса в последний раз мелькнуло передо мной, а в следующий миг я очутился внутри массивных стен среды обитания Ксардаса — Некроманта и главного героя местного эпоса. Не смотря на то, что Маги обоих кругов сделали все, чтобы о нем позабыли. Но человеческая память — штука хитрая и упрямая. Чем больше стараешься из нее вычеркнуть, тем сильнее помнится.
Ксардас стоял с философским видом у книжной стойки и медленно загибал пальцы.
— Слушай, тебя варикоз не мучает? — спросил я.
— Чего? — не понял колдун.
— Ноги не болят? Сколько помню, ты все стоишь и стоишь у этой стойки. Как тебе это удается?
— Первые лет двадцать тяжело, а потом привыкаешь! Шучу... заклинание понижения гравитации. Мой вес составляет ровно одну треть от массы тела — так значительно удобнее.
— Ага, удобнее! — буркнул я, — чтобы ветром сносило!
— Где ты видел ветер? — удивился Ксардас.
— Ветер невидим. Это любой школяр знает. У тебя в башне, не спорю, полный штиль. Но вот прикинь: я со смещенным центром тяжести... тьфу, с уменьшенным весом гуляю по Колонии. Тут начинается ваш любимый дневной бриз — и меня уносит нафиг, в море.
— Я, кажется, не говорил, что обучу тебя этому заклинанию! — сухо заметил Ксардас.
— А придется! Кто его знает, что там — в главной спальне Спящего. Так что показывай мне формулу этого счастья.
Некромант покряхтел, но все же сообщил мне, что таковская руна у него всего одна, а вот штуки три свитка где-то завалялось, и он их с удовольствием мне продаст... даст во временное пользование.
— В принципе, ты теперь столь силен, что можешь даже пробиться сквозь скальную породу. Но все-таки помни, что "Уризель" — не кирка. Что-нибудь еще тебе нужно для решительного боя?
— Для последнего и решительного боя мне немного не хватает уверенности в собственных силах, — признался я, — у тебя никакого зелья подходящего нет на этот случай?
Некромант прищурился.
— Ты в прошлой жизни, случайно, кокаинистом не был? Морфий не употреблял?
— Травку покуривал, но несерьезно, без сноса башни. И то — пару раз. Говорят, нашим в Афганистане давали какую-то дурь для бесшабашности.
— Говорят, что кур доят, — серьезно заметил бывший чекист, — если сам не видел, то не нех... трындеть. А то навешают на нашего брата всех собак, не продохнуть. Короче, мон ами. Твоя задача — пробраться в Тайную Палату.
— Это еще где?
— Тайная Палата упоминается в некоторых старинных орочьих преданиях, как заговоренный (запечатанный) вход в Обитель Спящего. Пять сыновей духов запечатали Обитель и один из них остался на страже. Если ты пройдешь его, то в боковых карманах (чуланах) будет тебе дурь. Много дури!
— Папаша, а чего так поздно? Я согласен и на раньше. Мне ведь еще разбираться с последним из сыновей духов. И кто знает, кого еще поставил на стреме этот пройдоха Кор Галом...
Ксардас беспомощно пожал плечами. Мол, делай как доктор говорит. Интересно, а сам доктор знает, что делает? Но в этот момент он все-таки снизошел до объяснений.
— От всех тех эликсиров можно и дуба дать. Говоря популярным языком, после принятия их нужно сражаться. А я не уверен, что по пути к Тайной Палате тебя ожидает достаточное количество противников. Понял?
— Не бери меня на "понял"! Я все понял, что ты мне хотел сказать, и даже понял то, чего ты мне говорить не хотел. На пути из Тайной Палаты к Обители мне придется сражаться на запредельном уровне. Так?
— Так, — кивнул Некромант, — ну что, присядем на дорожку?
— Что касается меня, то я бы и прилег. Ты что, хочешь меня выпроводить на ночь глядя?
— А что, уже ночь? — в свою очередь удивился колдун, — прошу прощения, но...
Он вышел на асотею и удивленно уставился в налившийся звездами небосвод. Я смотрел ему в след и не понимал, чего ради запираться в башне ради познания недоступных обычному смертному премудростей, когда при этом теряешь нити, связывающие тебя с природой и окружающим миром. Если бы мне предложили возможность ощущать инфракрасные, ультрафиолетовые, рентгеновские и прочие лучи, но как побочное явление забрали зрение в обычном диапазоне, то я бы отказался. Как пить дать отказался. Нафига мне прелести загробной жизни, когда я не испытал во всей мере радостей этого существования?
Я вышел вслед за Ксардасом и увидел, что он по-прежнему уставился в звездное небо. Услыхав мои шаги, Некромант сказал:
— Лет десять точно не выходил из библиотеки. Даже забыл, как прекрасен этот мир!
— Занятия некромантией наделили тебя душою поэта? — удивился я.
— Почему, именно занятия некромантией?
— Ну, не ВЧК же! Если не забыл, мы кое-что собирались отметить...
Ксардас как-то странно посмотрел на меня и сказал:
— Ага, маленькая такая панихида по живому. Пока живому!
— Вот теперь я узнаю юмор вашей конторы! Скажи мне честно, Глеб Иваныч, а что со всего этого будешь иметь ты?
Некромант задумался, но при этом полушария его головного мозга выполняли разные функции. Одним он сотворил праздничный стол, сервированный в псевдоготическом стиле, а другим — вчитался в полуистлевшие страницы извлеченного из складок мантии манускрипта. При этом я не поручусь, что серое вещество его мозга не задумывало какое-нибудь коварство, а лобные доли не грезили о мировом господстве. Уж очень разносторонняя была личность!
— Знаешь, Мартин, ты задал настолько трудный вопрос... в конечном итоге, любой накопитель знаний их банальным образом теряет. Живой — в результате собственной смерти, а Александрийская библиотека... лишилась своих манускриптов по нескольким причинам. Но, все же, лишилась. А там были знания, накопленные многими поколениями древних мыслителей!
— К чему ты это? — насторожился я.
— К тому, к чему и ты. Конечным результатом накопления знания является их утеря. Дело лишь во времени. Но у человека есть свойство накапливать лишь две вещи: барахло и знания.
— И еще лишний вес! — буркнул я, вспомнив свою прошлую жизнь. Но Ксардас подумал, что я намекаю на необходимость ужина.
— Конечно, конечно! — согласился он, — как без этого, — присаживайся. Готовлю я хреново, поэтому все, что ты видишь на этом столе сперто со стола самых знатных вельмож этого мира. Кстати, понятия не имею, как сюда попал молодой шныг, уморенный в молоке! Это кто так ужинает, хотел бы я знать!
— А вон, смотри, поросенок! Клянусь бровями Брежнева! Разве в этом мире водятся поросята?
— Юноша! — наставительно произнес Ксардас, — в этом мире водятся отличные молочные поросята! А так же отличные мясные падальщики... ну, это ты уже знаешь! Лошадей только нет, к сожалению.
— По конине соскучился? — спросил я, впиваясь в поросячий пятачок. Некромант едва не рыгнул в блюдо с рыбным желе.
— Что ты себе позволяешь!
— Пардон, не удержался!
— Я могу сделать так, что ты до конца жизни недержанием страдать будешь!
— Приятного аппетита!
— Спасибо... засранец!
Ужин проходил в теплой, дружественной обстановке. Земляне должны держаться вместе и время от времени петь "Траву у дома". После десятого бокала вина я так и сказал. Некромант заинтересовался текстом песни вообще и космическими полетами в частности. Я быстренько напел ему мотив, а память у него была... даже у пьяного.
...Во втором часу ночи предводитель орков приказал погасить все костры в городе и всем братьям, чином ниже Охотника не покидать своих жилищ. Все бойцы клана собрались на главной площади города и смотрели на юг. Там, на высокой рогатой башне, на ее смотровой площадке отплясывали две фигуры, излучающие в ультрафиолетовом диапазоне. И в два голоса с надрывом старательно выводили песню:
И снится нам не рокот космодрома,
Не эта голубая синева.
А снится нам трава. Трава у дома.
Зеленая, зеленая трава.
Часть Шестая
Храм Спящего
Уровень 28
The Final Sacrifice
С чувством пистолетно-височного холода я стоял на достигнутой в первом путешествии позиции и убеждал себя в необходимости финального рывка. Последней жертвы... а что будет последней жертвою моей — неизвестно. То ли большая половина здоровья, то ли половина нервов, то ли легкое безумие. Сквозь земли орков я пронесся, как ураган и полностью опустошил их, не пожалев никого: ни воинов, ни охотников, ни шаманов, ни даже их самок. Устал я от необходимости притворяться, устал бродить с улу-мулу, слушать восторженное "кюраса-дуто" и прочие вопли этих зеленых гуманоидов.
