В провинции Томас, где он вырос, не было ничего подобного. Танцы в амбаре на День благодарения проводились в гораздо более скромных зданиях или даже под открытым небом, если позволяла погода, что в это время года случалось редко. Тот факт, что Жутиян построил свой танцевальный амбар в таком масштабе и с таким постоянством, только подчеркивал относительное процветание долины. Глядя вокруг — или через огромные открытые двери на длинные столы на крытой веранде, уставленные жареными вивернами, огромными котлами с кукурузой и лимской фасолью, мисками размером с кадку с картофельным пюре, тыквой и зеленой фасолью, а также тарелками с кукурузным хлебом и булочками, — он по-настоящему осознал, что он и его люди добились здесь успеха. Они не строили это место, но они, безусловно, помогли сохранить процветание — и людей, — которые оно представляло.
— Он этого не сделал, ты же знаешь, — произнес голос рядом с ним, и он обернулся, чтобы обнаружить Яншвин Джингдо у своего локтя. Он не видел, как она приближалась к его тихой — хотя "тихой" в данных обстоятельствах было чисто относительным термином — наблюдательной точке. Конечно, это было не слишком удивительно, учитывая ее миниатюрный размер и переполненность танцевального зала.
— Что? — покачал головой Сингпу.
— Он этого не сделал, — повторила она, улыбаясь ему. — Я имею в виду, выдохся за последние двенадцать лет. — Она указала подбородком на глашатая. — Не думаю также, что он выдохнется сегодня вечером.
— О, не знаю. — Сингпу склонил голову набок, выражение его лица было задумчивым. — Полагаю, это зависит от того, кто танцует.
— Это вызов, который я слышу? — спросил другой голос, когда вслед за своей невесткой появился Миян Джингдо со своей женой Ручун под руку.
— Добрый вечер, сквайр. Мадам Джингдо, — поприветствовал их Сингпу, подняв свою кружку в приветствии.
— Тебе не кажется, что сегодня вечером мы можем быть Мияном и Тэнгвином? — Джингдо приподнял бровь. — Сегодня День благодарения. Сондхейм говорит, что сегодня мы все семья.
— Думаю, что он прав ... Миян, — признал Сингпу.
— Видишь? Это было не так уж сложно, не так ли, Тэнгвин? — поддразнивая, сказала Ручун. Она была высокой, крепкой женщиной, едва ли на дюйм ниже своего мужа, который был всего на пару дюймов ниже самого Сингпу. Из нее вышло бы две ее невестки, — подумал Сингпу.
— Да, — согласился он. — Просто мы на публике.
— Знаю, — кивнул Джингдо.
Сингпу всегда старался обращаться к нему и мэру Оу-чжэну — если уж на то пошло, ко всем членам ассамблеи долины — официально в любом общественном месте. Как правило, Джингдо одобрял это, и это было похоже на Сингпу — подчеркнуть, что он уважает авторитет ассамблеи. Слишком много людей на его месте искали бы возможности увеличить свою собственную власть за счет гражданских лиц.
На самом деле, это было именно то, что слишком много мужчин делали за пределами долины.
— Я знаю, — повторил Джингдо. — Но вы и ваши люди — настоящая причина, по которой все это, — он махнул рукой на смеющуюся, ликующую толпу вокруг них, — все еще здесь.
— Хотелось бы думать, что мы заслужили свое содержание, — признал Сингпу. Как всегда, он почувствовал себя немного неловко от похвалы.
— Ты сделал больше, чем это, — сказала Яншвин так тихо, что ему пришлось напрячься, чтобы расслышать ее сквозь фоновый звук. — Намного больше.
Сингпу посмотрел на нее сверху вниз, автоматически покачав головой. Он открыл рот, чтобы опровергнуть ее комментарий, хотя и не был уверен, почему ему этого хотелось.
— Она права, — сказал Джингдо, прежде чем он смог заговорить. Его взгляд метнулся к сквайру, и Джингдо усмехнулся.
— Ты сказал нам в тот первый день, что мы не пожалеем, что дали вашим людям "честную работу", и ты был прав. Без вас, и винтовок, которые вы привезли с собой, и ополчения, которое ты обучил, Спринг-Флауэр и Квейду захватили бы эту долину несколько месяцев назад, и ты это знаешь. Мы это знаем. Но это еще не все, что ты сделал для нас. Я могу вспомнить, по крайней мере, дюжину других вещей — вернуть Бейсана, чтобы снова запустить мануфактуру, и это только одна из них — и Лэнгхорн знает, что никто другой в долине не знал, как делать порох!
— Возможно, ты прав насчет этого, — сказал Сингпу через мгновение. — Хотя, по правде говоря, я бы скорее вернулся в Томас и присмотрел за своими овцами. Ничего личного, — поспешно добавил он. — Я не говорю, что ваш народ не сделал так, чтобы мои мальчики чувствовали себя как дома здесь, в долине. Это просто... — Он сделал паузу. — Просто тогда все было намного... проще.
— Для всех нас, — тихо сказал Джингдо. — И полагаю, я тоже хотел бы, чтобы ты все еще был там. Но так как ты не можешь, надеюсь, ты не будешь возражать, если я буду благодарен, что вместо этого ты здесь.
Сингпу почувствовал, как его лицо вспыхнуло, и молча кивнул головой в знак согласия. Джингдо секунду или две смотрел на него, затем улыбнулся и покачал головой.
— Ну, мы с Ручун должны вести танец ветра, — сказал он. — Думаю, мне лучше пойти туда и посмотреть, сколько пива я смогу влить в старого Финджоу, прежде чем он снова заберется на этот фургон!
— И как ты думаешь, много ли пользы это принесет? — потребовала его жена. — Он занимается этим уже более тридцати лет, Миян! И этот человек может выпить больше пива, чем любые трое других мужчин, которых я знаю. Ты, конечно, не собираешься напоить его всего за десять минут!
— Нет, но если я смогу влить в него достаточно пива, у него может переполниться мочевой пузырь раньше, чем у него кончится дыхание!
Ручун со смехом покачала головой, кивнула Сингпу и последовала за своим мужем сквозь толпу, а Сингпу улыбнулся им вслед. Он был немного удивлен теплотой своей собственной улыбки.
— Это не сработает, но, вероятно, стоит попробовать, — сказала Яншвин.
— Все, что угодно, стоит попробовать хотя бы раз, — ответил Сингпу.
— Что-нибудь? — повторила она. В ее тоне было что-то немного странное, и он снова посмотрел на нее сверху вниз.
— Почти, — медленно сказал он. — А почему бы и нет?
— Я не видела Пойин сегодня вечером, — сказала она вместо прямого ответа.
— Она в детской.
Сингпу высунул голову в сторону открытых дверей школы на дальней стороне площади. В ее незастекленных окнах горел свет ламп, а вокруг нее был построен временный забор высотой по пояс, чтобы помочь дюжине или около того женщин, которые пасли стадо маленьких детей внутри него. В данный момент няни-добровольцы организовали какую-то игру, которая, казалось, включала в себя много визга, когда конкурирующие команды входили и выходили из дверей школы, делая что-то, чего Сингпу не мог понять.
— Надеюсь, что кто-нибудь собирается заколдовать ее до конца вечера! — сказала Яншвин со смехом.
— О, она и Бейсан встали на первые три танца, — ответил Сингпу. — Она сказала, что предпочла бы провести остаток вечера с малышами и другими детьми.
— Хорошо для нее. — Яншвин улыбнулась нежно... и, возможно, немного задумчиво. — Они милые малыши.
— Так и есть, — согласился Сингпу, не отрывая взгляда от окон школы. — Они оба.
Яншвин посмотрела на его профиль, задаваясь вопросом, услышал ли он мягкость в своем собственном голосе. Его внучка Сейвэнчжен родилась всего через два месяца после семнадцатилетия ее матери. Он никогда не обсуждал это рождение с Яншвин, несмотря на то, как тесно она работала с ним в качестве генерального секретаря ассамблеи долины, но Пойин это сделала.
Яншвин уже почти два года учила дочь Сингпу читать и писать, и Пойин стала ценным помощником. Она также стала ее другом. Более того, она стала дочерью, которой у Яншвин Джингдо никогда не было, и во многих отношениях Яншвин стала матерью, которую Пойин потеряла. И из-за этого Яншвин знала — потому что Пойин рассказала ей, — как сильно Тэнгвин Сингпу любил малышку. Сейвэнчжен могла быть рождена в результате изнасилования — и, хотя Сингпу никогда не говорил ей, Яншвин знала, как умер биологический отец ребенка, — но ни один мужчина никогда не любил внучку так яростно. Не имело значения, как она была зачата; для него имело значение только то, чьей дочерью она была.
И то же самое было с его внуком, — подумала Яншвин, наблюдая за этим профилем, видя, как невыразительное лицо Сингпу, представленное миру, смягчилось, когда он посмотрел на это здание школы. Она вспомнила, как это похожее на маску лицо смягчилось на другой день, непролитые слезы, которые блестели в уголках этих темных глаз, когда Пойин и Бейсан Цаншей стояли перед отцом Ингшвэном, и он объявил их мужем и женой. И она вспомнила слезы, которые он пролил в тот день, когда родился сын Пойин, и его зять сказал ему, что они назвали мальчика Тэнгвином.
Он думает, что мы не знаем, — подумала она. — Он действительно думает, что мы не знаем, насколько глубоко он чувствует. Не понимаем, какой он хороший человек.
— Молодой Тэнгвин оправился от своей простуды? — спросила она.
— Похоже на то. — Сингпу посмотрел на нее сверху вниз. — Хотя это было ужасно в течение пятидневки или около того. На самом деле Пойин восприняла это лучше, чем я ожидал.
— О, она это сделала? — сказала Яншвин и усмехнулась.
— Хорошо, — признал он. — Восприняла это более спокойно, чем я. Довольна?
— Ну, ты действительно казался немного рассеянным на встрече в четверг, — заметила она.
— Прости, — выражение его лица снова превратилось в железную маску, а глаза превратились в стену, пока она наблюдала. — Вспомнил Фенгву, ее сестру. У нее всегда были сильные простуды.
Лицо Яншвин смягчилось, и она протянула руку, коснувшись его руки. Она знала, как умерли Фенгва Сингпу и ее брат Цангзо, но Сингпу никогда не говорил о них. В его сердце была запертая комната, — подумала она. — В которую он никого не пускал.
Он почувствовал ее руку, и его глаза снова сфокусировались на ее лице.
— Извини, — повторил он, его голос стал грубее. — Тебе не нужно выслушивать мои проблемы.
— Почему нет? — она нежно сжала его руку. — Кажется, у тебя всегда есть время выслушать мои.
— Это другое дело, — сказал он.
— Как? — с вызовом спросила она.
— Это просто... по-другому, — настаивал он, и она покачала головой.
— Знаешь, вообще-то ты не очень напоминаешь мне Чжюнгквэна. За исключением одного, то есть.
— Каким образом? — осторожно спросил он.
Она редко упоминала при нем о своем покойном муже, хотя он узнал о нем немало подробностей от других, особенно от ее деверя. Судя по описанию Мияна, Чжюнгквэн Джингдо и Тэнгвин Сингпу не могли быть более непохожими физически, а Чжюнгквэн разбирался в литературе. Сингпу же даже сейчас боялся самой мысли о писанине, которой он не мог полностью избежать как командир ополчения долины.
— Он прибегал к той же мужской тактике всякий раз, когда логика подводила.
— Какая "мужская тактика"?
— Просто повторял одно и то же снова и снова, как будто он действительно что-то объяснял. — Она покачала головой. — Это похоже на то, что вы все думаете, что если вы просто произнесете одно и то же слово достаточно много раз, ваш смысл внезапно станет ясен нам, бедным, одурманенным женщинам. Или, — ее взгляд смягчился, — как будто есть что-то, в чем ты на самом деле не хочешь быть ясным.
У нее действительно красивые глаза, — заметил Сингпу, — уже не в первый раз, но что-то в них заставляло его чувствовать себя неловко.
— Нет причин не быть ясным, — сказал он.
— О? — она склонила голову набок. — Думаю, есть довольно много вещей, в которых ты не хочешь быть ясным, Тэнгвин.
— Например, что? — спросил он, защищаясь, и прикусил свой язык, когда ее глаза сузились.
— Например, почему ты всегда меняешь тему, если кто-то указывает на все то, что ты сделал для всех здесь, в долине, — сказала она. — Например, почему ты всегда готов выслушать чужие проблемы и никогда не хочешь говорить о своих собственных. Например, почему ты так злишься на себя.
Он уставился на нее, чувствуя себя так, словно кто-то только что ударил его в живот.
— Я не... я не...
Он почувствовал, что барахтается, и попытался вырвать у нее руку, но она не отпускала. И каким-то образом, несмотря на то, что он был на девять дюймов выше ее и весил в два раза больше, он не мог вырвать эту руку из ее хватки.
— Я знаю тебя уже два года, Тэнгвин, — сказала она. — И есть одна вещь, которую я все еще не понимаю. Что сейчас я, возможно, понимаю еще меньше, чем в тот день, когда мы встретились. — Она посмотрела на него очень спокойно. — Почему ты не можешь отпустить то, что заставляет тебя так злиться на себя?
— У меня более чем достаточно причин "злиться"! — Его голос звучал тверже, чем раньше. Он почувствовал, как поднимается гнев другого рода — гнев на нее, — и изо всех сил подавил его. — В наши дни большинство людей так и делают.
— Бедар знает, что ты это делаешь, — сказала она таким тихим голосом, что он едва мог расслышать его на шумном фоне танцпола. — Твоя семья, то, что случилось с Пойин, все, что ты видел. Боже мой, Тэнгвин! Нужно быть святым, чтобы не злиться из-за этого! Но это не то, о чем я говорю. Почему ты так злишься на себя?
— Я не такой, — сказал он... и услышал ложь в своем собственном голосе.
Она только посмотрела на него, выжидая. Он уставился на нее сверху вниз, пораженный глубиной этих глаз, пытаясь понять, как разговор так внезапно повернул.
— Может быть, я и прав, — признал он наконец, защищаясь. — Может быть, я видел вещи — делал вещи — за последние девять лет, которыми я не очень горжусь. Человек кладет руку на плуг, он отвечает за то, что он сеет за ним, когда приходит время сбора урожая.
— Неужели ты думаешь, что это делает тебя уникальным? — спросила она, и странная мысль пронзила его. До того, как они встретились, он не был бы так уверен, что означает "уникальный". Теперь он знал. Его мозг начал понимать, что из этого следует, но она продолжала, не давая ему возможности для побочных экскурсов.
— Чжюнгквэн тоже был частью могущественного воинства, — сказала она ему. — С самого начала — с тех пор, как и ты был, с первого призыва и до боев на реке Сейр. И он писал мне письма, Тэнгвин. Длинные письма. Он был моим лучшим другом, а не только мужем, и я знала его достаточно хорошо, чтобы прочитать из этих писем даже больше, чем он мне сказал. Он ненавидел джихад. — Ее голос все еще был мягким, но дрожал от страсти. — Он ненавидел то, что ему приходилось делать, и ненавидел то, что это делало с ним. Он написал мне о том, как "меч Шулера" опустошил Сиддармарк, о том, как люди, пережившие это, ненавидели Мать-Церковь... и почему. Он даже написал мне об этих ужасных концентрационных лагерях, о мужчинах и женщинах — детях, — которые, как он знал, умирали там каждый день [как контролирующая все цензура инквизиции могла пропустить такие письма с фронта?]. Это был не он. Он ничего не мог с этим поделать. Но он чувствовал себя таким грязным, таким отвратительным, просто находясь там. Он был хорошим человеком, Тэнгвин, таким же, как и ты, и от этого стало только хуже.
