Его усилия оказались не напрасными, в Кремле поначалу негативно отнеслись к его победе, но затем изменили к нему отношение, заметили разумную активность нового губернатора. Он был приглашен на встречу с Президентом. Она продолжалась почти час, они весьма насыщенно беседовали, хотя какой-то практической пользы от нее так и не последовало. Да Вронский ее особенно и не ждал, ему было гораздо важней обезопасить свои тылы с этой стороны. И, кажется, у него это получилось. Да и престижу эта аудиенция ему добавила. Правда, не у всех, часть однопартийцев обвинила его в предательстве идеалов партии и чуть ли не в сговоре с врагом, но Вронский благоразумно предпочел не обращать на эти наветы внимания. У него свои задачи и цели, а крикуны всегда были, есть и будут.
Вронский сел в кресло на веранде и подставил лицо солнцу. Сегодня он не будет особенно думать о работе, уже скоро пожалуют гости. Он хочет посвятить этот день Анне, ее светлой памяти. Поэтому он пригласил тех, кто в той или иной степени соприкасался с ней. Он долго раздумывал, стоит ли звать Каренина, учитывая всю сложную гамму их отношений и решил, что не стоит. Но неожиданно для себя в последний момент передумал — и послал приглашение. В конце концов, смерть Анны должна их как-то примирить, глупо продолжать бодаться, когда причина этого мужского противостояния покоится в могиле. Однако Каренин ничего ему не ответил, и Вронский не знал, приедет он или нет. Ему было хорошо известно, что в последнее время Каренину сопутствовали неудачи, и Вронскому было даже немного его жалко. Он и сам пережил не так давно тяжелые минуты и хорошо представлял, что может происходить в этом случае в душе человека. И он безмерно рад, что все это позади. Нет ничего ужасней, чем жить без надежды и в полном отчаянии. Впрочем, не стоит слишком долго предаваться грустным мыслям, для тех, кто остается жить, жизнь продолжается.
Вронский взглянул на часы. Пора готовиться к приему гостей, надо окончательно проверить, все ли сделал правильно обслуживающий персонал, потом принять душ и одеться для встречи. Он должен будет выглядеть на все сто.
Вронский встал и направился внутрь дома. Он вошел в комнату и его взгляд столкнулся со взглядом Анны. Она смотрела на него с портрета, как живая. Вронский подошел к ее портрету и стал смотреть на него. До чего же она тут красива и одновременно таинственна. В этой женщине всегда таилась какая-то тайна, он ее ощутил с первых минут их знакомства и пронес это чувство через все сложные и извилистые, как русло реки, перипетии их отношений.
Внезапно что-то произошло с ним, к горлу подкатил комок, а на глазах появились слезы. В комнате никого не было, и Вронский, не стесняясь, заплакал. В последнее время он не часто вспоминал Анну, но сейчас вся их совместная жизнь, словно предстала перед ним на экране. Ему стало невероятно печально. Теперь он понимает, как бы не сложилась его дальнейшая жизнь, годы, проведенные с Анной, были самыми лучшими и самыми важными в ней.
Он решил заглянуть в комнату дочери. Не то, чтобы он много думал о ней, но иногда ощущал какую-то тоску по девочке. Ему становилось грустно, что ей предстоит расти без матери, а он при всем своем желании не сможет ее заменить. У него нет на это физически времени. Хотя дело далеко не только в нем, что-то мешает ему ближе стать к своей дочери. Возможно, смерть той, которая ее родила.
Аня сидела за столом и рассматривала какую-то книгу вместе со своей гувернанткой. При виде папы она бросила свое занятие и помчалась к нему. Прыгнув Вронскому на шею, она громко засмеялась.
— Как ты поживаешь? — спросил он.
— Хорошо, — уткнулась Аня ему в шею.
— Не скучаешь?
— Нет. А почему тебя долго не было?
— Я был в отъезде.
Вронский смотрел на дочь: чем старше она становилась, тем больше сходства с ее матерью он замечал. И не только во внешности, но даже в манерах, в тембре голоса было что-то от нее.
— Надо одевать Аню, скоро уже начнут собираться гости, — обратился он к гувернантке.
— Не беспокойтесь, Алексей Кириллович, мы успеем.
— Как она себя ведет? — негромко поинтересовался он.
— Хорошо, только иногда бывает беспокойной и излишне упрямой.
— Как вы думаете, почему?
— Если бы знать. По-видимому, уж такой характер.
— Наверное, вы правы. Не буду вам больше мешать.
Вронский поцеловал дочь и вышел из детской.
II.
Все уже собрались и даже немного потусовались, когда охранник вдруг доложил, что подъехал еще один автомобиль. Вронский вышел к воротам и увидел стоящее в нескольких метрах от дома такси. Из него вышел Каренин. Медленной походкой он направился к Вронскому.
Вронский смотрел на приближающего к нему мужчину и не верил своим глазам. Он не видел Каренина больше года. Тогда это был совсем другой человек: самоуверенный, ухоженный, изысканно одетый, с гордо-презрительной посадкой головы. Сейчас же пред ним предстала сутулая фигура в плохо выглаженном костюме, с серым, постаревшим лицом. В первые мгновения Вронскому стало даже не по себе, он не предполагал, что так можно быстро и кардинально перемениться. За Карениным шел долговязый подросток. Да, это же Сережа, понял Вронский. Вот уж чего он не ожидал, что Каренин возьмет с собой сына.
— Здравствуйте, Алексей Кириллович, — произнес Каренин. — Вот вы меня приглашали к Анне, я приехал с Сережей... — Он выжидательно посмотрел на Вронского.
— Я рад, что вы оба приехали. Проходите.
Каренин кивнул головой, и отец с сыном двинулись вслед за Вронским.
Появление Каренина с сыном было встречено удивленным молчанием, все некоторое время неподвижно смотрели на них, словно на появление привидений. Затем по очереди двинулись здороваться с вновь прибывшими.
Вронский усадил Каренина неподалеку от себя. Он испытывал некоторую неловкость от его присутствия, так как не совсем ясно представлял, как себя вести с ним и что говорить в этом случае об Анне. Его слова о ней могут задеть и даже обидеть ее мужа. Точнее, вдовца. По крайней мере, официально он имеет именно такой статус.
Вронский взглянул на Каренина, тот смотрел куда-то в сторону от всех. Вронский решил, что не будет ничего менять в своих словах. Он станет говорить только то, что хочет сказать. В конце концов, хозяин положения здесь именно он, и последние годы жизни Анна любила именно его, а не этого человека. А если тому что-то не понравится, то может уйти, держать никто не станет.
— Друзья, — начал Вронский, — в первую очередь благодарю вас за то, что вы откликнулись на мою просьбу и собрались здесь. Сегодня у всех нас печальная дата, ровно как год не стало Анны. Для всех, кто ее знал, это большая утрата. Я много размышлял о ней в последние дни. Здесь все свои люди и каждому из вас хорошо известна наша не простая история. Поэтому вы прекрасно представляете, о чем идет речь. Так уж очень часто случается, что истинная ценность человека становится понятней после его ухода. Это, конечно же, плохо, но ничего с этим поделать невозможно, так уж мы устроены. Я очень рад, что здесь сегодня с нами Сережа, сын Анны. Я хочу, чтобы он знал, что он своей мамой может гордиться. Она была замечательной. В ней было очень много жизни и любви, сейчас такое сочетание не часто встречается. Ее обаяние было непобедимым, оно захватывало буквально всех. А какой у нее был тонкий, изящный вкус. Признаюсь вам, мои друзья, до встречи с ней я считал себя весьма продвинутым в этом направлении человеком, но когда познакомился с Анной, то понял, какой я профан и невежда. И пока мы были с ней вместе, я все это время перенимал ее взгляды на мир. — Вронский на мгновение замолчал, словно собираясь с мыслями. — Знаете, есть люди, рядом с которыми бывает темно, а есть люди, которые излучают свет. Анна была из таких людей, она буквально лучилась светом. В ней было что-то такое, что невозможно выразить словами. При этом я вовсе не хочу сказать, что она была идеалом. Вовсе нет. Она была земная, тяжело переживала неудачи, порой была неоправданна резка, не всегда справедлива, но разве это сейчас имеет значение. Когда человек уходит, то оставляет воспоминания о себе. Обычно они одноцветны, по крайней мере, в них преобладает либо белый, либо черный цвет. А вот промежуточные оттенки, чаще всего, исчезают из нашей памяти. И я нисколько не сомневаюсь, что у всех, кто сидит за этим столом, при имени Анны возникает белая аура. Даже ее смерть, — Вронский сделал паузу, — это настоящий подвиг. Не случись она, не быть мне не только губернатором, есть большое сомнение, что я вообще стоял сейчас бы перед вами. Я очень ясно отдают себе отчет, чем я обязан ей. И клянусь, что никогда не забуду того, что она сделала для меня, что пожертвовала самым дорогим, что у нее было — своей бесценной жизнью. Светлая и долгая ей память!
Вронский высоко поднял бокал, все встали, несколько мгновений молчали, затем выпили. После чего снова сели.
Официанты бесшумно обслуживали гостей, наливали вино в бокалы, предлагали попробовать то или иное блюдо.
— Алексей Кириллович, — вдруг обратился Облонский к Вронскому. — Мы с тобой так детально и не говорили, что тогда произошло. Почему это проклятый грузовик оказался на одной полосе с ее машиной? Это было не случайно?
Вронский посмотрел на Стиву.
— Да, можно с уверенностью сказать, что это был не несчастный случай, а убийство. Когда я стал губернатором, то настоял на возобновлении расследования. Выяснились интересные детали. В нашем доме следователи обнаружили жучки, то есть все наши с Анной разговоры прослушивались, а потому эти люди знали, куда и зачем она едет. Мы же оказались с ней слишком неискушенными в таких делах, и даже не думали, что нас могут подслушивать.
— А выяснилось что-либо с грузовиком?
— КАМАЗ был угнан, кто им управлял, узнать так и не удалось, но у меня нет ни малейших сомнений, что все было подстроено. Анна везла важные документы, их не обнаружили. Значит, шофер не только сбил ее, но и обыскал машину. Это было настоящее заказное убийство.
— И кто же заказчик?
— Прежний губернатор, — пожал плечами Вронский. — Анна везла документы, которые будучи доставлены в прокуратуру, отправили бы его надолго за решетку. После того, как я занял его пост, я приказал провести расследование. Скрылось много фактов злоупотреблений им своим положением.
— Почему же он не арестован? — подал скрипучий голос Каренин.
— Дело против него заведено, вот только его фигуранта нет. Есть сведения, что он скрывается за границей, но где никто не знает, или знать не хотят. Но я обещаю, что со своей стороны сделаю все, что смогу, чтобы этот человек получил по заслугам, — твердо произнес Вронский.
После закусок был сделан перерыв, все вышли из-за стола.
— Господа! Прошу минуту внимания, — раздался вдруг голос Кознышева. Все дружно повернулись к нему. — У меня есть для всех сюрприз. Кознышев подошел к своей плотно набитой сумке, достал из нее горку книг и водрузил на столик. — Это моя последняя книга, она вышла из типографии буквально несколько дней назад и посвящена моему дорогому брату Константину Левину. Каждый может взять себе на память экземпляр.
Левин почувствовал смущение. Ни о чем подобном он не знал, Сергей ему не говорил, что завершил свой труд. Да он, Левин, и позабыл про то, что тот пишет книгу о нем. В последнее время Кознышев на эту тему как-то не заговаривал.
Левин взял в руки книгу, прочитал название: "Надежда на исцеление".
Не слишком ли громко? подумал он и стал листать. Его глаза выхватывали отдельные строки и абзацы. И постепенно им овладевало смущение; не чересчур ли лестно автор пишет о нем? Многие будут думать, что это книга — заказ, который он, Левин, оплатил. Сейчас ведь это модно, дал денег — и про тебя такое насочиняют, что остается только взлететь ангелом на небо
— Не слишком ли комплементарно? — спросил Левин брата.
— Нам нужны положительные примеры, Костя. Их катастрофически не хватает. И потом я писал только правду и ничего кроме правды.
Левин слегка пожал плечами. Сейчас не то место и не то время, чтобы спорить на эту тему.
— Расскажи, как тебе работается советником у Алексея Кирилловича? — поинтересовался Кознышев. — Ты мне ничего об этом не говорил.
Левин оживился. Эта тема его интересовала больше, чем книга.
— Мы начали программу по возрождению сельского хозяйства области. Идея довольно проста: опираться на тех, кто хочет и может работать. Таких не очень много, но они к счастью есть. Помогать им, создавать для них благоприятные условия и консолидировать вокруг этих хозяйств все более или менее здоровые силы. Я убежден, что лишь опора на сильных и деятельных способна принести отдачу.
— Константин Дмитриевич направляет и организует всю работу в этом направлении, — вмешался в разговор Вронский. — Без него у нас бы точно ничего не получилось.
— Вы преувеличиваете мою роль, Алексей Кириллович, — не согласился Левин. — Вы бы справились и без меня.
— Говорю, как на исповеди, не справился бы. Я искал подходящих людей для работы на этом участке и не нашел. С кадрами огромный дефицит. Я рад, что вышла ваша книга, Сергей Иванович. Она нам очень полезна.
— Вот видишь, брат, — улыбнулся Кознышев. — Я был прав.
Левин не ответил. Он подумал, что по большому счету эта книга мало что значит, нужные реальные повседневные дела. А брат до конца своих дней будет витать где-то на небесах, будучи уверенным, что занимается необходимым и полезным делом. И не стоит его в этом разуверять, все равно это ни к чему не приведет. У каждого из них своя стезя.
III.
Кити и Долли уединились в небольшой беседке в саду. Сестры довольно давно не виделись и соскучились друг по другу. Каждая внимательно осматривала другую. Долли поразилась переменам, которые произошли с Кити. Еще не так давно это была юная тоненькая девушка, сейчас же перед ней сидела вполне зрелая женщина. Она не то, что располнела, но повзрослела, тонкость сменилась на дородную стройность. Даже небольшая от природы грудь налилась соками и вздымалась под блузкой.
А вот Кити владели иные чувства, она ясно увидела следы старения на лице сестры. Кожа уже не была такой упругой, морщинки и складки перерезали ее, как оросительные каналы поле. Да и глаза были не то, что печальные, скорей начисто лишены блеска.
— Такая грустная дата, — вздохнула Долли. — Когда узнала об ее гибели, не спала целую неделю. Все было как в тумане.
— Я тоже переживала, — поддержала ее Кити. — Странно, что когда-то я ревновала ее к Вронскому и даже желала смерти. Как ты думаешь, моя мысль не могла как-то на это повлиять?
— Ну что ты, дорогая, с того момента до смерти Анны прошло столько времени. Да и причем тут твои мысли, ты же слышала Вронского, что привело ее к гибели.
— Да, конечно, я понимаю. И все-таки эта мысль не покидает меня. Я виновата в том, что желала ей плохого. Нельзя никому такого желать, даже своим недоброжелателям.
Долли провела ладонью по щеке Кити.
— Не мучь себя этим, прошлого не изменишь. У каждого из нас есть в жизни нечто такое, что вызывает у нас раскаяние или стыд. Просто не надо повторять ошибки.
