Альжбетта попыталась возмутиться, ведь те разы, когда она действительно рисковала, запихивая в комнату голых "невест", дабы рассорить сына с прежней любовницей, реально пострадали лишь сами девицы, отлупленные шваброй и шнуром от гардин. Арн успел сориентироваться и запихнуть в рот матери печенюшку из вазы: печенье Элиного производства надёжно склеивало зубы минут на двадцать. Не заметив заминки, хозяйка мрачно продолжила:
— Но с родителями моими сами будете договариваться...
Причина её мрачности стала понятна сразу, как только в поместье Сосновское сошлись два семейства, как сходятся на взрытом заговорными камнями поле две армии, как сталкиваются на арене бойцы... как встречаются две бабушки единственного внука. Гром, молния и сотрясенье крыльца.
Неизвестно, что было хуже, отсутствие брака между их детьми предыдущие девять лет совместной жизни или одинаковые платья родительниц, но зерно крепкой взаимной неприязни, посеянное давным-давно дало всходы. Почтенные женщины ненавидели друг друга заочно, просто так, из живой необходимости любой темпераментной особы к сильным эмоциям. Однако, в отличие от госпожи Важич, Эльфира ненавидела потенциальную сваху исключительно из любви к искусству. После неудачных браков золовкиных дочерей на фоне карьерных успехов собственного чада, она взгляды на замужество слегка подкорректировала, полагая обязательным для успешной женщины наличие лишь высокооплачиваемой работы и ребёнка. Желательно, одного, желательно, девочки и, желательно, чтобы воспитывался этот ребёнок скучающей в провинции бабушкой. Поэтому основания для недовольства дочерью у Эльфиры всё равно оставались. Главной же претензией был просто возмутительный факт присутствия в жизни ребёнка отца — "бесчувственного и безответственного типа, без грамма чести и достоинства", хотя получение денег на воспитание ею всячески поощрялось. Можно сказать, что между бабушками Собира Важича было не так много различий: обе предпочли бы, видеть внука с одним родителем.
Различия же между ними пусть и были менее существенными, но их количество с лихвой подавляло всё и вся. Обе с одинаковым рвением и ответственностью решились взяться за организацию судьбоносного торжества и не желали уступать друг другу ни пяди вышитых рушников, ни пригоршни блёсток. Каждая имела свои представления и обладала той несокрушимой уверенностью в собственной исключительной правоте, которой могут обладать только потомственные чиновники и опытные няньки. Провинциальное чувство стиля, чуть старомодное и адаптированное под собственную картину мира, схлестнулось в непримиримой войне со столичным чувством достоинства. Главное святилище Триликого соперничало с выездным торжеством на Лазурных островах. Загородный клуб противостоял княжескому ресторану. Против эскорта из белоснежных ступ восставала кавалькада всадников, и даже лилии в бутоньерках официантов находили соперниц среди маков и гортензий. Ситуацию спасал лишь Ригорий Валент. Если бы не его феноменальный талант управляющего, позволявший находить общий язык с самыми сумасбродными господами, свахи, наплевав на нормы приличий, так почитаемые обеими, просто вцепились бы друг другу в волосы из-за фасона подвенечного платья.
Араон с сыном сбежали первыми под предлогом навестить дядю Стасия в его мастерской. Дядя гостям не обрадовался, но политическое убежище обеспечил. Алеандр продержалась дольше, исключительно на силе собственного крика, пытаясь отстоять право самостоятельного выпора белья и туфель, потом сорвала голос и позорно капитулировала вслед за своими мужчинами.
— Да пошли они к чирьям собачьим! — раздражённо отмахнулась она. — Пусть делают, что хотят.
Хотели, как оказалось, многого.
Торжественное мероприятие началось с истерики невесты, которую не смогли впихнуть ни в одно из выбранных родительницами платьев. Те в погоне за модными фасонами и дорогими украшениями буквально накануне обратили внимание на любопытное положение брачующейся и живот в расчёты включить не успели. Пришлось срочно бежать в швейную лавку, но, как оказалось, к великому удивлению обеих родительниц, свадебных платьев на беременных не было даже у них. К счастью Ригорий Валент вспомнил, что одна из его троюродных сестёр — дама выдающейся комплекции и отсутствующих комплексов — аккурат явилась на торжество в белом, презрев настойчивые рекомендации по цвету организаторов. Впервые увидев родственницу (такую далёкую родню Эл не видела даже в сборниках пластинок), Алеандр разразилась новым потоком слёз и криков. Но вся женская половина дружно решила: "нервное" и насильно принялась запихивать невесту в рюши.
К появлению дружек, что обязаны были с шутками и прибаутками искать невесту, выкупать её и везти к святилищу, чародейка сидела на табуретке посреди комнаты и напоминала себе ворох небрежно сваленного грязного белья. Распухшее от слёз лицо всё ещё было красным. Слои дорогих белил и красок не скрывали этого, лишь подчёркивая редкими пятнами диких оттенков нездоровый цвет кожи. Чужое платье, ушитое прямо на ней, бесформенными тряпками спадало с чуть округлившихся плеч, обвисало на груди копной незабудок, топорщась на животе кружевом, как ощетинивается дикобраз при приближении хищника. Причёска вторила ему не менее агрессивными завитками, сплетёнными жемчугом и перьями, но приглашённые мастера в один голос утверждали, что не видели ещё подобных невест.
За первым томительным часом, чуть сумбурным, когда подружки, родственницы и ученицы ещё метались между подъездом и входом в квартиру, сыпля остротами и повторяя шутки, потянулся второй, уже куда менее оживлённый и радостный. Выкупать невесту никто не спешил и Эльфира, опрокинув в себя пузырёк успокоительного, вполголоса кляла зарвавшееся семейство, неустанно пытаясь связаться с другими гостями. К началу третьего часа под окном таки остановились. То был не полагающийся пышный кортеж со связками колокольчиков. Из одинокой спортивной ступы, злой как голодный вурдалак выскочил лично Глава Замка Мастеров.
— Я всё понимаю, опоздать — святой долг невесты, но нужно же совесть иметь! — вскричал он, врываясь в квартиру, заполненную дрожащими на гране нервного срыва женщинами, и тут его взгляд зацепился за белое нечто в центре: — мать...твою!
— Твою тоже! — мрачно огрызнулась Алеандр, демонстративно постукивая корзинкой с цветами.
Счастливые родительницы новобрачных действительно делали, что хотели с полного попустительства детей. Эльфира Валент хотела традиционного выкупа и торжественного шествия, передачи девицы с рук на руки, как то проводилось поколениями раньше, а Альжбетта готовила популярный ныне в Землях заходящего солнца синхронный подъезд к главным дверям. Обе готовили основательно, тщательно со всей дотошностью и упрямством, игнорируя друг друга. Араон Артэмьевич выругался: всё только начиналось.
В святилище заходили с чёрного хода, тайком и под самодельной личиной. Толпа гостей, любопытных зевак и писак из городских дневнушек, жаждавших, наконец, приобщиться к священному охомутанию самого завидного холостяка Словонищ, появление подобной невесты могла просто не перенести.
Пред алтарным камнем к тому времени уже собралась толпа. Не из допущенных к священнодействию родственников и друзей, а исключительно из представителей жречества, схлестнувшихся в неравной схватке за право проводить ритуал для высокопоставленного, богатого и щедрого раба... Божьего. В левом углу церемониального подиума, затянутые в белые с золотом рясы держали оборону служители Триликого из обители "Имени первого". В их распоряжении оказалась тренога со священной книгой, лепестки посвящённой камелии и большая часть алтарного камня, на котором, облапив руками и ногами, расположился их главнокомандующий — Старший жрец. Против них с упорством, достойным праведников, выступали чёрно-красные послушники "Братства Мёртвой ночи", стремительно набирающего популярность в кругах золотой молодёжи и считавшегося изящным в своей исключительности. В их распоряжении были только венчальные кубки, да вера в себя.
— Может, просто в ратуше зарегистрируемся, — осторожно предложил Араон, глядя, как ритуальным покрывалом пытаются спеленать особо разошедшегося "мёртво-ночника".
— Не прокатит, — скривилась Эл. — Если прознают, то всем скопом отколошматят уже нас.
В качестве тяжёлой артиллерии в зал тайком была вызвана дюжина инквизиторов в полном обмундировании, произведших среди толпы под стенами святилища настоящий фурор. Под конвоем бойцов, невозмутимых, как статуи святых, жрецы присмирели и даже прониклись поветрием благости, сквозящим сквозь новые дыры в рясе. Всё равно церемониальная книга была в одном экземпляре, а прочтение хором лишь усилило бы действие молитв. В зал потянулся скромный ручеёк свидетелей таинства, проникшихся святостью и грозностью вооружённых до зубов громил.
— Яви же миру, дарованную Триликим! — в один голос завыли жрецы, заканчивая последние молитвы.
— А больше вам ничего не явить? — зло зашипела "дарованная", будучи замотанной в четыре рулона фаты, как личинка гигантского шелкопряда.
Ригорий Валент попытался полушёпотом объяснить, что молодая стесняется, что платье слишком открытое для храма и вообще любви фата не помеха, но примирившиеся служители встали единым фронтом на защите традиций и заканчивать ритуал без положенного разоблачения не будут. Мол, неизвестно, кого пытаются протащить под фатой, может замужнюю уже или вообще мужика, на что Алеандр закономерно заметила, что сперва удостоверится, что под рясой у служителей, авось там еретики притаились или вообще чернокнижники. Жрецы медленно посмотрели на инквизиторов. Инквизиторы вопросительно на Важича. Важич демонстративно закатил глаза. Покидали храм уже со всей возможной помпой, оставляя под алтарным камнем бледных дрожащих от пережитого ужаса жрецов.
В выборе ресторации для торжества, после долгих споров и битья посуды, мнения организаторш совпало. Если сперва молодожёнов такое единодушие порадовало, то при подлёте к центру Новокривья начало настораживать. Вкусам обеих взыскательных дам соответствовал ни много ни мало, а сам центральный зал Театра оперы, построенные ещё во времена Великого Вождя и отличавшийся наравне с древностью, громадностью, помпезностью и дороговизной буфета.
У главных дверей, широко распахнутых и украшенных по случаю гипсовыми лебедями вместо полуголых муз, в ярком малиновом пиджачке стоял непривычно прилизанный, почти забальзамированный в духах и притирках Собир, встречая родителей традиционным караваем на рушнике. Грандиозное произведение пекарского искусства размером едва не равнялось с самим мальчишкой, и потому, вместо того, чтобы протягивать кормильцам знак глубокого почитания, он придерживал слишком увесистую буханку коленом.
— Брось батон, — прикрикнула пробирающаяся сквозь ряды гостей Альжбетта, — не позорь нас!
— Что значит, не позорь!?! — рявкнула подступающаяся с другой стороны Эльфира. — Это древнейшая традиция удачи!
— Село это, а не традиция! — выскалилась вдова, вырывая каравай из рук внука. — Брось, тебе говорю! Бери букет, пока печатки не включили!
— Сама-то из села как давно вылезла? — выхватила каравай у соперницы блюстительница традиций.
— Эльфи, не надо! — трагически взмолился господин Валент.
— А разве нет? — не унималась его жена. — Да в ней же изящности, как в нашей поломойке!
— Ах ты, швабра нечёсаная! — Альжбетта, переполненная негодованьем, замахнулась на сноху подготовленной для внука корзинкой.
Ригорий Валент как раз подоспел к месту разборок, и плетёное великолепие из лучшего цветочного салона угодило ему в спину, с треском разломившись и осыпав всех лепестками и опилками. Собир невозмутимо смахнул с волос налипшие куски коры:
— Ма, па, поздравляю.
В главном фойе новобрачных встречал оркестр. И не один! На балконе, обряженные в пышные ливреи и замысловатые парики, исполняли приветственные марши скрипачи и виолончелисты. У подножья лестницы выбивали экзотические ритмы барабанщики. А вместе хорошая акустика рождала из них то, что раньше считалось разновидностью пыток. Уже на десятой минуте их совместного звучания у окружающих начинала кружиться голова и трястись руки. Самим музыкантам не иначе как приходилось вставлять бирючи, чтобы не сходить с ума в этой какофонии. Столов с закусками и аперитивом тоже было два, они не воевали меж собой так жестоко, как льющиеся мелодии, поскольку запахи еды почти не смешивались на просторах огромного холла. Лёгкая, воздушная и сливочная гамма одного так резко контрастировала с яркими цветами экзотических закусок из другого меню, что гостям проще было разделиться на два фронта, чем рисковать, смешивая паштеты и канапе.
— Дорогие гости! — вскричала Альжбетта Важич, когда все приглашённые успели лично поздравить молодожёнов и пригубить бокал другой. — Давайте приступим к ужину!
Картинным, преисполненным изящества жестом она дала отмашку, и официант распахнул двери в главный банкетный зал. Гонимая разыгравшимся аппетитом толпа жадно устремилась к многочисленным столам и столикам, хаотично разбросанным пред возвышением сцены. Почтенная вдова самодовольно кивнула пышущей негодованием конкурентке и вступила следом, чуть удержавшись, чтоб не захлопнуть за собой дверь.
Молодая семья входила в новый зал настороженно, с опаской, ожидая чего угодно от подвесных столов до разбросанных на восточный манер седельных подушек. С потолка свисали легчайшие ленты с серебряными бубенцами, позванивающими от порывов начарованного ветра. Пёстрые гирлянды из живых цветов тоже колыхались от него, но делали это угрожающе, готовые в лютой момент обрушиться на головы присутствующих. Десятки легчайших антикварных люстр тянулись нитями хрустальных бус едва не до макушек проходящих. Столы для гостей квадратные и круглые располагались хаотичным лабиринтом для официантов в золотых и алых жилетках, которые сталкиваясь плечами и путаясь в заказах, обслуживали исключительно свои столы, демонстративно игнорируя другие. Проникнувшие каким-то неведомым образом музыканты обеих фракций занимали места на разных концах зала, готовясь продолжать пытку высокого собрания со всей самоотдачей.
— Ну, хоть головной стол всего один, — попыталась приободрить мужа Эл, видя, как у того начинают от ярости сверкать глаза при виде рассадки гостей.
Головной стол был действительно один, но таких громадных размеров, что усадить за него можно было едва ли не половину всех присутствующих и по количеству стульев, одинаковых с обеих сторон, можно было подумать, что госпожа Важич проводила кастинг среди подруг, лишь бы заполнить недостаток близкой родни на фоне многочисленных Валентов. На их половине, неизвестно с какого перепугу решили усадить помимо родителей ещё и тётку с обеими дочками, их мужьями и свояченицами. При виде Маниры, приветливо скалящейся подходящему к столу Арну, у Эл задёргался глаз.
— Спокойно, нам немного осталось, — прошептал чародей на ухо жене, садясь за стол.
Алеандр поняла его фразу по-своему и потянулась к кубку, дабы успокоить расшатанные нервы. Бдительная Гала Бельских не могла упустить из виду такое попрание благовоспитанности и, перегнувшись через брата и невестку, выдернула из рук племянницы венчальный кубок:
