Несмотря на свой нелепый вид, Люк заметил ее первым и коснулся плеча Джулиана, указывая на дальний причал.
— Возьми, Вьеви. И иди. Тебя ждут.
Рандалин медленно сомкнула пальцы на браслете. Но надевать его пока не спешила, держа чуть на отлете, словно какую-то опасную вещь, от которой явно не знаешь, чего ожидать.
В порту уже вовсю хлопали ставни. Торговки рыбой вытащили свои первые лотки на скользкие от ночной росы доски и пронзительно завизжали, пытаясь перекричать друг друга. В большом расшитом паланкине пронесли старейшину Рамериса — он лично отвечал за порядок в гавани и поэтому каждое утро начинал с торжественного обхода. Большой купеческий корабль, сопровождаемый с боков двумя маленькими орденскими ладьями, входил в порт и гулким выстрелом возвестил, что все в порядке.
Рандалин окончательно повернулась спиной к морю. Ее город, потягиваясь после сна, действительно ждал ее. И с этим ничего нельзя было поделать. Можно было только смириться и пойти навстречу тем троим, что торопливым шагом приближались к ней по деревянным мосткам.
ветом, ущение краха настолько не вязались с ее ной причины. еренный свет, который только усиливался с годам
Эпилог.
которого могло бы и не быть,
поэтому я очень благодарен судьбе за то,
что он все-таки случился
Рандалин спала и видела во сне корабли, стоящие на горизонте под развернутыми парусами. Ярко-голубая прозрачная вода плескалась у ее ног. Но она не могла плыть, только идти по этой воде. Но сколько бы она ни шла, вода все время доходила ей до колен, а корабли так и оставались далеко впереди.
Она побежала, разбрызгивая воду, и с каждым шагом ее ноги все больше увязали в морском песке.
— Малонна! Мадонна! Проснитесь!
— Рандалин! Вы слышите меня?
Она приоткрыла один глаз и некоторое время непонимающе смотрела на склоненные над ней лица Джулиана и Санцио — слишком серьезные, скорее даже озабоченные. С тех пор, как она надела браслет Великого Магистра, они стали относиться к ней с подчеркнутым почтением, и теперь никто из них даже не решался тронуть ее за плечо, чтобы вытащить из глубокого сна. по-прежнему на гор
— Что еще произошло? — пробормотала Рандалин, поднимаясь на локте
— Понтиус просит вас немедленно прийти в зал совета старейшин, — пробормотал Джулиан, держа наготове ее орденский плащ.
— Немедленно? — она невольно сощурилась от бледного утреннего света, бьющего из распахнутого окна — видно, шторы раздернули в надежде, что она быстрее проснется.
"Неужели кто-то смеет приказывать Великому Магистру прибыть немедленно?" — спросил вкрадчивый голос в ее сознании. Она уже привыкла воспринимать его как голос магистерского браслета и относиться к нему со снисходительной иронией.
— Я никогда его не видел таким, мадонна. Похоже, случилось что-то действительно серьезное.
— Ну хорошо. — Рандалин еще не окончательно проснулась, но постепенно приходила в себя ровно настолько, чтобы осознать свое чувство долга. — Передайте сьеру Понтиусу, что я постараюсь прибыть как можно скорее.
Через пятнадцать минут она вошла в приемный зал на втором этаже дворца старейшин, в своем обычном орденском костюме, перебросив через руку хвост длинного плаща в валленской манере, уперев вторую руку об эфес шпаги для храбрости, плотно сжав ненакрашенные губы. Она постаралась как можно более тщательно пригладить волосы, но они упорно торчали в разные стороны, как яркая солома.
Выражение лица собравшихся ей настолько не понравилось, что она сомкнула пальцы на рукояти — обычно это всегда помогало чувствовать себя увереннее, и изобразила самую неприятную из своих улыбок, обещавшую собеседнику максимально изощренные издевательства.
Понтиус мрачно смотрел на нее, хмурясь и не совсем понимая, как себя вести. Но еще хуже приходилось Мануэлю — он вообще не поднимал глаз от собственных пальцев, на каждом из которых красовался огромный перстень в оправе.
Прочие старейшины вели себя более равнодушно — просто внимательно следили за мимикой и жестами Понтиуса, чтобы вовремя успеть их скопировать. Кроме них и традиционной стражи, в зале находился еще один человек в костюме явно круаханского покроя, смутно напомнившем Рандалин мундиры гвардейцев Моргана. По крайней мере, темно-красный цвет резанул ее по глазам, заставив сильнее сжать пальцы на рукояти.
— Миледи Рандалин, — Понтиус откашлялся, — я вынужден сообщить вам неприятные новости. Валлена окружена круаханскими войсками.
— Войсками? Но круаханской эскадры не существует.
— С одной стороны, должен с вами согласиться, с другой стороны огорчить. Круаханской жскадры действительно больше не существует. Но это не мешает Круахану привести к стенам Валлены достаточное количество сухопутных полков, чтобы наш город если не был стерт с лица земли, то по крайней мере серьезно пострадал.
— Я правильно понимаю, что Круахан объявил войну?
— Не совсем, — вмешался человек в темно-красном, изображая легкий поклон. — Круахан крайне удивлен тем, что Валлена, будучи временным союзником в эмайнской войне и заручившись нашей поддержкой, впоследствии оказала значительную помощь вражеской флотилии, подорвавшей военную мощь Круахана и нанесшей значительный урон нашей эскадре. Мы настаиваем на том, чтобы Валлена изложила свои объяснения этого прискорбного факта.
— Флотилия крестоносцев вошла в гавань Валлены не по нашему приглашению, — глухо сказал Понтиус. — К сожалению, мы были достаточно недальновидны, чтобы сразу воспрепятствовать этому.
— Ха! — Рандалин наконец полностью разобралась в ситуации и выпрямилась, презрительно оттопырив нижнюю губу. Айньские ухватки быстро вернулись к ней, но она не стала делать попытки их как-то переделать согласно придворному стилю. — Скажите лучше, что вы перетрусили оба раза — и тогда, и сейчас, перед более сильными.
Понтиус даже не взглянул в ее сторону, а это был очень плохой знак.
— Совет старейшин Валлены уверяет наших круаханских союзников в своем исключительном расположении и интересуется, как можно загладить невольную вину, вызванную несогласованностью наших действий.
— Существует единственная возможность искупить эту вину — выдать круаханским войскам тех, кто столь горячо настаивал на необходимости принять в городе Орден крестоносцев и снабдить их всем необходимым.
— И что будет с этими несчастными, которые имели глупость принести еду и воду для раненых? — спросила Рандалин и сама удивилась тому, что ее голос прозвучал почти так же каркающе, как у Скильвинга.
— Я не имею полномочий это решать. Их жизнь и смерть отныне во власти мессира Лоциуса.
— Лоциуса? Он еще жив? — язвительно сказала Рандалин, заложив руки за пояс.
— Мессир Лоциус — главнокомандующий круаханской армией, — веско сказал человек в темно-красном.
— Ну что же, — Рандалин шагнула вперед, — если вы хотите выдать Круахану того, кто принимал крестоносцев и всячески помогал им, то я перед вами.
— Сожалею, — круаханский посол вежливо поклонился, — мы предполагали возможность самопожертвования со стороны миледи Рандалин. Но хочу сразу подчеркнуть, что нам этого недостаточно. Мы требуем безоговорочной выдачи всех магистров и старших воинов Чаши.
— Ваши требования... — Понтиус помедлил, — представляются нам несколько суровыми.
— Ваше право, — круаханец усмехнулся, — попытаться им противодействовать. Зачем тогда вы прогнали из города самый сильный флот, который на данный момент сущестует на Внутреннем океане? Вряд ли мессир Гвендор, изгнанный с позором, будет теперь счастлив прийти вам на помощь.
Понтиус откинулся на спинку кресла и глубоко выдохнул.
— Мы не возражаем против законных требований наших союзников.
Свита Рандалин, застывшая у дверей, издала сдавленный звук, рванувшись к ней. Она подняла руку ладонью вперед.
— Ваша светлость, — она повернулась всем корпусом к Мануэлю, больше не обращая внимания на старейшин. — Вы придерживаетесь того же мнения?
На Мануэля было тоскливо смотреть — он так и не смог поднять густых, загнутых кверху ресниц.
— Я... в общем... мнение совета старейшин... очень важно для нас...
— Мани! — хорошо поставленный театральный голос прогремел над сводами зала, на мгновение перекрыв все возгласы и перешептывания. — Ты что?
Люк застыл в дверном проеме — на нем был черный монашеский капюшон и роскошная длинная ряса, странно сочетавшаяся с подведенными глазами и губами, покрытыми густым слоем помады.
Мануэль так и не поднял головы.
Рандалин физически чувствовала, как браслет пульсирует, сжимаясь на запястье. Она пожалела, что ее застали с утра врасплох, но постепенно к ней возвращалась ясность сознания.
— Высокочтимые сьеры, — она прижала браслет, настолько сильным было ощущение, что он стремится сорваться с руки. — В таком случае мы будем защищаться. Даже если Валлена готова нас выдать — мы к этому не готовы. Предлагаю вам взять штурмом наш орденский дом.
Круаханский посол вежливо улыбнулся.
— Я имел счастье видеть вашу резиденцию, госпожа Рандалин. Даже при всех ваших магических возможностях — это будет не очень сложно.
— Мессиры, — Люк шагнул вперед, смахнув капюшон с головы, — миледи Рандалин слегка ошиблась. Она хотела предложить взять штурмом летний дворец герцога. Где сейчас и располагается резиденция Ордена.
— Странно слышать подобные вещи, сир, — Понтиус свел губы в трубочку.
— Не забудь, Мани, — громко и торжествующе произнес Люк, — ты сам мне его подарил.
Наши корабли медленно дрейфовали вдоль берега, приспустив паруса. Недавно мы отправили на берег несколько лодок за очередными припасами и пресной водой.
— Знаешь, Торстейн, — говорил Жерар, оперевшись о борт и радостно оскалившись, — насколько я слышал, когда-то были такие герои, у которых не было своей земли и состояния, были только острые шпаги и храбрость. Они так и мотались взад и вперед по морю и жили той добычей, что могли собрать, внушая ужас по окрестным берегам.
— Если мы выберем такой путь, — проворчал Бэрд, — то при каждой высадке на берег будем выставлять тебя. Тогда внушение ужаса мирным жителям гарантировано.
Жерар гордо приосанился. Действительно, он недавно снял повязку с головы, открыв ярко-красный толстый рубец на лбу и коротко остриженные волосы с едва затянувшейся раной.
— Сердце мое, я просто соревнуюсь в популярности с Гвендором, — вкрадчиво сказал Жерар, — достаточно женщинам влюбляться в него. Я тоже имею некоторые права, учитывая мои заслуги.
Гвендор даже не посмотрел в его сторону. Он сидел на палубе у борта, скрестив ноги на манер эбрских моряков. Казалось, все его внимание было поглощено веревочными узлами, которые он плел одной рукой. Особенно странно выглядела цепь Великого Магистра на груди простого воина, прислонившегося спиной к борту корабля.
— Торстейн, — позвал он вполголоса, — хотите, я вам расскажу одну интересную историю?
Я знал, что подобные откровения со стороны Гвендора дорого стоят. Поэтому я сразу присел рядом, не обращая больше внимания на скрипучие вопли Жерара, пререкающегося с Бэрдом и окружившими его воинами.
— Я долго думал над словами Хэрда. И вспоминал. Раньше я не хотел об этом помнить. Я гнал эти мысли от себя. Но теперь прошло уже слишком много времени... и я должен думать не только о себе...
— Я хорошо помню, — медленно продолжал Гвендор. — Я лежу в нижней камере в Рудрайге. Через несколько часов за мной снова придут и утащат меня туда, где происходит такое, о чем я не буду вам рассказывать, Торстейн. Не стоит. Я прекрасно знаю, что меня ждет. Это повторялось со мной много раз. И стоит ли вам говорить, Торстейн, что я этого не хочу?
И кто я такой? Обычный круаханский дворянин, замученный, каких много в камерах Рудрайга. Но пока я лежу на соломе, мокрой от собственной крови, вцепившись в нее зубами, и повторяю все заклинания, которые когда-то читал в старых колдовских книжках. Я не очень понимаю, что именно нужно говорить. Я наполовину сошел с ума от боли, тоски и неизвестности. Наверно, вы не поверите мне, Торстейн, но я чувствую, как внутри меня что-то медленно всплывает, словно из океанской глубины. Я проклинаю место, в котором творится такое и людей, которые делают подобное с другими. Я хочу, чтобы это место навсегда опустело, чтобы сквозь разрушенные стены проросла трава и чтобы все жители окрестных деревень всегда делали огромный крюк, объезжая Рудрайг за милю.
Я не уверен в этом до конца. Я очень надеюсь, что вы разубедите меня, Торстейн. Неужели я вызвал тот черный мор, из-за которого вымерли все камеры Рудрайга?
— Вы ведь хотите, Гвендор, чтобы я ответил вам честно, — прошептал я. — Я бы не удивился..
— Что же, — на лицо моего друга легла обычная холодная тень, — по крайней мере, я уверен, что каждый из тех, кто умер в Рудрайге раньше срока, благословил бы мое имя, если бы знал, что я к тому причастен. Но я не знаю... Хэрд обратил силу против Моргана... и несет теперь свое проклятие.... Может, и мое наказание только начинается?
— Эй! Там, на скалах! — крикнул Бэрд, который оставался впередсмотрящим, невзирая на все наши переживания.
Мы все отчетливо видели ярко-красный костер, горящий впереди, на плоской верхушке скалы, выдающейся в море. Он был слишком безупречного цвета и ровного контура. Стоявший рядом с костром человек слишком энергично размахивал руками, чтобы не желать привлечь к себе внимание. Тем более что я узнал его еще до того как он, изрядно вымокший, поднялся на борт, чтобы взглянуть прямо в лицо остановившемуся напротив Гвендору.
Видарра, старший магистр Ордена Чаши, произнес свое четвертое слово:
— Валлена, — сказал он.
— Не может быть! — Жерар закатил глаза. — Подобных откровений я никогда не слышал. Что бы это могло значить? Учитывая, что нас выгнали из Валлены как щенят, твои слова должны предвещать ее скорую гибель.
Видарра не отрываясь смотрел на Гвендора.
— Развернуть корабли, — сказал тот сквозь зубы, но твердо. — Паруса на восток. Мы идем обратно в Валлену.
Рандалин ждала, прижавшись спиной к стене огромного зала для приемов с зеркальными вставками до потолка. Теперь многие зеркала пошли трещинами, стекла разбиты, и в оконные проемы тянулся запах дыма. Первый этаж они уже оставили, только Олли и Джулиан с несколькими воинами забаррикадировались в небольшом садовом павильоне, и с той стороны раздавались бесконечные выстрелы и крики.
Люк и Санцио стояли рядом с ней, тяжело дыша.
— Теперь я вижу, что господин Лоциус испытывает к вашему Ордену глубочайшее уважение, — пробормотал Люк прерывающимся голосом, — даже Морган когда-то отправлял меньше гвардейцев для того, чтобы нас задержать. С годами ты явно растешь во мнении других, Рэнди.
— Дальше мне расти уже некуда, — Рандалин поудобнее перехватила шпагу, — так что на этом и закончим. Мне кажется, сдаваться живыми нам ни к чему.
