"От нас", — с горечью подумал юноша. — "Все-таки полезно помнить, что передо мной — наследная принцесса Волукрима".
А ведь он постоянно забывал об этом. Стоило только посмотреть в глаза девушки, и все лишние мысли как по волшебству улетучивались из головы юноши. Время от времени он понимал, что в мыслях "дорисовывает" левую половину лица Игнис без шрамов и представляет, как оно должно выглядеть в этом случае.
Каждый раз получалось нечто невероятное — определенно, огнерожденная красотой должна была затмить не только ее величество Кэлисту, но и ее величество Кайсу.
Выпив еще вина, лункс несколько мгновений раздумывал над словами своей прекрасной собеседницы, после чего, наконец, был вынужден согласиться.
— Графства зависят от товаров с севера. Если по какой-то причине этот живительны поток вдруг иссякнет, пограничные бароны, граф, крестьяне, короче, все, кто оседлал речной путь, будут вынуждены влачить жалкое существование, а ведь от их щедрот наверняка перепадает и всем остальным, верно?
— Именно. И они это прекрасно понимают. Волукрим при желании сможет найти другой способ добраться до Бархатных Островов. Хотя отмечу, что Воллису есть что предложить континенту, даже если мы перестанем отправлять товары по Серебряной дороге.
— И что же это?
— Во-первых, свою силу. Они слишком близко расположены к Темному лесу, а потому и Финибус, и Волукрим помогают графству, как могут. Порождения этого гиблого места не разбирают, кого жрать. В-вторых, графу принадлежат золотые прииски на севере страны. Они старые и истощенные — некто копал там тысячи, а может и десятки тысяч лет назад, — но все еще способны дарить металл, что любит и король, и нищий.
Последние слова Игнис продекламировала с чувством и интонацией, и, смутившись, отвела глаза, а ее здоровая щека покрылась румянцем.
Лариэс выпил еще вина, и неожиданно для себя осознал, как же Игнис на самом деле красива! Он никогда не обращал внимания на это раньше, а теперь просто не мог оторвать глаз от нее.
"Проклятье, и она влюбилась в того, кто не то, что не сможет, а даже и не подумает сделать ее счастливой", — злая мысль кольнула сердце юноши и слова, полные сдерживаемой годами горечи, тяжелые и...лишние, прорвались наружу, точно вода из обрушившейся плотины.
— Игнис, — Лариэс слышал себя как-бы со стороны, уши заложило, а в кончиках пальцев приятно покалывало, — он не стоит тебя.
— Кто? — принцесса опешила от резкой смены темы.
— Его высочество Таривас Вентис, кто же еще. — Какая-то рациональная часть сознания вопила, точно умалишенная, приказывая заткнуться, любой ценой заткнуться, но было поздно.
Вино, усталость, страхи последний дней и что-то еще, что-то непонятное, поднимавшееся, когда он смотрел в глаза девушке, просто заглушили эту маленькую и слабенькую часть сознания.
— Он тебя не любит. Он вообще никого не любит и не может любить, кроме себя, такой уж он уродился. Ты не подумай, я не жалуюсь, за этого человека я прыгну в огонь, но правда есть правда — он использует тебя. Да что там, его высочество играючи может охмурить любую девушку, для этого ему хватит пары фраз, мужественного взгляда, и улыбки.
"О да, улыбки. Точно также он улыбался Талиссе тогда, в саду... Эта улыбка, будь она проклята"!
— Лариэс, — Игнис поднялась и ее взгляд был серьезен. — Тебе нужно выспаться. Кажется, моя шутка зашла слишком далеко.
— Все в порядке, моя госпожа, шути на здоровье. С меня не убудет. Ты, его высочество, Древние, какая разница кто? Я — всего лишь пешка, я ничто, я червь.
— Лариэс! — Игнис повысила голос, но это не могло успокоить юношу, который с каждым словом все больше и больше разгорячался.
Его кубок вновь опустел, и он схватил бутылку, сделав глубокий глоток прямо из горлышка, и продолжил.
— Да, его высочество просто играется с тобой, ему нужно было заполучить Звериный Амулет, только и всего. И ты это знаешь, всегда знала, просто боялась признаться самой себе, Игнис.
— Все, с меня хватит! — лицо огнерожденной исказилось от ярости. — Проспись, поговорим завтра!
Она решительно двинулась на выход и уже положила ладонь на ручку двери, когда Лариэс произнес:
— Ее звали Талисса.
— Что? — Игнис медленно, как во сне повернулась к нему.
— Девушку, что я любил больше жизни, ту, которая забрала мое сердце. Она была моей первой любовью, помнишь, я рассказывал? А знаешь, кто отобрал ее у меня?
Кровь отхлынула от щеки Игнис, это Лариэс различил даже в алкогольном тумане. Его губы искривились в ухмылке, обнажая небольшие клыки, а глаза, наверняка сейчас из золотистых превратились в бардовые, как и всегда, когда он был в ярости.
— Нет, — не прошептала, прошелестела Игнис.
— Да, о моя прекрасная принцесса. Его высочество пожелал возлечь с Талиссой, а потом — забрать ее в свой гарем. Ты знаешь, у него есть гарем из нескольких сотен красоток. Он собирал их тщательно и прилежно по всем королевствам Интерсиса, там есть и бледнокожие дочери севера, и страстные дилириски, и нежные, как шелк, раскосые дикарки с Западных Островов, и даже дочери Бархатных Островов — нгутртки — красавицы, чья кожа черна, как ночь. Все они живут в достатке и роскоши и служат лишь одной целью — ублажению его высочества! И Талисса теперь там, уже три года как, я даже видел ее пару раз, когда защищал покой его высочества.
— Нет.
— Да.
— Нет!
— Да!
— Нет!!!
— Да!!!
Лариэс заорал так, что охрип, а Игнис выбежала прочь из комнаты, со стуком захлопнув за собой дверь. Виконт собирался было пойти следом, но ноги почему-то отказались его слушать, и он едва не упал.
"Ну и черт с ней", — подумал полукровка, садясь на диван и прикалываясь к вину.
Лариэс пил долго и жадно, ощущая, как холодная жидкость течет по шее и проникает под рубашку. Когда бутыль опустела, а все вокруг принялось лихорадочно кружиться, он зашелся диким истеричным смехом и рухнул на постель. Хохот душил виконта, а из глаз его лились слезы. И это окончательно подточило силы юноши. Веки налились свинцом и опустились, даря тяжелый сон.
Глава 24.
Голова раскалывалась так, что казалось, будто бы по ней со всей силы ударили булавой. Лариэс открыл глаза и обнаружил, что лежит на знакомом уже поле под фиолетовыми небесами.
Он осторожно сел, пытаясь понять, что, собственно, произошло. События последних пары часов намертво выветрились из сознания и Щит принца, как ни пытался, не мог вспомнить, когда же это он умудрился лечь спать, и почему ему так плохо.
"Я что, пил, что ли? И оказался на Грани днем? Но голова же не должна болеть здесь. Или должна"?
Лариэс прикрыл глаза и...
Он бежит по мягкой траве и смеется, а там, чуть впереди, раскинув руки для объятий, к нему мчится мама...
Щелк!
Отец, такой умный, такой сильный. Объясняет, как следует держать меч и двигаться. Трава покалывает босые пятки, и они улыбаются друг-другу...
Щелк!
Она улыбается, тепло и добро, спутанные каштановые волосы липнут к мокрым щекам. На обнаженной лодыжке налипла травинка. Он обнимает ее...
Щелк!
Лариэс зажмурился. Происходило, мягко говоря, нечто странное. Когда виконт вновь открыл глаза, то обнаружил, что хорошо знакомого берега реки нет, а он сам находится посреди небольшого островка, с двух сторон огибаемого весело журчащими голубыми лентами. Вдалеке до самого неба тянулась ослепительно яркая стена, разгоняющая, казалось, даже сам намек на тени, а в паре шагов от него сидел Кающийся, в руках которого трепетал маленький шарик света.
— Господин, где мы — Лариэс указал на стену. — Что происходит? Что это такое?
— Перебрал? — Ридгар приподнял левую бровь и погладил шарик, из которого, как почудилось виконту, донесся радостный младенческий смех.
— Да, — кивнул он, присаживаясь рядом и стараясь не глазеть на вечных спутников Древнего. — Не понимаю, вроде бы, мы на Грани, а голова болит как в реальности.
— Потому что Грань — это отражение реальности. Мы же с Корвом, кажется, вбивали эту простую истину в тебя, Лариэс, — с легким неодобрением в голосе произнес Древний. — А теперь, отвечу на вопросы: мы — в замке барона, а точнее — в месте его отражения на Грани.
— Но тут ничего нет!
— Почему? Остров, речка. Тебе мало?
— Если честно, я ожидал увидеть что-то вроде университета в Кастэллуме.
— Не все, что выстроено или изготовлено в нашем мире, оказывается на Грани. А даже то, что отражается, зачастую делает это по одному ему известным законам, — туманно ответил Древний. — Теперь перейдем к следующему вопросу: некто отгородил замок и его окрестности мощным барьером. И, предвосхищая твой следующий вопрос: нет, я не смогу пробиться сквозь него — барьер рассчитан специально на... таких людей, как я.
— На сноходцев?
— Я — не сноходец. Но — да, ты тоже не сумеешь выбраться, — Ридгар указал на ослепительно яркие стены, — что автоматически приводит нас к третьему вопросу. Происходит подготовка к очень серьезной драке. Нас специально заманили сюда и, как мне кажется, согнали всех изначальных из этой части графства. Кто это сделал — остается только догадываться. Что за этим последует — очевидно.
Лариэс осторожно кивнул и едва не пожалел об этом, потому что голова ответила на столь непочтительное с собой обращение новым взрывом боли.
Поморщившись, юноша переваривал полученную информацию.
— Стало быть, помощи не будет и нам остается лишь выстоять в безнадежном бою? — невесело усмехнулся он.
— Нет, — Ступивший на Путь Вечности помедлил и вновь погладил светящийся шарик, — Мы должны будем победить в этом бою и продолжить движение к цели.
— Это будет непросто.
— А когда в жизни что-нибудь было простым? — Ридгар вопросительно изогнул брови.
— Думаю, никогда, — вздохнул Щит принца.
— И я того же мнения. А потому советую тебе возвращаться в тело и хорошенько выспаться, чтобы защищать своего принца, когда насекомые полезут на стены.
Упоминание его высочества затронуло какую-то струну в мозгу телохранителя и тот застонал, хватаясь за голову. Обрывки фраз, обращенных к огнерожденной принялись всплывать из алкогольного угара.
Ридгар, кажется, понял это, а потому спросил:
— Вспоминаешь детали своего возлияния?
Лариэс, превозмогая боль, принялся восстанавливать в памяти события, предшествовавшие его появлению тут, и, о чудо, из недр сознания один за другим начали подниматься слова и образы, которые подобно мозаике занимали место в памяти.
— О Господи! — воскликнул Лариэс.
Он помнил произошедшее не целиком, ряд фраз и событий оставались загадкой, но и того, что удалось восстановить, было достаточно для того, чтобы прийти в ужас.
— Я отговаривал Игнис от любви к его высочеству!
— Хм-м? Интере-есно, — протянул Ридгар. — И зачем, позволь спросить?
Лариэс не нашел что ответить.
— Ну, не знаю, я...просто...она...ну...
Он потупился, не зная, собственно, говоря, что ответить.
— Я обещал Игнис исполнить любое ее желание, и она захотела, чтобы я выпил с ней вина, а потом, ну, оно как-то само случилось, вот.
— Ага-а...
На тонких губах Ридгара появилась легкая улыбка и он в очередной раз погладил шарик, который — на этот раз Лариэс был уверен — засмеялся и агукнул.
— И почему же она не должна была влюбляться в Тариваса?
— Он использует ее и бросит, разбив сердце, — решительно ответил Лариэс, — принц не создан для любви к одной женщине.
— А-а, теперь это так называется. Интересно, а что ваша христианская Библия говорит о таких, не созданных? М?
— Это совсем другое! — жарко возмутился Лариэс.
— Ну конечно же.
— Вы не понимаете, господин.
— Правда? — сарказма в голосе Кающегося было столько что при желании его можно было бы мазать на хлеб вместо масла. — Лариэс, я долго живу на свете, а потому знаю и понимаю много разных вещей. Например, почему стихийные маги столь привлекательны. Думаю, ты никогда не задавался этим вопросом, правда?
Столь резкая смена темы разговора удивила Лариэса, а потому ответил он осторожно:
— Это ведь известно всем, господин, разве нет?
— То, что известно всем, очень часто неизвестно никому. Церковь говорит: красота магов стихий — есть благословение Господа, подтверждение его любви к ним, не так ли?
— Так.
— А ты в курсе, что даже за те несколько сотен лет, что я живу, каноны женской красоты изменились несколько раз? С мужской дела обстоят как-то стабильнее.
Лариэс моргнул. Этого он не знал.
— Более того, Орелия рассказывала о том, кого считали красавицами в дни ее юности, а еще я читал некоторые трактаты, относящиеся к эпохе до Второго Переселения, там тоже было много интересного. А теперь, внимание, вопрос: как так получилось, что в любую эпоху и в любой стране стихийных магов боготворят, их желают, им потакают? Не знаешь?
Лариэс не знал. Честно говоря, он воспринимал это, как само собой разумеющееся. Да, каждый стихийный маг прекрасен, им владеют необузданные страсти, что такого? Всегда так было.
— Ответ есть, — продолжал, меж тем, Ридгар, — каждый маг стихий бессознательно воздействует на окружающих, отчего кажется тем более привлекательным. Это отдаленно напоминает ментализм, хотя и работает по другим принципам и не обладает столь сокрушительной мощью, как магия разума. Камуфляж стихиерожденных столь мощен, что нужны серьезные увечья вроде ожогов Игнис для преодоления этого... таланта, скажем так.
— Но ведь у меня есть защитный артефакт! — воскликнул Лариэс. — Пусть слабый, но все же. Он не мешает мне видеть красоту Блаклинт и его высочества, и Игнис...
Он оборвал себя и отвел глаза, краснея.
— Не мешает, и что? С чего ты взял, будто стихиерожденные сами по себе, без магии, непривлекательны? Природа, или Бог, или что-нибудь еще знатно поработали над ними. Гладкая чистая кожа, красивые волосы, симметричные и правильные черты лица, тела без каких бы то ни было изъянов. Сравни, к примеру, пышногрудую Кайсу и изящную Кэлисту? Что их роднит? Знаешь?
— Нет.
— Роднит их грация, природный магнетизм, сексуальность, бьющая ключом и заметная невооруженным взглядом. Даже без своего магического очарования таким, как они есть что предложить окружающим. К тому же у некоторых магов стихий встречалась еще одна способность...
Он замер на полуслове и покачал головой.
— Ладно, давай пока что остановимся на этом, я и так сказал много лишнего. Что же касается твоих откровений, навеянных вином... Могу только посоветовать не торопиться, обдумать все, что ты сказал и понять, почему так случилось. А потом — поговори с Игнис. Она — несмотря на свою вспыльчивость — разумный человек, а потому я уверен, что вы сможете разобраться с этим недоразумением.
Его спокойный тон и уверенность каким-то образом передались и Лариэсу, напряжение которого начало улетучиваться.
"В самом деле, я же не предал своего сюзерена", — подумал он. — "Да, сболтнул лишнего, но такое часто бывает, когда переберешь. Утром обязательно поговорю с Игнис и извинюсь перед ней".
