Внезапно старик сказал:
— Я, Эйо Икен по прозвищу Мститель теперь имею кровавый счет к... существу, называющему себя Джаггараном.
Женщина вспоминала шустрого и смелого парня из своей молодости и видела, что он стал седым, морщинистым стариком... но почему-то она не ощущала беспокойства за него, лишь подумала, что "существо, называющее себя Джаггараном" теперь так или иначе обречено.
— Эйо, подожди сводить счеты, есть еще кое-кто.
— Что?! Но ты, же сказала, что все погибли?!
— Да, все твои потомки. Прости меня, пожалуйста, если я косноязычно выразилась и на мгновение дала тебе ложную надежду. Выжил кое-кто из моих потомков, но не твоих.
— А...
— И он прямо тут, недалеко.
Магистр мгновенно понял, о ком речь:
— Эйдар?!
Она кивнула.
— Ничего себе совпадения... причем, это уже не в первый раз, когда речь заходит об Эйдаре... Ты потому начала разговор с него?
— Да.
— И кто был... ну... то есть ты потом вышла замуж, наверное, да? За кого?
— Ты его не знаешь. Это было много-много лет спустя, после смерти Эрены. Я осознала, что не могу больше жить одна, но не хочу вновь хоронить своего ребенка. Однако, если отец сильный маг, тогда есть неплохой шанс, что ребенок также окажется сильным магом и долгожителем. У нас с тобой это не получилось, но, спустя много лет, я все-таки решила испытать судьбу еще раз. Его звали Роко Тайк. Арранец. Ты не обижайся, но Роко был гораздо круче тебя... по крайней мере, по части магии. И даже круче меня.
— "Даже"?!
Т'Иниариса на мгновение приняла горделивую позу, но в этой позе была изрядная доля самоиронии, так что получилось что-то типа поддразнивания или вызова. Но она почти сразу опять нахмурилась.
— И что? Сработало?— спросил магистр.
— Да, сработало. Наш сын, Лекс Тайк,— в нем очень рано проявились задатки мага... причем, такой потенциальной мощи, что... это была сказка, я даже не представляла, что такое возможно!
— Как Эйдар?
— Да, как Эйдар.
— Но я его все равно потеряла.
— Как?!
— Не знаю. Роко оказался... не скажу, что моральным уродом, но лет за двадцать мы с ним дошли до полного взаимного безразличия и расстались. Роко уехал, и Лекс уехал вместе с ним. Он к тому времени был уже взрослым и сам так решил. Но предполагалось, что мы с сыном еще увидимся. Однако... они оба исчезли. Навсегда.
— Ты пыталась их искать?
— Не их, только Лекса. Сначала я просто надеялась, что он приедет в гости, потом — что воспользуется телепатической связью. Неужели это так трудно — связаться с матерью, рассказать как дела? Конечно, нетрудно. Если бы он хотел это сделать, то сделал бы. Он должен был захотеть. У нас были нормальные отношения, он уезжал без обид. Потом я устала ждать и даже наняла хорошего мага снов, чтобы запустил поиск, но безрезультатно. Я особо и не надеялась: они собирались ехать далеко на юг, практически куда глаза глядят, а радиус поиска накрывал только Сандат и ближайшие окрестности. Оба очень любили путешествовать и переезжать с места на место, но всегда возвращались. По крайней мере, Лексу точно было, куда возвращаться, и Роко я бы, по крайней мере, пустила на порог. Понимаю, что все это может значить: что они попали в какую-то беду, но надеюсь, что они где-нибудь на другом краю света — забывшие обо мне, но... живые.
— И как ты догадалась, что Эйдар...
— Мне кажется, по его внешнему виду.
— Что значит "кажется"? Он похож на кого-то из двоих или не похож?
Она вздохнула и призналась с болью в голосе:
— Я могу показаться тебе монстром, но я... я забыла, как выглядел мой родной сын. Лицо Эрены я помню, а лицо Лекса полностью истерлось из памяти: и взрослое, и детское. Даже увидев Эйдара, я не узнала в нем Лекса, но, наверное, все-таки что-то в моих старых мозгах щелкнуло. Наверное, есть общие черты — не только то, что оба они арранцы, это само собой разумеется. А тут еще выяснилось, что он может накапливать ману в невероятных количествах — совсем как Лекс Тайк. Мне оставалось сравнить кровь — свою и мальчишки, чтобы убедиться, что Эйдар — мой прапра... внук,— и она вдруг добавила, перейдя на шепот.— Но не твой, прости.
В молодости услышать от Т'Иниарисы слово "прости" было в принципе невозможно, а сейчас — уже второй раз.
— Если честно, то чем дальше, тем больше я начинаю воспринимать малыша как внука,— признал Икен.— Хоть он мне и не родной, но теперь получается, что и не чужой, это точно.
— Спасибо тебе за такие слова.
Икен ей улыбнулся. Но не очень-то радостно. Были к тому причины.
— Т'Ини... боюсь изгадить твои светлые чувства, но... ты ведь понимаешь, это значит, что либо мать, либо отец Эйдара — тоже твоя родная кровь. И в тот день, когда я нашел их... там было тело твоего прапра... внука или прапра... внучки.
— Конечно, я это сразу поняла. Получается, что мой счет к Джаггарану даже длиннее твоего. Я расспросила Эйдара о его родственниках, о его клане, надеялась услышать что-то о Лексе или Роко, но — нет.
...
А Мария все еще пребывала в непонятном настроении, испытывая смешанные чувства. Уже который день после памятного разговора с Камо она никак не могла для себя решить, как относиться к этим... конечно же, людям.
При том, что умная, эмоциональная, но тактичная землянка сразу пришлась по душе всей пестрой компании, и даже периодически напускавшая на себя строгость Т'Иниариса ни разу не прикрикнула на Марию. На дружелюбное отношение ей хотелось ответить так же тепло, но в душе поселился холод.
Зная, что капитан Брэкет имеет юридическое образование, Мария завела с ним разговор насчет визанских законов и попросила выяснить какие-нибудь подробности у магистра Икена.
— А сама чего не спросишь?
— Боюсь, что не удержусь и начну агитировать за отмену смертной казни например. Что совершенно бессмысленно, и я это понимаю. Их законам тысячи лет. Не хочу, чтобы меня сочли идиоткой. А вы беспристрастны, к тому же разбираетесь в таких вещах.
Капитан согласился и поговорил не только с магистром, но понемногу расспросил всех, даже Эйдара — конечно же, не с целью узнать у него что-то такое, чего не знают другие, а чтобы понять представления ребенка о том, кто такие преступники или судьи.
— Кей сказал, что вы как будто все для себя поняли и решили,— сказала капитану Мария, когда они заговорили об этом снова.
— Кей способен высказываться емко и четко, когда перестает говорить заумными фразами,— заметил капитан.— Да, я решил, что это теперь — мой мир, а народ Икена — мой народ. Даже если вернется "Колонист", я останусь. Буду жить здесь и здесь умру.
— Ничего себе!
Хотя Мария предполагала, что капитан может преподнести сюрприз, но такого она не ожидала.
Капитан улыбнулся ей, довольный произведенным впечатлением, и напомнил:
— Ты хотела, чтобы я прояснил их законы. Не скажу, что узнал много утешительного для тебя. Например, про Душегубку — всё правда, которую смягчить совершенно нечем. Но, наверное, что-то я смогу объяснить понятнее.
— Например?
— Главная причина всего этого — экономия. Они не хотят вводить налоги. При том, что прекрасно знают, что это такое, и в языке есть такое понятие, поскольку некоторые кланы все-таки практикуют некоторые обязательные отчисления внутри себя. Однако это крайне непопулярная мера, почти всегда — временная. А о том, чтобы ввести какой-либо налог на уровне государства, и речи быть не может.
— Какое это имеет отношение к наказаниям?
— Прямое: тюрьмы (такие, как у нас) очень дороги. У них просто нет на это денег. Их "полиция" неэффективна по той же причине. У них даже нет чего-то похожего на общую базу данных по преступникам, каждый генерал ведет отдельный учёт на своем сравнительно небольшом участке. Паспортов — тоже нет. О том, что нет камер наблюдения и аналогичная магия непопулярна и применяется редко, наверное, можно уже не говорить, да? Они даже отпечатки пальцев не умеют снимать, хотя могут сличать запахи при помощи дрессированных зверюшек, похожих на куниц.
— Шушелок?
— Да, точно. И кажется, что население совсем не стремится к тому, чтобы полиция работала эффективнее, если взамен станет следить за всеми плотнее. Не хотят они поступиться своей свободой даже ради безопасности — не тот менталитет. Из-за этого мафиозо и вообще опытные преступники редко попадают в лапы правосудия. Магистр Икен рассказал, что в молодости он работал в паре с частным детективом, он говорит, что хороших сыщиков явно недостаточно, чтобы массово раскрывать сложные преступления. Стража больше ориентирована на то, чтобы пресечь насилие, они очень быстро приходят, когда их зовут на помощь, вытаскивают из беды, ловят преступников по горячим следам. А если след уже остыл, то расследуют они неважно.
— И что из этого следует?
— Да все то же: нет денег на эффективную криминалистику, нет денег на большие тюрьмы. Поэтому система наказаний упрощена и даже служит источником доходов.
— Каторга?
— Он самая. Вот тут я могу тебя утешить: не так страшен черт, как звучит это слово. В отличие от мрачноватых примеров из нашей истории, здесь над каторжанами не издеваются. Да, заставляют работать, а если сопротивляются, то заставляют жестко. Но не более того. Если ты не лентяй, то относятся вполне по-человечески и не пытаются загнать в могилу непосильным трудом. Смертность на каторге минимальна даже на опасных работах. Секрет прост: слабая полиция поставляет не так много преступников, каждый каторжанин приносит доход, и если он окочурится раньше, чем кончится срок наказания,— это убыток, такое никому не выгодно. Надзирателей ведь не государство оплачивает, охрана кормится за счет того, что зарабатывают каторжане своим трудом.
— Как хитро всё завернуто...
— Сама же сказала: этой системе тысячи лет, за такое время можно все продумать до мелочей. Вот еще пример мудрого решения: на одной каторге обычно собирают преступников, попавших туда по одной и той же "статье". В результате нет такого, чтобы разбойники кичились своей "крутизной" перед карманниками, а те стремились им подражать. Поэтому жулики, не склонные к насилию, после отсидки, может быть, не исправляются, но обычно не переходят в более опасную категорию. И еще забавный момент: каторжане сами стараются работать лучше и качественнее.
— Это еще почему?!
— Потому, что наказание выражается не в сроке отсидки, а в деньгах. Чем раньше компенсируешь своим трудом нужную сумму, тем быстрее окажешься на свободе. Продажей "продукции" занимаются отдельные специфические организации, это тоже исключает кое-какие варианты коррупции вроде искусственного занижения цен. В общем, они тут и вправду не особо гуманные — достаточно вспомнить о войнах — но не такие уж и варвары. Не спеши впадать в уныние и продолжай изучать их как антрополог. Глядишь — и тоже что-то "поймешь для себя".
...
Икен решил, что не надо делать тайны из того, что Т'Иниариса оказалась прапра... бабкой Эйдара (хоть и неизвестно, сколько этих "пра" следовало добавить). В первую очередь — пусть сам малыш знает, что он больше не сирота (да, где-то остались еще родственники, но они не в счет, поскольку их теперь нельзя найти).
Малыш, естественно, обрадовался и заявил, что теперь станет называть магистреллу "бабушкой" с полным правом, и у той уже не будет повода играть желваками от такой бесцеремонности. Прозвучало это как-то не очень по-детски, слишком наблюдательно и саркастично. А потом Эйдар выдал идею: давайте устроим праздник?!
Магистр солидно отметил, что это весьма мудрая мысль, учитывая, как мало поводов для праздников было в последнее время.
Мария уже предвкушала знакомство с новой стороной культуры аборигенов. Что это будет? Какие-нибудь ритуалы (аналог задувания свечей на торте)? Песни? Пляски?
Но получила она нечто совсем иное.
Камо опять завел их (на этот раз всех) куда-то глубоко под землю, рассадил по местам, предварительно расстелив коврики на камнях, а потом... выключил последний светильник.
Их окутал кромешный мрак — ни единой искорки. Не очень приятно.
Но вдруг — мгновенно без предупреждения и перехода — они оказались наверху, на поверхности, и не в каньоне, а посреди в летнего леса.
Все вокруг было как настоящее, до мельчайший деталей, но именно "как". Землян, привыкших к разнообразным вариантам "виртуальных реальностей" не удалось сбить с толку. Мария сразу поняла, что ее окружает масштабная зрительная иллюзия — потому, что она не видела камня, на котором сидела, но чувствовала его и могла потрогать руками.
Однако настолько точной и подробной "прорисовки" Мария не встречала ни в одной виртуальной игре. Кто это всё сотворил — можно было не спрашивать. Если Джерра считали молодым гением медицины, то Эйо Икена в том же возрасте считали одним из самых высококлассных иллюзионистов. А сейчас, спустя века, он, конечно, стал еще на порядок "круче".
Вот только звук "подкачал". Хотя звуковые волны — это магия воздуха, которая тоже была среди стихий магистра Икена, но в создании слуховых иллюзий он оказался не настолько искушенным. Для реалистичности пришлось бы имитировать жужание множества насекомых, скрип деревьев и шелест листвы, причем, все это одновременно. Магистр, однако, оказался способен озвучивать разных персонажей — изображая то мужчину, то женщину, то ребенка. Может, сам обладал широким диапазоном голоса, а, может, все-таки помог себе магией.
Меняя голоса, он рассказывал сказку в декорациях летнего леса. Главным персонажем оказался юный иторканец (по неформальной классификации Марии — "гоблин"). Самое низкорослое племя, да еще и ребенок — персонаж получился очень мелким, зато его антагонистом стал узуб — крупнейший хищник в этой части Виза величиной с тираннозавра, похожий на длинногую черепаху. У него, как и у черепахи, имелся панцирь, но характер был не такой спокойный, а очень даже скверный.
Однако при всей своей мощи узубы — довольно неуклюжие животные. Так что весь сюжет сказки строился вокруг того, как маленький гоблин обманывал и водил за нос злобное чудовище.
Повествование было расчитано в первую очередь на Эйдара, и сказка была детской, но "озвучка" содержала много намеков, нацеленных не на детей или не только на детей. Так что взрослые визанцы время от времени дружно смеялись.
Земляне тоже смеялись — но реже. Мария понимала примерно половину шуток. Иногда она замечала, что присутствует игра слов, но не понимала ее смысл, иногда догадывалась, что имеет место отсылка к сюжету какой-то другой сказки или мифа — из тех, что в детстве слышали все визанцы, но не земляне. И примерно в четверти случаев смех аборигенов становился для Марии полной неожиданностью — очевидно, у них возникали ассоциации с чем-то, о чем антрополог не имела ни малейшего представления — вроде того, что в местных анекдотах персонажем, аналогичным теще, оказывался брат невесты.
Мария подумала, как много ей еще предстоит узнать и насколько велика пропасть между тем, чтобы выучить язык, понимая смысл почти всех слов, и тем, чтобы улавливать намеки, основанные на чуждой культуре.
