"Вот тупой народ", проворчал Леннокс. Он, вместе с Маккеем, пытался укрыться от какофонии в палатке штаб-квартиры. Без большого успеха, учитывая, с какой громкостью Гарри транслировал музыку. "Хорошо, что я уже поспал. Щас бы точно не удалось."
Алекс пожал плечами. "'Это лучше, чем рэп."
Леннокс фыркнул. "Всё что угодно лучше, чем это дерьмо!"
Новое произведенеи загремело из динамиков. Леннокс вздрогнул.
Майк, краем глаза уловив движение, повернул голову и улыбнулся.
"Это отрывок из чего-то под названием Весна священная", пояснил он. "Бекке это очень нравится."
"Рад, что она не моя жена", пробормотал Леннокс под нос. "Даже если деваха выглядит, как Клеопатра."
Маккей улыбнулся. Он вышел вперед, подойдя вместе с Майком ко входу в палатку.
"Мне интересно", сказал он. "Ребекка была с вами, лунатиками, где-то год, не больше". Алекс сделал жест подбородком в темноту за порогом палатки. "Так как же ей удалось узнать так много о вашей музыке?"
Майк пожал плечами. "А чтоб меня покрасили, если я понимаю. Ее отец помог, конечно. Бальтазар за это время стал фанатиком классической музыке. Он говорит, что тупорылые лютни надоели ему до тошноты." Он колебался, разрываясь между гордостью и желанием не выглядеть влюбленным мужем. Но, так как он и гордился своей женой, и был влюбленным мужем, борьба была недолгой.
"Я не знаю, Алекс. Как ей удалось, что, наряду со всем ее чтением, и всем остальным? Я просто не знаю." Его грудь распирала гордость за неё. "Единственное, что я знаю наверняка, так это то, что Бекки — самый умный человек, которого я когда-либо встречал. Или когда-нибудь смогу встретить, как мне кажется."
Маккей кивнул. "Это всё так. И тем не менее..."
Он замер. "Что это?"
Майк несколько мгновений вслушивался в звуки мощного сопрано Леонтайны Прайс. Затем он рассмеялся. "Неужели не нравится? Это называется Liebestod. Написоано парнем по имени Вагнер."
Алекс подсжал губы. "Невероятный голос, с этим я согласен" Он поморщился. "Но её песня звучит так, как будто бедная женщина умирает."
"Она именно это и делает." Майк повернул голову, глядя на зубцы над головой. Весело: "И, позвольте мне заметить, она сообщает об этом всему миру, никуда не торопясь."
Так продолжалось всю ночь. Подготовленная Ребеккой программа включала, после "Liebestod", добрую дозу Вагнера. Если уж на то пошло, она ненавидела этого композитор, как за театральность его музыки, так и за его подлость и антисемитизм. Но она полагала, что эта музыка подходит к случаю. Так что воплощение Тевтонской напыщенности атаковало испанских солдат, запершихся в немецком замке , поражая их уши не хуже чугунной кувалды. Там был и "Полет валькирий" и грандиозные оркестровые композиции из "Колец Нибелунгов": "Вход богов в Валгаллу", "Прощание Вотана", "Похоронный марш Зигфрида" и, последним ударом, "Самосожжение Богов".
Когда все это закончилось, Фрэнк Джексон вздохнул с облегчением. "Хорошо, что они проиграли Вторую Мировую", прорычал он. "Можете ли вы представить, что вас бы вечно заставляли слушать это дерьмо?"
Майк фыркнул. "Вы думаете, что это — самое плохое из всего возможного?" Он взглянул на восточную сторону горизонта. Первый намек на рассвет появился в небе. "Попробуйте как нибудь послушать Парсифаля."
Он поднял бинокль к глазам и направил его в сторону крепости. Зубчатые стены по-прежнему утопали в темноте, кроме тех мест, куда падали лучи прожекторов. В поле его зрения не было ни одного испанского солдата.
"Бекки однажды заставила меня это прослушать от начала до конца. Все пять проклятых часов."
Джексон нахмурился. "Зачем? Мне казалось, ты сказал, что она ненавидит Вагнера."
"Да, неавидит. Она просто хотела доказать мне, что ее точка зрения имеет причины."
Музыка, разносящаяся из громкоговорителей, опять резко изменилась. Майк посмотрел на часы. "Великолепный расчет времени", сказал он тихо. "То, что французы называют ''piece de resistance'."
Фрэнк навострил ухо. "Что это такое?"
"Если верить Бекки, это музыкальное произведение передает суть войны, как ни одно другое, написанное до или после." Майк вышел из палатки и направился на поляну за ней. Увидев стоиящего там Феррару, он махнул рукой. Бывший преподаватель естественных дисциплин кивнул и обратился к своим юным подчиненным. Правильнее сказать, партнерам по криминальному мероприятию.
"Время начинать фейерверк, ребята." Улыбаясь, Ларри, Эдди и Джимми устремились прочь. Каждый из них направлялся в сторону одной из катапульт — и ракетных установок, стоявших рядом с ними.
Майк вернулся, медленно и останавливаясь на каждом шагу. Он слушал музыку. К тому времени он вернулся в палатку, лицо Фрэнка казалось напряженным.
В этом не было ничего удивительного. Восьмая Симфония Шостаковича, транслировавшаяся сейчас на полную громкость, громыхала ужасом разоренной войной России будущего над разоренной войной землей сегодняшней Германии. Сталин хотел, чтобы это было триумфальное произведение, чтобы отпраздновать перелом в войне и грядующую победу над нацизмом. Но Шостакович, хотя он и был советским патриотом, дал диктатору совсем другое — величайшую симфонию ХХ века. И если произведение в целом передавало дух 1943 года, это не касалось третьей части. Это была чистый, беспримесный вопль, и ничто иное. Ужас, страдания и горе, воплощенные в музыке.
Первые ракеты сорвались с направляющих и устремились по направлению к крепостной стене. Зарядды взрывчатки в их боеголовках были предназначены не столько для уничтожения, сколько для демонстрации серьезности намерений. Вместо того, чтобы обрушить на замок дождь осколков, они окутали Вартбург огненными шарами. Пылающий огнем аккомпанемент к Восьмой Симфонии — визуальное обещание в дополнение к музыкальному. Это то, что ждет вас, солдаты Испании.
Наступил рассвет пришел, крик третьей части сменился неожиданным молчанием. Последняя из ракет вспыхнула в небе.
Тишина. Тишина, наконец. Майк ждал, глядя на часы. Он и Ребекка договорились о пяти минутах спокойствия. "Усилить напряженность предвкушения", назвала она это.
Когда пять минут истекли, Майк отдал приказ, и катапульты выстрелили в первый раз. Установки, сочетавшие древний дизайн с современными материалами, из которых они были сооружены, метнул снаряды за стены Вартбурга.
Эти боеголовки, хотя они и содержали небольшой заряд взрывчатки, всё ещё были частью психологической кампании. Они разорвались над замком, осыпая листовками тысячи солдат, ютившихся внутри стен. Листовки были написаны на испанском и немецком языках, призывая солдат сдаться и обещая хорошее отношение к тем, кто это сделает.
Испаноязычные солдаты армии Соединенных Штатов повторяли через громкоговорители те же условия капитуляции. Еда. Вода. Медицинская помощь. Гуманное обращение. Вербовка — с хорошей оплатой — тех, кто решит присоединиться к армии Соединенных Штатов.
Когда обстрел из катапульт закончился, голоса, звучавшие в громкоговорителях, опять сменила музыка. И эти отрывки выбрала Ребекка, но, на этот раз, она преследовала иную цель. Испанцам показали один вариант. Теперь настало время показать другой.
Спокойные аккорды "Утреннего настроения" из "Пера Гюнта" Грига заполнили рассвет. Для Майка, Фрэнк, Маккея и Леннокса, как и для всех американские солдаты, окружающих замок, эта музыка звучала, как бальзам на раны. Они вполне могли представить себе ее влияние на испанцев.
"Утреннее настроение" стихло. На его место пришла ещё более спокойная музыка, разливавшаяся по округе одновременно с дневным светом. Как символ мира и надежды, приходящих после ночи ужаса.
Франк, казалось замер. Увидев лицо своего друга, Майк осторожно сказал: "Бекки считает, что это самое красивое музыкальное произведение из когда-либо написанных. Хотя она признает, что это дело вкуса."
"У нее хороший вкус", прошептал Фрэнк. "Эта музыка заставляет меня думать о птичке, парящей в небесах."
Майк кивнул. Когда Ральф Воан-Уильямс писал "The Lark Ascending" ("Взлетающий жаворонок"), его вдохновляли возлюбленные им английские сельские пейзажи. Но его музыка заполнила воздух над центральной Германии так органична, как если бы она была частью этих мест.
"Так оно и есть," сказал Майк тихо. "так оно и есть."
Он повернул голову, глядя на восток. Там, под лучами восходящего солнца , менее чем за сто миль отсюда, его жена должна была быть сейчас на кухне. Ребекка была ранней пташкой. Майк знал, что она уже приготовила завтрак для любимого отца, хотя в последнее время она стала медлительнее из-за беременности. Немецкая семья, которая когда-то жила в доме Майка, нашла себе новую квартиру, и Бальтазар переехал к ним. Он и мать Майка, которая была на инвалидности, отлично поладили, и Бальтазар хотел провести остаток своих дней, наблюдая, как растут его внуки.
"Так оно и есть," повторил Майк. Его голос был очень мягок и полон любви.
"The Lark Ascending" закончился. Фрэнк прочистил горло. Этот звук был, скорее, вздохом сожаления, а не чем бы то ни было другим.
"Они не сдадутся", сказал он. "Пока нет".
Майк резко покачал головой, прогоняя мысли о любви и спокойствии.
"Нет, они ещё не готовы сдаться", сказал он сурово. Он повернулся к замку. "Но я не думаю, что подготовка потребует много усилий. Мы просто немножко подбавим огоньку."
На самом-то деле, Майк ошибся. В этот день Ребекка поднялась намного раньше, чем обычно. Мелисса попросила ее прийти в школу пораньше, чтобы обсудить кое-какие вопросы ещё до начала занятий.
Итак, в тот самый момент, когда Майк приказал расчетам катапульт возобновить обстрел, Ребекка шла по шоссе 250. Она только что миновала границу города и наслаждалась уединением и спокойствием раннего утра.
Некоторым другим это утро совсем не несло наслаждения.
Когда Джефф проснулся, он понял, что горячка прошла. Но он все еще паршиво себя чувствовал. Все тело ломило.
Гретхен вошла в спальню, неся миску каши. Она была уже одета. Как всегда, в ее излюбленные синие джинсы и кроссовки.
"Ешь," скомандовала она, заглушая протест мужа. "Тебе нужна будет твоя сила сегодня." Она улыбнулась. "Ты должны будешь сам заботиться о себе до вечера. Я обещать Дэн Фрост помочь ему учить новая партия новобранцев."
Улыбка Гретхен искривилась, став слегка насмешливой. "Немецкие девушки! Всё ещё не верят, что женщина может использовать пистолет."
Джефф на самом деле, уже озадачивался вопросом, почему на Гретхен была одет ее лиф и жилет. Она обычно предпочитала простую блузку, особенно в теплую погоду. Он осмотрел ее угловатые плотные одежды, ища взглядом пистолет и не находя его. Беременность Гретхен все еще не сказывалась на размере ее живота. Но Джеф думал, что она определенно оказала влияние на размер её, и без того весьма внушительного, бюста.
Он был счастлив от этой мысли. Гретхен, веселясь, дала ему подзатыльник: "И не смотреть на мой сиськи! Какой скандал!"
* * *
Четыреста уроженцев Западного Готланда, финнов и саамов этим утром тоже не были особенно счастливы. Капитан Гарс разбудил свою маленькую армию задолго до рассвета, и с тех пор безостановочно их гнал. Темп, который он задавал верховым, продирающимся сквозь незнакомый лес, колебался от безрассудства и до чистого безумия.
Но они не издали ни одного не протестующего звука. В этом не было никакого смысла. Капитан Гарс был не из тех, кто прислушивается к голосу осторожности, и он обладал железной волей.
Сумасшедший. Это всем хорошо известно.
Машина остановилась рядом с Ребеккой. Джеймс высунулся из окна. "Подвезти?"
Улыбаясь, Ребекка обернулась. "Доброе утро, Джеймс, Мелисса". Когда она заметила Джулию Симс, сидящую на заднем сиденье, ее улыбка стала ещё шире. Не слишком широкой, надеялась она. "Доброе утро, Джулия." Ребекка покачала головой. "Нет, спасибо. Я наслаждаюсь прогулкой."
Джеймс кивнул. Он ожидал подобный ответ. Как один из двух городских врачей, которые умели управлять автомобилем, Джеймс был освобожден от запрета на эксплуатацию транспортных средств в личных целях. Он всегда возил Мелиссу в школу и часто оставался там на всё утро, осматривая нуждающихся в медпомощи студентов студентов. Довольно часто он обгонял Ребекку, идущую вдоль дороги, предлагал её подвезти, и слышал отказ. Ребекка любила ходить пешком.
"Тогда увидимся позже."
Когда машина удалилась и скрылась за поворотом дороги, улыбка Ребекка превратилась в широкую ухмылку. Теперь, когда Джулия уже не могла ее видеть, она даже не пыталась скрыть, как её развлекала ситуация.
Бедная девочка! Так безумно нервничать, когда в этом нет никакой необходимости.
Джули, знала она, провела ночь дома у Мелиссы. В тревоге по поводу ее неожиданной беременности, Джули пришли к Мелисса за советом и утешением, говорила с ней до поздней ночи, так что Мелисса должна была предложить ей остаться на ночь.
Дома у Мелисса и Джеймса, в настоящее время. Врач открыто переехал к ней несколько месяцев назад. Чопорная учительница больше даже не пыталась скрывать их связь. И если эта нескромность и шокировала более чопорных горожан — не говоря уже о ханжах — то ее влияние на других было прямо противоположным. За последние месяцы статус Мелиссы Мэйли среди ее учеников и бывших учеников — особенно женского пола — претерпел кардинальные изменения. Она стала чем-то вроде их приемной матери. Или, возможно, любимой тетушки. Расслабленная, уверенная, спокойная — одним словом, своя в той степени, в какой не была грымза-училка прошлого. Ее дом стал пристанищем и убежищем для таких, как Джулия.
Ребекка возобновила свой утренний променад, все еще улыбаясь. Джеймс однажды ворчал ей, что иногда он чувствует, что он живет в интернате для непослушных девочонок. Но от Ребекки не укрылись тепло и ласка, таящиеся под ворчливостью его слов. Джулия, знала она, был его любимицей. Прошлой ночью она отнюдь не впервые спала на диване в их гостиной.
Ребекка продолжала медленную прогулку вдоль обочине дороги, полная хорошего настроения. Даже ее переваливающаяся походка радовала ее. Она, конечно, будет рада, когда после родов вернется её прежняя стройная фигура. Но для всего в этом море есть место и время. Она с нетерпением ждала того момента, когда станет матерью.
Она вдыхала чистый воздух. Ей на память пришла строчка из одной из любимых её отцом пьес. Она в совершенстве соответствовала ее настроению. Настолько соответствовала, что Ребекка весело закричала в сторону окружавших её холмов:
"О дивный новый мир, в котором есть такие люди!"
После того как он закончил завтрак, Джефф встал с постели. Он чувствовал себя чуть более энергичным, чем раньше. Ему надоело лежать больным, и он хотел сделать что-то. Все, что угодно.
Глядя из окна кухоньки их трейлера, он заметил кроссовый мотоцикл, припаркованный снаружи, и призадумался.
Решение пришло к нему через несколько секунд. Он не настолько глуп, чтобы пытаться ехать по пересеченной местности, учитывая, как плохо он себя до сих пор чувствовал. Но небольшая верховая прогулка ему отнюдь не повредит. Он заметался по трейлеру, одеваясь подобающим случаю образом, не забыв о кожаной куртке.
