Гвалт на мгновение приутих, но тут же возобновился. Работа с разделяемой средой передачи в режиме обнаружения конфликтов у местной детворы явно не ладилась. Пришлось взять инициативу в свои руки и переключить сеть в режим избегания конфликтов. В качестве переходящего токена сгодилось стило для экрана парты. Я вручила его девице с кислотно-голубыми длинными волосами, стоящей прямо передо мной, и заявила:
— Тихо всем! Говорит только тот, у кого стило.
Новый формат общения оказался понятным. Несмотря на разочарованные физиономии, все разом стихли.
— А вы на самом деле на космической станции жили? — спросила та, что держала стило. — В невесомости?..
— На самом деле, — согласилась я. — Да, в невесомости.
Я выдала урезанную до трех фраз официальную легенду о родителях, зарабатывающих деньги в безвесе и отправивших детишек на Терру, потом отобрала стило и вручила его следующей слева. Пошли вопросы, на которые я уже неоднократно отвечала в последние дни: чем родители занимаются, чем мы занимались, где научились гонять на картах (слухи о нашем пробном заезде, оказывается, уже разошлись широко), как в космосе летают между станциями, правда ли, что там жутко холодно и дышать нечем, какая у меня группа крови (зачем?) и какой знак зодиака (чо??) и так далее. Попытались меня расспрашивать и о космической моде на одежду. Я рассудила, что не стоит рассказывать о манере внезов обходиться вообще без одежды или только гигиеническим бельем. Поскольку я не заметила систему в манере одеваться на единственной посещенной терранской платформе, то от таких вопросов уклонилась. Дополнительно меня попытались завербовать в семь или восемь клубов сразу, пригласить в киссатэн попробовать какие-то "паруфэ" и "курэппу", зазвать в парк развлечений в Хиросиме в ближайший свободный от занятий день, показать бои настоящих гигантских роботов и так далее. Потом дело решительно вмешалась Мотоко и разогнала всех по своим местам — якобы заниматься. Все продолжали пялиться на нас, оживленно перешептываясь, но мы с Алексом наконец-то сумели облегченно вздохнуть.
Дальше потянулась школьная жизнь. Первое время нас пытались втягивать в разговоры и компании. Мы улыбались, отделывались короткими фразами, отмалчивались, и уже на второй день нас оставили в покое. Мы по-прежнему ловили на себе любопытные взгляды, усилитель наглазников доносил обсуждения наших персон, но приставать перестали. Только Набики и Каолла забегали на переменах. Первая — чтобы проверить, что нас еще не изнасиловали до смерти из любопытства (ну, или она так уверяла), а вторая — просто из полноты жизненной энергии и искреннего стремления поддержать. Набики даже в школьной форме, умело подвернутой и подрезанной до минимума, умудрялась выглядеть весьма сексапильно по местным меркам — я уже начала понимать такие вещи. Так делали многие старшеклассницы, но даже на их фоне Набики оставалась вне конкуренции. Находясь рядом, она не упускала случая прижаться к Алексу, обольстительно улыбаясь. В такие моменты лица окружающих подростков мужского пола темнели от переизбытка эмоций: лишенные этти, зато снабженные бурной юношеской фантазией, они в деталях воображали себя на его месте. Однако Алекс не реагировал на провокации, словно даже не замечал их, и постепенно Набики надоело дразнить его и остальных. В один прекрасный день она пробормотала "цу-умонай..." и просто перестала приходить.
В целом даже на дежурствах после занятий (когда ученики вручную мыли полы и окна, несмотря на наличие в школе роботов-уборщиков — называется "трудовое воспитание") мы держались в стороне. И из опасения ляпнуть что-нибудь в разговоре, что выдаст нас с головой, и просто потому, что темы разговоров оказались скучными и неинтересными. Девочки в основном обсуждали моду, кафе, какие-то симуляторы свиданий и мальчиков. Мальчики — какие-то спортивные состязания, автомобили, симуляторы свиданий и девочек. Я иногда прислушивалась через усилитель в наглазниках в надежде уловить хоть что-то интересное — политику, экономические вопросы, да хотя бы мысли о своем будущем — но так ничего и не услышала. Так что свободное время мы с Алексом проводили в изучении Терры по публичным информационным и развлекательным каналам, а также за чтением статей свободно доступных научных статей.
Меня, равно как и Хину, больше всего интересовало состояние местного айти, и в первую очередь таинственный вычислительный модуль AUSW22 Turbo 1s. Несмотря на неудачи, крайне аккуратно, чтобы не оставлять следов, мы упорно продолжали исследовать многочисленные форумы, где тема так или иначе всплывала. Однако Сирасэ оказался прав: нам попадались либо откровенные фрики с разнообразными теориями заговоров, идиотскими даже на наш взгляд, либо жгучий скепсис и насмешки. Вот типичный пример стартера дискуссии (орфография и стиль исправлены до читабельного состояния, смысл, по уверению Хины, сохранен с вероятность 73%):
"...и правительство их скрывает, потому что в них можно перевести человеческую личность и достичь бессмертия, а это только для богачей, остальные сосут, богатым всегда всё, и бессмертие тоже, а остальные расходный материал и рабы..."
И один из ответов:
"Ага, и еще на фарш "всех остальных" пускают, потому что из человечины котлеты вкуснее. Перевели тебя в цифровое состояние, а ты сидишь и закусываешь".
Даже намеков на технические спецификации мы найти так и не смогли, а в глубины порталов VBM лезть по-прежнему не рисковали.
Из курьезов и одновременно загадок школьной жизни мне особенно запомнилось одно. По некоторым предметам — математике, физике, айти и английскому — прошли проверочные тесты. По всем мы набрали сто баллов — возможный максимум, поскольку вопросы оказались даже примитивнее, чем программа занятий. Найти длину гипотенузы по длинам катетов, вычислить недостающий член пропорции, составить поисковый запрос — да-да, на полном серьезе. В десять-одиннадцать влет. Хотя тесты полагалось проходить с заблокированными наглазниками, Хина, как и обещала, без проблем отключала блокировку. Да даже и того не потребовалось — простенькие тесты мы могли сдавать даже во сне. Ну, не совсем во сне, конечно, но после того, как я за две минуты заполнила форму теста по физике, меня неожиданно сморила дремота — случались со мной на Терре такие приступы время от времени, реакция на постоянное физическое утомление. Я получила нагоняй от учителя физики, который тут же сменился изумлением от результата и вежливой просьбой больше на уроках не спать. Я отговорилась плохим самочувствием, и меня в сопровождении Мотоко тут же отправили к Асахине в медпункт, где я и продрыхла благополучно до конца урока. Медсестра не возражала. Убедившись, что моей жизни опасность не угрожает, она задернула занавески вокруг кровати и вообще куда-то ушла.
Но примитивными тестами дело не ограничилось. Уже к концу третьего дня за нами прочно закрепилась репутация гениев, несмотря даже на практически нулевые результаты по истории и современному японскому языку. На одном из перерывов между занятиями к Алексу подошли трое подростков и отозвали его в коридор, где о чем-то толковали с ним вминут пять. Потом они расстались — подростки явно разочарованные, а Алекс озадаченный.
— Знаешь, что мне предложили? — сказал он мне. — Ни за что не догадаешься. Домашнее задание за деньги делать.
— Не поняла. Кто кому платит? Ты им? За что?
— Я ж говорю, не догадаешься. Предложили мне решать домашние задания за других студентов и получать за это деньги.
Я какое-то время хлопала ресницами, пытаясь осмыслить сказанное.
— Зачем? — поинтересовалась наконец, когда полностью осознала сценарий. — Какой смысл в домашнем задании, если его делает кто-то другой?
— Ты не поверишь. Они учатся не ради знаний, а ради оценок. Оказывается, куче народа нужны баллы в семестре для того, чтобы избегать финальных тестов по предметам.
— Но зачем? Заплатить деньги, потратить время — возраст максимальной обучаемости! — и выйти из школы таким же тупым, как и до нее? В чем смысл?
— Не знаю. Может, потому, что если наберешь мало баллов на финальном тесте, в летние каникулы придется ходить на дополнительные занятия. Знаешь, что такое каникулы? Такой долговременный перерыв в учебе, чтобы не напрягаться слишком сильно. А возможно, школьные сертификаты дают какие-то преимущества позже. Но факт остается: мне предложили делать домашнее задание за других. Тридцать долларов за штуку, и с запросами, сказали, проблем не возникнет. Я-то отказался, но наверняка я не один такой. Судя по всему, у них система отлаженная.
— Террики... — единственное, что смогла сказать я.
Нет, ну вот на полном серьезе: приходишь ты на работу наниматься, показываешь правильный сертификат специалиста, тебя пускают к машине — а ты даже не знаешь, как ее включать? Или ее лучше: цепляешься к скуту, чтобы в соседний модуль перебраться, жмешь не на ту кнопку — и тебя на форсаже уносит в бездых с концами. Мне вдруг вспомнился давний комментарий: процесс учебы на Терре — способ контролировать молодежь, а не давать знания. И жизнь, похоже, его подтверждала. Террики, одно слово.
Нас также официально приняли в гоночный клуб и выдали допуск к картам и на трек. Однако же на двенадцать (включая нас) участников имелось лишь четыре машины. С учетом техобслуживания и школьных занятий одну машину в день использовать успевал только один человек, так что одна тренировка приходилась на три дня. Однако мы с Алексом воспользовались возможностью как следует покопаться в потрохах терранской механики. Много выяснить не удалось, поскольку воздушная турбина разборке и обслуживанию подлежала только в сертифицированной (лицензированной, как говорят на Терре) мастерской производителя. Остальные элементы карта оказались донельзя примитивными, но благодаря тому и надежными. Хватало просто смазывать движущиеся металлические и композитные части, чтобы они служили практически вечно. Уже на третий день, приноровившись к использованию инструментов в постоянном векторе, мы с Алексом выполняли полуразборку и обратную сборку карта за двадцать-двадцать пять вминут. Сильно помогали костыли, бравшие на себя все силовые нагрузки. Прочие участники кружка, поначалу смотревшие на нас с явным превосходством старших и опытных, прониклись к нам с уважением и приняли как своих, хотя на треке мы чудес явно не показывали.
С инструментами, кстати, вышло забавно. У нас в безвесе как-то даже не задумываешься, куда их девать. Использовала, отложила в сторону, потом взяла с того же места. Ну, в крайнем случае страховкой подтянула, если не рассчитала и он по инерции в сторону уплыл. Когда я в первый раз совершенно автоматически проделала то же самое с гайковертом в школьном гараже, он рухнул мне на ногу с расстояния в метр с лишним. От боли у меня потемнело в глазах, и какое-то время я приходила в себя, разгоняя темноту в глазах и снова обретая способность дышать. Хорошо, что удар смягчила жесткая местная обувь, иначе без переломов или как минимум трещин плюсневых костей не обошлось бы. А так ограничилось приличных размеров синяком и несколькими днями легкой хромоты. Урок, подкрепленный болью, с первого раза сформировал отличный условный рефлекс — размещать все предметы только на твердой поверхности и отпускать, только когда убедишься в их неподвижности. Рефлекс въелся глубоко и намертво. Уже позднее, в безвесе, я не раз ловила себя что автоматически пытаюсь прицеплять инструменты к стене отсека, даже когда она находится в нескольких метрах.
Ну, а потом как-то незаметно мы втянулись в рутину. На уроках по точным дисциплинам мы быстро проглядывали материал, бездумно отвечали на вопросы учителей, если их задавали (крайне редко после первых дней), и, тайком отключив блокирующий софт, погружались в бездны бесчисленных терранских каналов — новостных, развлекательных, учебных... На других предметах, бесполезных для нас в реальной жизни, типа старояпонской литературы и языка, мы старательно изображали сосредоточенность, но все так же гуляли по Сети. Вопросов Накадзава-сэнсэй нам не задавал, читать древние кандзи не просил (хотя мы и могли бы — Хина быстро нашла нужные материалы и доработала переводчик), так что времени оставалась масса.
Некоторым развлечением оказалась физкультура. Физические тренировки в безвесе — центрифуги, пружинные аппараты и так далее — не имеют ничего общего с тем, что происходит на Терре. В постоянном векторе основная двигательная активность так или иначе связана с ногами, позволяющими перемещаться в пространстве. Бег по круговой дорожке на стадионе, разного рода прыжки через препятствия — с помощью рук и без нее, перебрасывание большим мячом, беготня за маленьким мячиком, по которому нужно предварительно на лету попасть битой (любимый во всем САД бейсбол — что-то вроде нашего спейсболла, только в 2,5D, а не в объеме)...
Тренер физкультуры нас не напрягал, поскольку медсестра дала полное освобождение, да и смысла особого не имелось: все равно нас носил на себе костыль. Так что мы забирались куда-нибудь в тень и лениво смотрели, как терранские подростки легко и непринужденно занимаются вещами, убившими бы любого внеза за несколько минут. Я также пыталась понять феномен спортивной одежды. За пределами спортзала и стадиона чики носили мешковатую одежду — блузы, юбки, штаны — скрывающую силуэт тела. Любые попытки мано любого возраста заглянуть под юбку, а особенно — увидеть трусы, задирая юбку, приводили к визгу, бегству, отпорам и скандалам, а также дисциплинарными мерами для виновных. За пределами школы такое могло кончиться вызовом полиции и арестом виновника. Однако на спортплощадке те же самые девицы носили лишь тонкие облегающие майки и спортивные трусы поверх нижнего белья, ничуть его не скрывающего. В том была некоторая логика — физические нагрузки под грузом термоизолирующих тряпок наверняка стали бы пыткой. Однако при том девочки, казалось, не только не испытывали ни малейшего смущения, когда на них пялились мальчики, но даже и намеренно провоцировали заинтересованные взгляды, подкручивая верхнюю одежду до почти ничего не скрывающего минимума. Трансляция спортивных соревнований по Сети демонстрировала то же самое: за нарушение приличий ниппонская полиция немедленно бы арестовала любую из спортсменок, рискнувшую выйти на улицу в том же прикиде, что и на беговой трек. И вот эту логику я понять так и не смогла. В конце концов, если в спорте свои нормы приличия, нормальные люди просто отказались бы от формы и упражнялись бы нагишом (в древности, собственно, так и поступали). Но на Терре оставалось только пожимать плечами.
Настоящая заинтересованность у нас появлялась только на двух предметах — естествознании и новой истории.
Естествознание вел Бурриган Нэфью, уроженец терранского континента Австралия. Происходил он из какого-то локального племени — небольшой замкнутой группы людей, гордящихся своим происхождением от давно забытого населения времен "до колонизации". Только не спрашивайте меня, чем тут можно гордиться, я в очередной раз не в курсе. Обычно такие племена вели замкнутый образ жизни и мало взаимодействовали с внешним миром. Бурриган, однако, являлся исключением. Еще в детстве он ушел из племенной резервации, умудрился поступить и бесплатно учиться в одной из лучшей школ города Сидней, окончил университет по направлению "биология" со специализацией в области дикой фауны и в свои пятьдесят с небольшим терранских лет уже объездил всю планету. Терранскую географию и биологию он преподавал совсем не по учебнику — рассказывал о людях и животных других стран, о заснеженных (хлопья замерзшей воды) горных вершинах, безводных раскаленных пустынях, городах с километровой высоты зданиями, морях и океанах... Рассказы он иллюстрировал съемками — как собственными, так и тщательно подобранными документальными фильмами. Не только мы, но и весь класс слушал его, затаив дыхание.
