А здесь...
— Пойду, разложу по тарелкам яичницу, пока не сгорела, — сообщил Мйар, сунув буковое веретено в карман. — Тебе гречку к ней насыпать? Кофе уже на столе, кстати. Стынет.
Он встал с кровати и вышел.
Камориль закрыл лицо руками. Вздохнул. Принял все, как есть. И решил, что, покуда этот новый Мйар в настроении (а оно почему-то казалось некроманту в перспективе непостоянным), нужно спросить у него все, что кажется непонятным. И пускай это будет неэтично. Пусть. Пускай это будет навязчиво и невовремя.
Но ведь... Судя по тому, что Мйар рассказал... Камориль уже избранный. Это существо, которое до поры скрывалось в мозгу у его рыжеволосого друга, эта эпическая нереальная тварь, решившая бороться с самой судьбой, — она выбрала Камориль сама. А это значит, что бояться не стать избранным уже поздно. Все. Выбор сделан.
Камориль взял в руки телефон и набрал Эль-Марко.
— Привет. Спишь? — хохотнул. — Да, знаю, отличный вопрос. Уже нет? Еще лучше! Значит, у нас такие дела... Мйар вернул себе память и нашел ключ от всех дверей, кроме одной. К тому же, он говорит, что мои превращения, твои умения касательно зажимания струн и живой огонь Никс — это все составные части его былой силы, которую он на нас как-то спроецировал тогда, у Сестрицына Зуба. Сейчас мы позавтракаем, и я узнаю, что он планирует делать дальше. А вы как?
Оказалось, что Эль-Марко вместе с Никс сидят дома у Тихомира, брата Ари, и рассматривают его коллекцию корабельных моделей. Камориль продолжил:
— Никс, наверное, ты от этих ошеломляющих интриг и открытого всего, что было скрыто, побереги. Ну и сам не волнуйся, пожалуй. Мйар сказал, что, дублируя силу обратно, у нас ее не отберет. Представляешь, как чудесно? Вот и я о том же.
Эль-Марко в ответ почему-то молчал. Больше ничего не спрашивал, но и не прощался. Камориль тоже молчал и не вешал трубку. Произнес наконец:
— Он, выходит, рукотворное воплощение какого-то исключительного чародея древности. Ага. Живут же люди. Ну... я еще позвоню.
Камориль поднялся с кровати и прошел в соседнюю комнату. Мйар сидел на диванчике и деловито уплетал завтрак прямо со сковороды. Отвлекся:
— Садись вот на кресло! Присоединяйся. Я решил на тарелки не раскладывать, а сразу все в сковороду высыпать. Вот тут помидорки тоже, обязательно бери.
Камориль сел на кресло.
— Это, что ли, вино столовое? — спросил он, приподняв за ножку тонкий бокал с красной жидкостью. — Чего это ты вдруг?
Мйар жевал, а потому молчал. Дожевав, сказал, жестикулируя вилкой:
— Есть вариант напоить тебя до невменяемости для того, чтобы ты со мной не пошел.
— Интересный поворот событий, — Камориль нахмурился. — Игры, в которые играют нелюди? Я теперь должен стать жертвой? А, нет, нет. Не так. Я должен спросить: куда не пошел?
Мйар наколол на вилку ломтик поджаренного хлеба.
— Ну как, куда. К Сердцу Мира. На вершину горы Антарг, где высится Игольное Ушко, и где Варамира будет пытаться вернуть себе былое могущество.
— Насколько я знаю, Антарг — гора мифическая, в реальности не существующая.
Камориль взял в руки вилку, предназначавшуюся ему. Ковырнул яичницу. Продолжил, раз Мйар молчал:
— Но, с другой стороны, я в жизни многое повидал, так что утверждать, что этой горы не существует, не стану. Раз ты говоришь, что пойдешь туда, значит, она есть.
— Более чем, — кивнул Мйар. — Правда, последние, кто там был — это северная колдунья и менестрель-шаман. Кажется, я тебе рассказывал эту историю вкратце? Ну так вот, взамен на ключ от всех дверей, кроме одной, который оказался веретеном, я помог им найти путь к Сердцу Мира. И там они смогли воспользоваться Игольным Ушком, чтобы стать иными.
— Какими — иными? — спросил Камориль.
Мйар пожал плечами.
— Не знаю. Может, смертными.
Камориль наколол на вилку две помидорные дольки и кусочек хлеба. Отправил в рот. Вкуса он не чувствовал.
— Сейчас поедим, соберемся и пойдем к морю. Куда-нибудь, где людей поменьше, — сообщил Мйар. — Ты Эль-Марко и Николе позвони, скажи. Мне нужно с ними встретиться прежде, чем отправляться в путь.
— Опять к морю? — спросил Камориль.
— Ну, а куда еще?
— И правда.
— Ешь давай, а то я скоро сам со всем справлюсь.
— Я... не голоден.
— Да ладно.
— Правда, — Камориль оставил вилку в сковороде. Откинулся на кресло. — Видишь ли, ни в коем разе не хочется жаловаться, но, похоже, твоя история меня... по-настоящему впечатлила, — он подпер подбородок ладонью. — А ты так просто об этом всем говоришь.
— Ну, а как мне еще говорить? — Мйар развел руками. — Какой мне прок страдать из-за событий, имевших место быть более тридцати лет назад?
— И с этой твоей горой, — задумчиво продолжал некромант, — ты же не ответил мне, вернешься ли оттуда живым. Ты знаешь, что будешь делать там? Знаешь, как будешь убивать женщину, которой было предназначено погубить тебя, как ты говоришь, самой судьбой?
— Камориль. Я не знаю, как оно все сложится, — Мйар, не глядя на некроманта, вытер руки об кухонное полотенце. Потом посмотрел все же, и взгляд этот был тяжелым и очень решительным: — Но я знаю, что я должен делать. У меня в голове есть примерный план, и он кажется мне вполне годным. Более того, я уверен, что в этот раз у меня есть все шансы сделать так, чтобы удача была на моей стороне, окончательно и бесповоротно. Зря я, что ли, столько лет ждал.
Камориль встрепенулся. Догадка поразила его: неужели?.. Неужели все, что произошло, было не просто так? Возможно ли, что все это спланировано с самого начала?..
— Так ты... — проговорил некромант и запнулся. Он так и не решился высказать свою гипотезу вслух.
— Ешь, — наставительно сказал Мйар, не дождавшись вопроса. — Не хочешь есть — кофе пей. То есть, не так. Не вынуждай меня кормить тебя с ложечки. Мне, знаешь ли, не лень. И это не угроза, — я просто предупреждаю тебя о том, что собираюсь сделать. И нет, мило это не будет.
— Ну и дела, — протянул Камориль, послушно берясь за вилку.
ГЛАВА 24
На этот раз "к морю" оказалось поездкой на один из городских пляжей, ставший диким из-за обвалов. На неширокой полосе песка, обрамленной с торца высоким каменистым склоном, практически перпендикулярным линии горизонта, все же сохранилось несколько больших шиферных навесов, защищающих от солнца в ясную погоду.
Но погода выдалась хмурой. С неба, затянутого блеклым, сероватым тучевым полотном, срывались мелкие холодные капли, покрывая песок темной рябью.
Камориль с Мйаром спустились сюда по лесенке в ущелье, собранной вручную местными из камней и темных деревянных балок.
Навесы, под которыми они прятались от мелкой мороси, покоились на железных столбиках, окрашенных в синий. Справа вдаль уходил узкий песчаный берег, ограниченный высоким обрывом, а слева в море выступал мыс, в основании которого громоздились огромные темно-серые валуны. Их то и дело омывали волны, разбиваясь налету, рассеиваясь тысячами белых брызг и снова оседая бурлящей пеной.
Камориль сидел на металлической лавочке возле такого же металлического столика, что был впаян в поддерживающие шиферную крышу столбы. Так, некромант мог наблюдать за Мйаром, который, в свою очередь, вглядывался в пустынную морскую гладь, опершись об один из столбов плечом.
Ветер трепал темно-красные пряди, спутывающиеся в толстые тяжелые жгуты. Точно, сыро же. Оттого и цвет такой темный, а пряди тяжелые.
Эль-Марко с Николой опаздывали. Они обещали быть минут через двадцать, и Камориль предпочел им верить.
И правда, куда они денутся.
Некромант вздохнул. Он понимал, что не должен как бы печалиться о чужой судьбе — но как-то не получалось в этот раз. Чужое горе обычно его не трогало. А тут... Да и Мйар вроде бы не горевал совсем. Пока они сюда добирались, Камориль все же задал вопросы, уточняющие самую суть. Вопросы о том, откуда взялся Драконий Бог, а так же зачем и почему Мйар убил Варамиру.
И Мйар ответил, что в Мертварь его обратила сила, вышедшая из-под контроля. Силу же заставила кипеть и неистовствовать ярость, смертельная, разрушительная. Ярость, порожденная чудовищным по сути своей предательством, — как это ему тогда показалось.
Мйар был молод. Нет, он был крайне юн и доподлинно несмышлен, хоть и проницателен, и начитан. Ему было всего четыре года, — но это были его, особенные четыре года. Здоровая психика тоже здесь близко не ночевала. И вот, всемогущий ребенок в теле взрослого мужчины... Душа исключительного чародея прошлого, выражающаяся через искусственно взращенный интеллект. И чувства — человеческие, естественные, сильные. Неконтролируемые.
Или же, наоборот, — контролируемые слишком легко. Ежели умеючи к ним подойти. И этот его друг — светловолосый, красивый, умный... Этот его последний пророк и, неожиданно, судьбоплет — взял и перевязал нити Мйаровой судьбы. Уничтожил связь Мйара и Варамиры. Перевязал ее на себя. И стала она его предназначением, а не Мйара.
И этот удар судьбы Мйар принял на удивление стойко. Да, он ее любил. Как мать, как женщину, — одна беда, любил и все тут. Любил, как мог и как умел. Хоть не умел и не мог, строго говоря.
Мйар говорит, что Даньслав тогда смотрел ему прямо в глаза, терзая ледяным взглядом самую душу, и говорил, мол, что у каждого есть предназначение. А у тех, кто избран, кто сильнее толпы и лучше, предназначение страшнее, опасней и выше. И что Мйар должен следовать своему пути, иначе жизнь его окажется пустой и бессмысленной. Что путь его лежит на далекий Север, не к женщине, не к любви, но к самой судьбе.
И Мйар бежал. Он не шел навстречу своей судьбе — а правда несся, стремился, убегал от того, что ему было не суждено познать. И клятвы старые он сдержал, и смерть обходила его стороной. Нашел кедр. Впитал суть. Встретил северную колдунью. Прочитал "Тишину" и свершил свою "месть", омыв кровью врага свои чистые детские сны.
А когда Мйар вернулся и разыскал город у моря, желая найти своего первого (и единственного) друга, то нашел древнего старика, высохшего, слабого, похожего на тень себя прошлого. Даньслав Заболотницкий был размещен в одиночной палате в военном госпитале. Когда Мйар пришел к нему, Даньслав был в сознании, но под капельницей.
С того момента, как они расстались, прошло четыре года. За четыре года здоровый человек не мог так постареть. И тем не менее судьбоплет был выжат, как лимон. Официальный диагноз был таков: "прогерия взрослых", то есть — преждевременное старение, со всеми его "дарами" — сединой, катарактой и склерозом.
Даньслав сказал Мйару, что такова была цена "любви". Мол, это не болезнь, — раз с ней не могут справиться самые талантливые из целителей, но судьба. Женщина, которую они оба любили, оказалась "судьбоедом" — странным и страшным воплощением колдовства, существом, которое, кроме всего прочего, выпивает жизненные силы тех, с кем рядом находится. "Судьбоед" перетягивал на себя людскую удачу и все то хорошее, что было человеку предназначено. А так как Даньслав еще и "завязал" ее на себя, то ему досталось по полной. Он отдал ей себя самого целиком, без остатка. И если бы он этого не сделал, такая же участь ожидала бы Мйара.
Мйар не выпускал из рук ладони Белого Когтя до тех пор, пока сердце старика билось. Умер Даньслав спокойно и тихо.
Камориль, слушавший эту историю, мог только представить себе, какие чувства переполняли Мйара тогда. Он, наверное, яростно ненавидел Даньслава. И не мог не понимать, что судьбоплет избавил его самого от скорой смерти, беспощадной и неотвратимой. Каково было ему осознавать, что женщина, которую он любил, "выпила" его друга, его названного отца до дна? Женщина, бывшая ему названной матерью, пускай и его чувства к ней были не самыми правильными.
И тогда Мйар допустил ошибку. Он не смог перебороть себя и избавиться от желания увидеться с ней снова. Он хотел поглядеть на нее в последний раз прежде, чем уйти навсегда. Куда угодно. Хоть бы опять на север.
И они встретились, и она не выглядела ни расстроенной, ни подавленной. Эта женщина очень любила жизнь. Пускай и жила "взаймы". Мйар сказал ей, что сделал все, что должен был. И спросил, правда ли то, что Даньслав умер из-за нее. Варамира ему ничего не ответила. Она тогда скинула наземь красный струящийся шелк, подошла к Мйару близко-близко и, прижавшись к нему жарким молодым телом, поцеловала.
Она обещала ему всю свою страсть и свой огонь. Она обещала быть с ним, как он того хотел. Навсегда, до конца времен.
Но Мйар не смог этого вынести.
Все это было слишком.
Сила Варамиры, доселе спасавшая ее от всех житейских невзгод, отводящая от нее пули, дарящая ей вторые, третьи и пятые шансы, хозяйку свою подвела. Видно, не только она пила жизненные силы у Даньслава. На протяжении всех тех лет, что они жили вместе, судьбоплет работал над тем, чтобы ослабить ее могущество. И ее ничто не спасло.
Мйар убил ее быстро и милосердно. Первые раза три. Он съехал с катушек напрочь и не мог контролировать себя. Зверь внутри него не успокаивался, покуда от тела женщины не осталось кровавого месива. Потом он бежал в горы, в лес, скитаясь между вековых деревьев и медленно теряя рассудок. Чем меньше оставалось в нем разума, тем чудовищней становился он сам, изменяясь и внешне, и изнутри. Лишенная контроля сила исключительного чародея обратила Мйара в того огромного черного зверя, которого местные прозвали Драконьим Богом. Мйар не знал, сколько он так бродил и скольких он так убил, потому что в один прекрасный миг сила поглотила его разум целиком. Его самого не стало. И все, что было дальше, он не помнил.
До того момента, как открыл глаза на берегу.
Тогда он понял, что все, что пережил, хочет забыть. И забыл.
До поры.
И у него на самом деле были все шансы снова сойти с ума, если бы память вернулась раньше, чем нужно. Но все прошло хорошо. За тридцать лет он вырос и возмужал, разум его окреп, чувства, может быть, притупились, — но это его и спасло.
"Надо же, хоть кого-то время лечит", — подумал Камориль.
И вот теперь Мйар хочет вернуть себе ту свою невероятную силу и обуздать ее. Стать в этот раз ее единственным господином и никаких "но". Ему осталось всего ничего — дождаться Эль-Марко с Николой, а потом еще добраться к Сердцу Мира и забрать последнюю часть сил у чтеца. Чтец, конечно же, вряд ли будет рад Мйару ее предоставить. Но некроманту казалось, что Мйару может вполне хватить и того, что у него к тому моменту будет.
А потом Мйар намерен убить Варамиру снова, и в этот раз — навсегда.
Раз уж в прошлом ей удалось уснуть, пока он ее убивал. Она выпила некий яд, и Мйар разрывал ее в клочья спящую. И это, наверное, бесило зверя внутри него еще пуще.
Ну, какая же это месть, если тот, кто должен страдать, — спит?
Камориль понял, что забыл выкурить зажженную сигарету. Она снова чуть было не обожгла ему пальцы, но он вовремя опомнился и выронил окурок. Затер его подошвой.
Мйар, хоть и слышал возню, не обернулся — все так же смотрел на серое неспокойное море, и ветер трепал его волосы цвета спекшейся крови, к которым Камориль, к своему удивлению, уже начал привыкать.
