Остаются псы.
Найк поднял винтовку, которую выронил дозорный. Он не особо разбирался в оружии и стрелять, по правде говоря, не умел.
Поэтому первая пуля ушла в небо, а отдача чуть не покалечила Найку плечо.
Он двинулся по тонкому металлическому мостику над улицей, спустился с другой стороны, прижимаясь к стене в тени и пропуская мимо себя отряд спешащих на линию осады людей в черной форме.
Итак, если генераторы отключены... пора приводить в действие то, чем он грозил: начать обходить здания одно за другим.
Найк почуял подходящий путь и ступил на него. Тут же он почувствовал, что кто-то увязался за ним. Разворачиваясь, он взял винтовку наизготовку и выстрелил — пуля прошила черной твари голову, но лишь чуть замедлила погоню.
Найк прыгнул в сторону и оказался на очередном перекрестке. Тварь вывалилась следом. Найк, извернувшись, приладил винтовку к плечу и со страху зажал гашетку. Винтовка выдала короткую очередь. Две пули впились твари в уродливую голову, еще три разворотили переднюю ногу. Существо рухнуло на бегу, перекувыркнулось, Найк развернулся и прыгнул в темный коридор, сразу же ступая на подвернувшийся короткий путь.
Адреналин наполнил кровь. Найка трясло, но он, не чувствуя холода и усталости, несся вперед. Этот коридор должен был кончиться и вывести его в то большое черное здание... Действительно, в следующий миг он оказался внутри.
В темном помещении с высоким потолком воняло чем-то отвратным. И почему тут так пусто?
Восстановив дыхание, Найк двинулся вперед, мимо покинутых камер с дверьми нараспашку, маяком в абсолютной тьме. Где заключенные? Неужели всех вывели сражаться с солдатами Рейнхарда? Судя по запаху — тут их держали в жесткой антисанитарии... Разве можно так с людьми?
Найк понимал, что время утекает и нужно действовать быстрее.
Где может быть эта тайная лаборатория? Внизу? Вверху? Как проникнуть вниз?
Из тьмы позади раздался гортанный рык, и Найк не успел выстрелить. Он только смог осознать неотвратимость приближающегося удара. Тварь повалила его на пол, вцепилась куда-то в плечо, и тело пронзило ошеломляющей болью. Показалось, что псина намеревается оторвать ему руку целиком. Найк зашипел, извернулся, подался вперед и с силой швырнул тварь об стену. Не помня себя от страха и отвращения, он схватил лопату за рукоять и, увидев наконец траекторию движения пса, подставил острие под голое черное брюхо.
Тварь напоролась, заверещала, шлепнулась на пол и начала извиваться, дергая лапами и скуля. Но долго мучиться ей не пришлось.
Найк, придерживая разорванное плечо, привалился к стенке, тяжело дыша.
Хорошо же он справляется. Кровь. Надо остановить кровь. Он стянул мокрый и грязный свитер, затем майку. Майку порвал и затянул узел выше борозд на левой руке. Подобрал лопату, пристегнул к ремню, взял в руки винтовку, включил фонарик и...
В тридцати шагах перед ним копошилось темное море молчаливых черных псов, похожих на жирные блестящие кляксы. Все, что было между песьей ордой и Найком — дырчатая деревянная перегородка на поржавевших петлях.
Найк попятился.
Ладно. Ладно, Рейнхард был прав. Обыскивать здания одно за другим — не самая лучшая идея.
Найк сглотнул. Сделал еще один шаг назад, оценивая количество псов. Двадцать? Тридцать? Если он побежит... Твари непременно сорвутся в погоню и сметут перегородку на раз. Он нервно оглянулся назад, сглатывая подступивший к горлу ком. А потом что есть сил бросился обратно, к развилке, слыша, как зашлись в яростном рыке черные твари, как заскрипели ломающееся под их напором тонкие перекладины. В два прыжка он оказался у двери и успел захлопнуть ее, прежде чем первая волна обезумевших животных ударилась в тонкий металл. Повернув засов, Найк устремился дальше, выискивая короткий путь обратно. Дверь вылетела со скрежетом, множество лап застучало по гнутому железу. Найк бежал так быстро, как только мог из себя выжать. Перекресток! Рывком бросив фонарик далеко вперед, Найк круто свернул влево.
Стая рванула на свет.
Найк припустил вперед, не щадя разорванного плеча и сил.
Те пять секунд, что он бежал в кромешной темноте, показались ему вечностью. Путь. Тонкая полоска сияющего короткого пути — вот что называется поймать удачу за хвост! Найк ступил на старую тропу, проложенную теми, кто был здесь еще до первых рудокопов. Два шага, рывок, последний отчаянный спринт наперегонки с первобытным ужасом и — над головой разверзается грохочущее взрывами и молниями небо, дождь ошпаривает холодом, капли — словно пощечины.
А, нет, это шрапнель от взрыва.
Найк обнаружил себя на стене, почти в самой гуще сражения. Тут же пригнулся, защищая голову, и, оглядевшись, пополз к дозорной башне.
Он мельком увидел ледяных солдат изблизи — ни на что непохожих воинов, сложенных из грязной воды и черных камней, разных, быстрых, смертоносных. Они, казалось, не столько стремятся убить людей в черно-золотой форме, сколько сковать их, лишить возможности действовать.
Ясно. Рейнхард не хочет крови.
Но эти твари кого угодно деморализуют.
В них со стороны обороны колонии летели пули, мелкие снаряды просто застревали в них, большие расплескивали вокруг острую ледяную шрапнель.
В пятидесяти метрах от Найка со стороны обороняющихся вышли пятеро с огнеметами.
Пламя взрезало ночь.
Плохо дело!
Найк ударился плечом об стену и скорчился от боли.
Да что же такое... почему на Ирвис подействовало почти сразу, а на него — все еще нет? Что он делает не так? Когда уже его магия "изменится"?
Ладно, в том колодце просто не было путей... потом дар работал, как следует. Может, найти целителя?
Найк пошарил по карманам и обнаружил, что рации нет.
Засада.
Доковыляв до башни, он рухнул на пол в темном углу.
Так. Так дело не пойдет. Надо что-то решать. Надо действовать.
Что не так?
Ставим цель: тайная лаборатория.
Видим... ничего не видим. Дождь, кровь, взрывы, здание сотрясается, как будто его знобит.
Может, нет никакой лаборатории?
— Эй, ты, что лежишь? — кричит какой-то мужик с усами, наставляя на Найка оружие и помахивая им. — А ну вставай!
Найк нехотя поднимается.
— Жить будешь, — говорит мужчина, вцепляясь в Найково плечо голой пятерней. Боль пронзает насквозь, так, что подгибаются коленки и хочется сложиться напополам. Кажется, что из плеча наживо выламывают кости. Найк запоздало отдергивает руку, отшатывается.
— А ну пошел на передовую! — мужик чуть ли не пинком выталкивает Найка из башни. — Родина не забудет!
Найк, взглянув на свое плечо, обзаведшееся грубыми шрамами, не успев опомниться, спешно выбрался из башни — от греха подальше. Целитель! Хорошо, что не чтец. Чтец бы мигом распознал врага и... ничем хорошим это бы не кончилось.
Найк шел, стараясь держаться ближе к стенам и пытаясь сосредоточиться на дорогах. Это было не просто. Он смотрел, как слева огнеметчики жгут и плавят ледяных солдат Рейнхарда. В здание слева снова прилетает комок земли и снега. Вот големы, сразу двое, распадаются от попаданий из гранатометов и тут же воссоздаются заново. В каком-то из них торчит вмерзшая в лед оторванная человеческая нога.
Как найти в этом хаосе Никс и самому при этом не помереть?
Найк уже не таился, только огибал развороченные бронемашины и раненых заключенных. Сверху все так же наяривал дождь, не справляясь с огнем, но заставляя волосы липнуть ко лбу и лезть в глаза.
Мимо проносились спешащие на передовую отряды чтецов и конвоируемое ими пушечное мясо.
Где же, где же путь в эту самую лабораторию?
Он должен его найти. Как иначе ему разыскать Никс?
Найк почуял след, обернулся...
Вот — один из путей, ведущих... в центральную дозорную башню. Нет, опять не туда.
— Мне не башня нужна, — пробормотал, давя раздражение и отчаяние подступающей к горлу горькой злостью, — мне нужна Никс.
Забрать Никс и увезти домой. Да, без нее возвращаться никак нельзя — как же он без нее? Зачем тогда это все?
Да, это — единственный путь обратно.
И в этот миг что-то в голове щелкнуло.
Найк остановился, замер посреди огня и подсвеченного искрами дождя.
Человек — это ведь тоже путь, — понял он. Нет, не столько перемещение в пространстве, сколько...
Найк поднял голову и вгляделся в небо, подставляя лицо холодным каплям.
Он закрыл глаза, когда мир еще был полон тьмы и вспышек. Реальность кувыркнулась вокруг него, словно он — гироскоп на кардановом подвесе. Ночь закружилась, а потом встала враз. Звуки стали глухими, как будто между ним и окружающим миром — толстая каменная стена.
Распахнув веки, Найк сначала даже сощурился — слишком уж ярким оказался мир: он увидел его похожим на мерцающее кружевное плетение, застывшее в тишине. Все вокруг было пронизано ажурной паутиной пульсирующих нитей, источающих мягкий свет. Здания казались сотканными из бледного переливчатого огня. Люди тоже тлели, как разноцветные угольки, и каждый был тем, кто плетет этот дивный живой узор.
Найк решил, что сошел с ума. Или умер. Может, в него прилетел шальной кусок свинца... это было бы очень... жаль.
Но он понял, что жив, когда увидел, что через все опалесцирующее полотно тянется, поблескивая искрами и всполохами, ярко-красная огненная нить — одна на миллион.
Вот он, путь домой. Найк знал теперь наверняка и без каких-либо сомнений: эта дорога ведет к дому. И она же — нить судьбы элементалистки огня Николы Рэбел, потому как что есть судьба, если не пройденный путь?
Спокойствие наполнило его, очистило разум.
Он понял, что теперь его сила действительно изменилась. Из неосознанной и вероломной она вмиг превратилась в точный, подвластный ему инструмент.
И пока в глазах не погас ослепительно-яркий мир, сотканный из человеческих судеб, похожий на цветную спутанную изнанку плохой вышивки, Найк пошел по следу алого огня, не замечая вокруг более ничего и не позволяя никому ступить на свой собственный след.
Никс почувствовала, как снова содрогаются стены.
Сначала она думала, что это землетрясение, но оно все не унималось. Сколько уже трясет? Час, два? Точного времени назвать она бы не смогла.
Криво улыбнувшись, она продолжила практиковаться в прикосновении взглядом. Получалось уже чуть лучше. Конечно, толку от этого — никакого. Стены опять тряхнуло. Да как же в такой обстановке сосредоточишься?..
За маленьким зарешеченным окошком замелькали тени — быстро, много, сопровождаемые топотом и криками.
Никс вся напряглась.
Что там происходит?
Она повела занемевшими плечами. Сжечь уже, что ли, рубашку эту? Вдруг что. Вдруг свободные руки понадобятся?
По правде это была уже четвертая смирительная рубашка — тюремщики стабильно пеленали ее в новую, стоило попробовать освободиться.
Никс каждый раз пробовала вырваться из крепких рук пленителей, сжечь им забрала шлемов или прожечь одежду — но сил не хватало, максимум ей удавалось что-нибудь оплавить или заставить тлеть. Мощи было недостаточно, времени тоже, как и собственных ограниченных девичьих сил. Какой же тогда прок в огненных элементалистах? Какой смысл им быть военнообязанными? Разве только все это из-за того, что она не прошла ритуала и не знает заклинаний? Ведь на ритуале, говорят, учат и кое-чему сверх профессии каким-то особенным образом — подготавливают к тому, чтобы элементалист стал солдатом...
Вообще все это странно. Чтецы боятся, что она разрушит мир, но... Как при этом Никс может быть... такой? Почему же при сложнейшей задаче ее сила так специфична? Почему древние боги, если они так хотели устроить планете тотальную чистку, своих посланников сделали настолько слабыми? Что это за игра такая?
Никс помнила ощущение от "огненного цветка". Она понимала, что без вмешательства Эль-Марко, без "зажатия струны" никакого белого луча из ее груди бы не вырвалось. Все бы так и осталось запакованным внутри нее, как какой-то неприкосновенный запас, будто бы она — сейф, ключ от которого потерян. Сама по себе, без всей этой сверхъестественной чепухи, она — средненький такой маг огня, не слабый, но и, как показывает практика, не представляющий особой угрозы для подготовленных людей. Куда там ей до героев прошлого, использовавших ступень мифа на всю катушку, выплескивающих на поле боя мощь всей своей колдовской души.
Хорошо. Если в реальности "огненный цветок" вырывался при зажатии струны... Если это и есть та сила, что может пробудить Вьюгу... Как же Никс сможет сделать это в мороке? Ее сила приобрела там форму меча. Меч изменялся, рос. Может ли быть так, что этот рост... Что в итоге магия переродится, "расцветет"? Выраженное в словах, это предчувствие казалось странным, такое сложно удержать в голове и не усомниться. Но... Скорее всего, так и есть.
И все же. Им говорили, что элементалисты очень опасны и поэтому должны служить стране. Поэтому магов лечат отдельно, вместо скорой приезжают поглощающие... Ладно, Никс могла согласиться, что для простых людей они действительно опасны, особенно, если потеряют контроль над собой.
Но пребывание здесь и тщетные попытки высвободиться лишили ее всякой веры в свои силы. Ей стало казаться, что она слаба и беспомощна.
А за дверьми все бегали туда-сюда какие-то люди.
Ощущение приближающейся беды нарастало. Неспроста это копошение, и "землетрясение" — неспроста. Никс нервно перебирала пальцами, уже почти решившись испортить очередную смирительную рубашку.
Что-то загородило свет, пробивающийся в маленькое зарешеченное окошко.
Глухие звуки — похоже, стены гасят громкие, четкие приказы. Щелкают затворы — верхний, нижний, средний.
Никс попятилась к стене, не зная, радоваться или пугаться.
Дверь открылась, скрипя, и внутрь камеры проник тревожный желтый свет.
Никс увидела, что в дверном проеме стоит Абеляр Никитович. По двум сторонам от него — люди в защитных костюмах, тех самых, которые Никс едва смогла оплавить.
— Никола Рэбел, — проговорил Абеляр спокойным и властным голосом, в котором читалась усталость, — пора.
В следующий миг он резко выхватил пистолеты, (словно фокусник — как будто из ниоткуда), развел руки в стороны и выстрелил почти одновременно.
Никс не успела уследить за обеими руками, но ее взгляд задержался на его лице: глаза чтеца смотрели каждый в свою сторону.
Никс отшатнулась, испугавшись этого больше выстрелов и очередного содрогания стен.
— Никс? — чтец спрятал пистолеты, деловито подошел к ней и стал расстегивать ремни. Оба его глаза смотрели теперь вперед, как будто ничего и не было. — Идти сможешь?
— П-пожалуй...
Пока она потирала запястья, чтец затащил мертвых охранников внутрь.
Никс на секунду подумала, что для седого старика он на удивление прыток.
— Поспешим, — скомандовал чтец.
Никс без споров двинулась следом, переступив через недвижные трупы.
Стоило ей перешагнуть порог, как неуместная радость заклокотала внутри, подобная опьянению, быстро подобралась к горлу и превратилась в еле сдерживаемые слезы. Никс сжала кулаки. Неужели они выберутся отсюда? Неужели заточению конец?