Когда аделантадо подплыл на следующий день к берегу, двое знатных людей племени вошли в воду, на руках подняли его из лодки и, вынеся на землю, усадили с великой торжественностью на травянистый пригорок. Дон Бартоломео собирался расспросить об их стране и велел нотариусу флотилии записывать ответы. Последний немедленно приготовил перо, чернила и бумагу и приступил к своему делу; но индейцы, едва увидев его таинственные манипуляции и приняв их за магический обряд, в ужасе бросились бежать. Через некоторое время они возвратились, подбрасывая в воздух какой-то ароматный порошок и поджигая его так, чтобы дым ветром относило в сторону испанцев. Они стремились, очевидно, отвести пагубную ворожбу, причисляя пришельцев к существам потусторонним и сверхъестественным.
Моряки взирали на волшбу индейцев с неменьшей подозрительностью: они сами опасались магии. Более того, Фернандо Колумб, присутствовавший при этом и оставивший записи, предполагает, что эти индейцы вовсю занимались колдовством и потому подозревали в нем других.
Не скроем и того несчастного обстоятельства (которое говорит более о суевериях века, нежели о изъянах нашего героя), что Колумбу были в равной мере присущи такие представления, и он уверял государей в письме с Ямайки, будто обитатели Кариари и соседних областей суть настоящие колдуны, вскользь отмечая, что две побывавшие на корабле индейские девочки тайно привозили с собой колдовской порошок. Он прибавлял, что все задержки и неурядицы, постигшие их на этом берегу, моряки приписывают действию злых чар туземных колдунов.
Эскадра простояла у этого берега несколько дней, пока корабли подвергались осмотру и починке, а моряки отдыхали и развлекались на суще. Аделантадо в сопровождении вооруженных матросов высаживался на берег для сбора сведений. В этих местах не встречалось чистого золота, все украшения туземцев были из гуанина, но они уверяли аделантадо, что двигаясь вдоль побережья, белые люди вскоре доберутся до страны, где золото имеется в изобилии.
Осматривая одно из селений, аделантадо обнаружил в большом доме несколько гробниц. В одной находилось набальзамированное человеческое тело, в другой — два тела, завернутых в хлопчатую ткань, причем настолько хорошо сохранившиеся, что не издавали ни малейшего Дурного запаха. На мертвых были самые ценимые ими при жизни украшения, гробницы были покрыты грубой Резьбою или рисунками, изображавшими животных, а иногда, как можно было догадаться, лица покойных. У большинства диких племен, по-видимому, существовало большое почтение к умершим и стремление сохранить их останки.
Перед самым отплытием Колумб захватил семь человек туземцев. Двоих, которые показались ему самыми смышлеными, он решил использовать в качестве проводников, остальных же отпустил. Предыдущего проводника он с подарками отправил восвояси еще у мыса Грасьяс-а-Дьос. Обитатели Кариари проявили необычайное беспокойство, когда были захвачены их соплеменники. Большой толпою собрались они на берегу, а четверо посланцев отправились к испанцам с дарами, умоляя вернуть пленников.
Адмирал заверил их, что их товарищам предстоит быть его проводниками при плавании вдоль ближайшего отрезка берега, а после этого они смогут вернуться домой. Он велел вручить послам различные подарки. Но ни обещания его, ни подарки не могли утешить и успокоить индейцев, видевших, как их людей увозят с собой пришельцы, внушавшие им столь глубокие опасения.
Глава 4
Плаванье вдоль побережья Коста-Рики. Рассуждения по поводу перешейка
Пятого октября флотилия покинула Кариари и пустилась в путь вдоль берега, называемого ныне Коста-Рика, или Богатый Берег, так как позднее в горах здесь были обнаружены золотые и серебряные копи. Преодолев около двадцати двух лиг, корабли стали на якорь в обширном заливе, длиною около шести лиг и шириною в три; в нем было множество островов, и входами в залив служили три-четыре пролива между ними. Туземцы называли залив Карибаро, именно здесь, по заверениям индейцев Кариари, было много золота.
Острова были изумительно зелены, их покрывали рощи, источавшие благоухание плодов и цветов. В глубоких проливах между ними не было камней, а корабли плыли, словно по каналам в каком-нибудь городе, а их реи и снасти задевали свисавшие ветви деревьев. Когда флотилия стала на стоянку, к островам отправились шлюпки, обнаружившие возле них пустые индейские каноэ. Сами туземцы прятались среди деревьев на берегу. Индейцы из Кариари, привезенные испанцами, обратились к ним успокоительными словами, и те стали выходить из укрытий. Здесь в первый раз на этом берегу испанцы увидели образчики чистого золота. Индейцы носили на шее подвешенные на хлопковых шнурках большие золотые пластины; были у них и украшения из гуанина в виде орлов. Один из них отдал золотую пластину, по стоимости равную десяти дукатам, в обмен на три колокольчика.
На следующий день шлюпки подошли к берегу в самой глубине залива. Местность здесь была гориста и изобиловала долинами, а селения располагались в основном на возвышенностях. Испанцам встретился десяток индейских каноэ, носы их были украшены гирляндами цветов и имели навершия из звериных коггей и птичьих перьев; почти у всех туземцев на шее красовались золотые пластмны, но расставаться с ними владельцы отказывались. У одного из них была пластина вз чистого золота в четырнадцать дукатов стоимостью, у другого — изображение орла в двадцать два дуката. Видя, какое значение придают пришельцы этому металлу, туземцы заверили их, что на расстоянии двухдневного перехода от этих мест его можно найти в изобилии, а также называли различные места побережья, где он добывается, в том числе Верагуа, до которого было около двадцати пяти лаг пути.
При виде золота, которого у индейцев оказалось великое множество, у испанцев разгорелась алчность. Они с радостью занялись бы меновой торговлей, но Адмирал пресекал все попытки такого рода. Он ограничивался сбором образцов и сведений о богатствах страны, ибо неуклонно стремился к главной своей цели — вожделенному проливу.
Выйдя вз этого залива 17 октября, он двинулся вперед вдоль побережья страны, таившей в себе предполагаемые богатства, — нынешнего Берега Верагуа. Проплыв около двенадцати лиг, флотилия вышла к устью большой реки, которую сын Адмирала Фернандо называет Гуаиг. Здесь, после того, как к берегу были отправлены шлюпки, навстречу испанцам вышло сотни две индейцев, вооруженных дубинками, дротиками и мечами из пальмового дерева. По лесу разносился грохот деревянных барабанов и трубные звуки, производимые морскими раковинами, которыми дикари обыкновенно подавали военные сигналы. Туземцы заходили в воду по пояс, размахивая оружием, и с вызовом брызгали водой ц сторону испанцев. Вскоре, однако, они были умиротворены успокаивающими жестами я вмешательством толмачей и с охотой стали торговать с пришельцами, отдав семнадцать золотых пластин ценою в сто пятьдесят дукатов за несколько безделушек.
Когда на следующий день испанцы появились на том же месте для продолжения торговли, туземцев снова обуяла враждебность, снова зазвучали барабаны и раковины, а воины побежали к лодкам, угрожая оружием. Стрела, выпущенная из арбалета и ранившая одного из них в руку, поумерила ярость дикарей, а после выстрела из пушки они в ужасе бежали, решив, что на них обрушился гром небесный. На берег высадилось четверо испанцев, которые пустились вдогонку за индейцами, громко их окликая. Тогда те побросали оружие и стали возвращаться, преисполненные трепета и кроткие, как ягнята; они отдали три золотых пластины, смиренно и благодарно приняв то, что им дали взамен.
Продолжая плаванье вдоль берега, Адмирал бросил якорь в устье еще одной реки, называвшейся Катиба. Здесь также появление кораблей вызвало тревогу: грохот барабанов и рев раковин давали знать о военных приготовлениях. Вскоре появилось каноэ с двумя индейцами, которые интересовались, что за люди высадились на их берег и чего они хотят. Обменявшись несколькими словами с толмачами, они без малейшей боязни поднялись на корабль Адмирала и, удостоверившись в дружественных намерениях пришельцев, вернулись к своему касику с благоприятным известием. Шлюпки подошли к берегу, и вождь туземцев любезно принял испанцев. Как и его соплеменники, он был наг и ни в чем не отличался от них, за исключением того, что все относились к нему с большим почтением. У вождя была большая золотая пластина, которую он охотно уступил в обмен, причем своим людям позволил поступать так же. В этом месте было добыто девятнадцать пластин из частого золота.
Адмирал вознамерился было входить и в другие реки на этом берегу, но надвигался период сильных ветров, и он решил упредить его; корабль прошел в виду пяти поселений, где, по заверениям толмачей, можно было добыть немало золота. Одно из них они называли Верагуа, и этим именем с тех пор стали называть всю область. Здесь, по их словам, находились богатейшие копи и выделывалась большая часть золотых пластин. На следующий день экспедиция подошла к селению Кубига, и Колумбу сказали, что достигнуты пределы страны золота. Он решил не останавливаться для ее исследования, поскольку, по его мнению, открытие ее уже совершилось, а копи завоеваны для короны; Адмирал спешил добраться до вожделенного пролива, питая надежду, что расстояние до него не может быть велико.
На протяжении всего плаванья вдоль этого побережья Колумб, как часто с ним бывало, пребывал под влиянием некоего заблуждения. Приплывшие с Юкатана индейцы, которых он повстречал на острове Гуанага, сообщили ему, если он правильно их понял, о существовании в глубине суши цивилизованной страны. Это, казалось ему, подтверждали и индейцы разных племен, с которыми ему случалось встречаться позднее. В письме, впоследствии направленном государям, он сообщает, что местные индейцы наперебой превозносят великолепие страны Сигуаре, располагающейся в десяти днях пути по суше к западу. В этой стране люди ходят в золотых коронах и браслетах на руках и ногах и в шитых золотом одеждах. Золото широко используется у них в быту; им даже украшаются стулья и столы. Когда индейцам показали кораллы, они заявили, что женщины страны Сигуаре носят их как украшение на голове и шее. Много там было, по их словам, также перца и других пряностей. По их описанию, Сигуаре — страна торговая, со множеством рынков и гаваней, посещаемых кораблями с пушками на борту. Люди в ней воинственные, в употреблении у них, как и у испанцев, мечи, круглые щиты, кирасы и арбалеты, и они ездят на лошадях. И, что самое главное, насколько мог понять Колумб, море простирается вплоть до пределов этой страны, а в десяти днях пути далее находится Ганг.
Вероятно, Колумбу пересказывали блуждающие слухи о дальних государствах — Мексике и Перу, подробностями же эти рассказы дополнило его собственное воображение. Однако же эти сведения произвели на него сильное впечатление. Адмирал полагал, что Сигуаре — это область, принадлежащая Великому Хану или иному восточному властелину, а поскольку к ней подходит море, она расположена на противоположном берегу полуострова, занимая по отношению к стране Верагуа такое же положение, как Фонтарабия к Тортосе в Испании или Пиза к Венеции в Италии.
Таким образом, продвигаясь далее на восток, он должен вскоре достичь пролива, такого же, как Гибралтарский, через который сможет выйти в другое море, посетить Сигуаре и, разумеется, берега Ганга. То обстоятельство, что эта река оказалась на таком близком расстоянии, он объяснял исходя из соображения, которого давно уже придерживался, а именно — что географы ошибаются относительно размеров земной окружности, что она в действительности меньше, нежели представлялось, и что градус равноденственной ливни равняется не более чем пятидесяти шести милям с двумя третями.
Поэтому Колумб решил неуклонно двигаться вперед, не останавливаясь для исследования богатой страны Верагуа. Ничто так не говорит о его благородном честолюбии, как то, что он спешил мимо берега, сулившего богатства на каждом шагу, единственно с целью отыскания пролива, который хотя и мог доставить неисчислимые выгоды человечеству, самому Адмиралу не мог дать почти ничего, кроме славы первооткрывателя.
Глава 5
Открытие Пуэрто-Бельо и Ретрете. Колумб оставляет поиски пролива
(1502)
Второго ноября флотилия стала на якорь в просторной и удобной бухте, где суда могли подходить к самому берегу, не подвергаясь опасности. Бухту окружала гористая, живописная местность. Густых лесов не было; среди возделанных полей на расстоянии полета стрелы друг от друга виднелись дома, окруженные плодовыми деревьями, пальмовыми рощами и посадками маиса, овощей и восхитительных ананасов, так что казалось, будто они стоят в сплошном саду. Колумб пришел в такой восторг от великолепия бухты и ее берегов, что окрестил ее Прекрасной — Пуэрто-Бельо. Эта бухта — в числе немногих мест, сохранивших название, данное прославленным первооткрывателем. Сожаления достойно то, что в большинстве своем эти названия вышла из употребления, — ведь зачастую они свидетельствовали о чувствах, пережитых здесь Колумбом, или обстоятельствах открытия.
На семь дней задержались здесь корабли из-за ненастной погоды и проливных дождей. Со всех сторон приплывали в своих каноэ туземцы, они привозили плоды и овощи, мотки хлопка, но золота здесь уже не предлагали. Касик и семь главных его вождей носили в носу маленькие золотые пластинки, но у остальных жителей этого берега, по-видимому совсем не было таких украшений. Они ходили в основном нагими и раскрашивали тело красной краской, касик же пользовался черной.
Отплыв 9 ноября, флотилия продвинулась на восемь лиг к востоку до места, известного под названием Номбре-де-Дьос. Однако ее отнесло несколько назад, и они вошли в бухту вблизи трех островков. На этих островках и на материке поблизости от них было множество хлебных полей, выращивались различные плоды и овощи; по этой причине Колумб назвал бухту Пуэрто-де-Бастиментос (Продовольственной). Здесь корабли задержались до 23 числа, поскольку открывшаяся в них течь требовала починки — во многих местах дерево было источено корабельными червями, которые в огромном количестве водятся в тропических морях. Этот червь размером с человеческий палец прогрызает самые прочные доски и бревна и быстро приводит в негодность любое судно, если оно не обито медью.
Покинув эту бухту, флотилия пристала к берегу в другой, по названию Гуига, где на берег вышло сотни три туземцев, предлагая для обмена и съестное, и золотые украшения. Однако Адмирал не стал задерживаться, спеша своим путем. И все же сильные встречные ветры вынудили его искать пристанища в небольшой бухте с узким, не более двадцати шагов шириной, входом и рифами по обе стороны от него, вершины которых выступали даже над водою. Внутри же бухты места едва хватило для пяти-шести судов, глубина же оказалась так велика, что якоря нельзя было бросить, пока корабля не подошли настолько близко к берегу, что иа него можно было перепрыгнуть.
