Как-то так по книге получалось, что все знакомые мужики бедной девушки Оливии, оказывались подлыми обманщиками. Все, как на подбор. Алевтину очень удивлял тот факт, что со своей стороны Оливия никому не отказывала, даже сама периодически забиралась в койку к мужикам, даже к малознакомым. Как "не отказывала" Оливия, в книге описывалось очень детально с такими подробностями, о которых Алевтина сроду не знала и не догадывалась. Что, и так, оказывается, можно? И туда и сюда? И даже сюда? Алевтина представила, что такими способами ночью общается со своим Павлушей и покраснела. Нет, такую книжку о насекомых лучше спрятать подальше, чтобы Павлуша не нашёл и не просветился. С дедушкой понятно, он читает такую литературу для каких-то своих тайных дел, а Павлуша пусть лучше остаётся тёмным в этом деле, а то начитается до смятения ума, и так невеликого. Павлуше, конечно, такое читать не следует, а вот сама Алевтина повторно прочитала понравившиеся ей самые душевные фразы об отношениях: "Чего Оливия хочет — обычного секса, или чего-то более глубокого?... Олег имел её всеми известными ему способами, ещё несколько способов они придумали совместно.... Желания сотрясли Оливию от ушек до самых пяточек... От его мужского запаха у неё затряслись ушки.... Оливия могла поклясться, что Олег чувствовал спазмы глубоко внутри неё, в горячих и тёмных местах, о существовании которых она сама не догадывалась.... Он всем своим телом вытянулся на ней, закрывая её полностью и даже больше... Оливия губами перешла к исследованию пульсирующего сгустка мускулов внизу его живота.... Её язык, ворвавшийся в рот Олега, неистово делал то, что делала другая часть, но уже его тела в её теле.... Нервные мурашки покрыли всю спину Оливии, и она превратилась в одну огромную мурашку и прошептала: "Ещё!"
Умеют же некоторые авторы так душевно описывать страсти: "Оливия пищала, как сухой пенопласт... Её рука двигалась вверх от коленки Олега, чтобы покорить его достоинство, холодное и безжизненное, как Северный полюс". До слёз проникновенно пишут....
Вернув книжонку на своё место, Алевтина поняла по посапыванию деда, что тот вот-вот проснётся: он всегда, когда прекращал храпеть просыпался после недолгого посапывания. Ага, надо успеть накрыть дедушке стол, да не мелочиться и не скаредничать, а выложить на стол побольше разнообразных разносолов. Пусть наш дедушка хорошо питается. Заслужил ветеран.
Матвей Иванович вышел ото сна в смурном настроении. Сколько раз он говорил себе, что днём много спать вредно, тогда просыпаешься в плохом настрое, и всё раздражает. Эх, жаль друг Митрич уехал, да ещё вместе с Кузьмой. Такая прекрасная компания распалась. Это сколько же мы самогона употребили?
Дед Матвей стал вспоминать и подсчитывать количество выпитого. Выходило, что все трое друзей уже умерли два раза, ибо живой человек столько выпить не мог. Дед и Кузьму в друзья записал. А разве он не друг? Ведь, после такого загула Кузьма ему не просто друг, а чуть ли не родственник. А умище какой у Кузьмы! Огромный! Митрич тоже голова. Повезло Матвею Ивановичу скорешиться с умнейшими людьми. Жаль, что они уехали. Плохо было только одно, вспомнил Матвей. Это количество закуски. Слишком уж много этой закуски навалили на стол. После издевательств на каторге, где во время непрерывных обедов эта чёртова чёрная икра не лезла в рот, дед Матвей хотел сесть на диету, но не срослось. Во время пьянки с проглотом Кузей и всеядным Митричем деду также пришлось плотно закусывать, хотя он обещал себе, что будет занюхивать. Интересно, а куда это всё во мне помещалось? Загадка века, молчит наука.
Дед насупился и встал с кровати: решено, с этой минуты жёсткая диета — буду перебиваться с хлеба на воду. В мозгах просветлело. Организм такому решению мозга чрезвычайно обрадовался, но не очень поверил: дед уже бросал пить, но не добросил; садился на диету, но всё мимо табуретки.
— Пойду поросяток проведаю, — буркнул дед себе под нос. На свою голову дед сначала зашёл на кухню и обомлел: обеденный стол ломился от яств. Настроение стало стремительно портиться.
— Встали Матвей Иванович? — с искренней радостью встретила деда невестка Алевтина. — А мы тут вам пообедать немножко приготовили, а то умаялись вы. Всё в заботах и заботах. Не бережёте вы себя Матвей Иванович. Садитесь вечерять.
Алевтина хотела ещё произнести что-то вежливое и ласковое, но осеклась, когда заметила, что дедушкино лицо перекосило, и оно стало покрываться разноцветными пятнами, как флаг одной африканской страны — местами пятна приняли красный цвет, местами — белый, кое-где появлялись зеленоватые пятна и пятна с фиолетовым оттенком.
Только чудовищная сила воли и запредельное самообладание не позволили деду прибить невестку тут же, не отходя от обильного стола, припомнив ей и злосчастный веник, и напильники в пирогах, и всё хорошее. Но, нечленораздельно замычав, дед бросился из кухни, напоследок всё-таки громко шандарахнув дверью. Нервы они не стальные канаты.
У ошарашенной Алевтины на глазах навернулись слёзы: побрезговал дедушка её яствами, наверное, мало она наготовила. А ведь она старалась, думала, как лучше сделать. Не угодила.
Матвей Иванович сбежал куда-то на хутор, а Алевтина направилась проветриться к калитке. Место у калитки являлась одной из точек получения информации о событиях на хуторе. Вскоре сороки принесли странную весть, касательно приблудных волков. Весть какая-то странная, но так и сказали, что словами описать это невозможно, это надо видеть. Что видеть? Пойди сама и посмотри, последовал совет. Ого, это новость из тех, что ухо зацепили.
Почему бы и не пройтись до домиков волков — решила Алевтина, заодно и развеюсь. Через несколько минут она уже толклась среди нескольких зевак, что-то внимательно рассматривающих. Раз народ что-то рассматривает, значит, там что-то интересное. Творился театр ошалевшего зрителя. Просочившись сквозь небольшую толпу, Алевтина оказалась в первом ряду, как раз перед главным волком стаи, он же и являлся объектом осмотра. Местный народ уже успел дать волкам клички: главного в их стае почему-то назвали Ухогрызом. Алевтина не возражала, вот только что-то не то случилось с Ухогрызом. Совсем не то. И не знаешь — не то смеяться, не то удивляться. Ухогрыз зачем-то обзавёлся густой шерстью. Волки и так носят густую и качественную шерсть на прочной шкуре, но это животное стало обрастать шерстью с неприличной скоростью. Сейчас перед удивлёнными людьми и не менее удивлёнными волками, сидел и нервно перебирал лапами офигевший волк. Его округлившиеся глаза выглядывали из-за густой чёлки, которую волк постоянно поправлял лохматой лапой. Не поправишь — она полностью закроет глаза. Взгляд волка выражал искреннее недоумение таким странным обстоятельством. Это было... Да волчий бог знает что это такое. Новая шерсть, конечно, красивая, но её слишком много и она стала завиваться в симпатичные колечки. Как говорится — лохматость повысилась до несуразности. Ухогрыз постепенно становился похожим не то на барана, не то на огромный шерстяной комок. Но никак не на свирепого волка. Его сородичи смирно стояли в сторонке, сбившись в кучу и смотрели на своего главаря такими же круглыми глазами. Они ещё не могли сделать вывод: эта лохматость повышает достоинства их главаря, или, наоборот, ущемляет его авторитет. Так сразу и не решишь этот вопрос.
Некоторые люди уже еле сдерживали смех, глядя на бедного волка, но каждый человек норовил принести волкам что-нибудь вкусненькое. Ухогрыз и его стая поедали все подношения, но проблема с лохматостью главаря обострялась.
Алевтине, как и некоторым другим зевакам, пришлось тихо исчезнуть по причине того, что к волчьим домикам резкой походкой направлялся Савелий Петрович. И волхв явно находился не в духе, а значит, надо отсюда тикать: если ноги не унесёшь, то их протянешь.
Потом Алевтина узнала от сарафанного радио, что колдун долго и внимательно смотрел на главного волка, осматривал других волков, даже заглядывал в их персональные миски и поилки, а потом распорядился животное подстричь. Стригла волка какая-то спортивного вида тётка из вновь прибывших, которая когда-то держала большую и лохматую собаку и умела стричь таких животных. Тётка отзывалась на странное имя Ривка, и как поговаривали, она являлась любовницей Кузьмы.
— Гавно вопрос, — грубо сказала тётка. Она взяла ножницы, стальной гребень и сделала волку красивую причёску. — Красавец! Как новенький болт с завода.
Кто ходил смотреть остриженного Ухогрыза, тот отмечал, что волк после такой художественной стрижки превратился в небольшого льва. Его дурацкую чёлку тётка решительно убрала, но оставила мощную гриву, привела в порядок спину и бока, убрала лишнюю шерсть с лап и хвоста. Ухогрыз вдруг превратился в сказочного красавца, а не в волка, смахивающего на барана.
Глава двенадцатая.
— Вот же ушлые насекомые эти Юрик и Гоша, — злился Сева. — Энтропия поглоти их вместе с ботинками. Чуть расслабишься, отвлечёшься, а они тут, как тут — уже вредят. Надо их живьём убить.
В тайной войне Севы против Юрика и Гоши, противная сторона сделала ход конём, вернее волком. Сева стал себя немного корить: ведь знал же, что над этими учёными, что он сюда привёз, нужен глаз, да глаз. Иначе могут случиться неприятности не только для самих горе-учёных, а для всего мира. У Савелия была надежда, что в условиях изоляции от людей, и под его присмотром, учёные ничего злостного не сваргянят и не отчебучат. Для большинства коллектива учёных оказалось достаточно угроз от якобы президентских структур, чтобы они умерили свой научный пыл. Нет, конечно, они творили, но только на бумаге, а бумаги сдавали на цензуру Доктору. Но, водились в их коллективе настоящие скверные редиски, которым указы "президента" не указ. Да ещё и Ленка сбежала, а она раньше изображала из себя ближайшего сотрудника Российского президента. Ленка страхов на подопечных нагнала, но не на всех. А теперь и её нет. Надо придумывать новое пугало для учёных. Может публично кого-нибудь расстрелять у стенки сарая? Например, Юрика. Ага, ширнармассы только перекрестятся и с удовольствием занесут Юрика в поминальный блокнотик. Здесь надо действовать тоньше, но, мля, над всеми не уследишь, уследилки не хватит. Юрик и Гоша — это олицетворение раздолбайства, а раздолбайство оно, как медуза: режь её хоть на миллион частей, а оно всё равно будет жить, да ещё и дополнительные щупальца выпустит. Надо Доктора попросить, чтоб лютовал больше. Чтоб он ставил народу более трудные задачи, всех строил, подтягивал резьбу и занимал работой с раннего утра и до позднего вечера. Никакого спанья. Никакой раскачки! Ага, и чтоб вставлял всем подряд без разбора и невзирая на лица. Народ должен постоянно работу работать до изнеможения. Чтоб им работалось не разгибаясь, и бегалось без продыха, желательно прыжками и на полусогнутых. Иначе разложение и брожение умов.
Сева потряс головой, отгоняя сонливость: опять ночь не спал, увлёкшись работой в лаборатории. Пришла мысль. А кто над ним присматривает? Ведь он тоже может натворить дел со своей алхимией. Вот сегодня ночью он работал с шерстью волков, всячески её исследуя. Он велел тётке Ривке, которая стригла Ухогрыза, собрать шерсть и принести Севе. Ривка флегматично пожала плечами и исполнила просьбу шефа, за что получила благодарность, премию за хорошую работу и наказ периодически волка подстригать по последней волчьей моде. Пришлось тётке повысить оклад. Странно — подумал Савелий — сначала эта Ривка приблудилась к нам в джунглях, не поехала в эвакуацию со своей роднёй, а прицепилась к Кузьме, как репей. Теперь она сюда за ним потащилась — вот что секс животворящий с женщинками делает. Как бедный Кузьма ещё ходит: работает в две смены, потом третья смена с Ривкой. И непонятно, кто кого в их паре больше просвещает в сексе, скорее всего, не Кузьма, набравшийся мудрости от "Золотой Бабы", а Ривка. Она Кузьме рассказывала о Камасутре, цитировала целые страницы из китайского трактата "Тайные предписания для нефритовых покоев", рассказывала про "Песнь царя Соломона", и даже читала выдержки из "Повести о Фроле Скобееве". Ага, это когда некий Фрол Скобеев возлежал с Аннушкой, пребывающей в великом страхе. И Фрол Скобеев невзирая на её страх взял и "ростлил ея девство". Вот такие интересные темы интересовали Ривку.
— Ага, я такая, — со смехом говорила она Кузьме. — Я была плохой девочкой. Однажды, в восьмом классе мой папа случайно нашёл комплект для садо-мазо, который я сшила для своих кукол. Папа, покрутив в руках найденные причиндалы, вздохнул и спросил: "Я так понимаю, пороть тебя бесполезно?"
А с волчьей шерстью, как волхв и предполагал, не всё так просто. Интересно, что в корм волку подмешали эти два уродца — подумал Сева — из какой именно склянки?
Когда Сева работал в своей лаборатории, то он так увлекался, что забывал о времени и еде. Да и обо всех заботах, навалившихся на его плечи, он тоже забывал. Сегодня он исследовал волчью шерсть. Скажете: подумаешь, шерсть. Что в ней особенного? Это если шерсть обычная, тогда да. А если эта шерсть с необычными свойствами? Как вот эта. В обычной шерсти основой является кератин (99 процентов), и некоторые другие вещества: липиды, углеводы, фенолы, органические и минеральные вещества. В состав кератина входят остатки двадцати аминокислот, которые, соединяясь между собой, образуют спиралевидную полипептидную цепь. Для полной ясности: полипептидпые цепи соединяются между собой дисульфидными мостиками цистинового или моносульфидными мостиками метиониновых остатков. Кератин имеет две фракции: фибриллярную и аморфную. Фибриллярная фракция состоит из тяжёлых белков с умеренным содержанием остатков цистина, а аморфная — из легких пептидов с высоким содержанием остатков цистина. Ну, это понятно. Как понятно и то, что по вторичной структуре белка кератины разделяются на альфа-кератины и бета-кератины. Люди относятся к альфа-кератиновым существам. Для альфа-кератинов основным структурным компонентом являются цилиндрические микрофибриллы диаметром 75 ангстрем, состоящие из спирализованных, скрученных попарно протофибрилл. В отличие от альфа-кератинов поперечные дисульфидные связи между соседними полипептидными цепями у бета-кератинов отсутствуют, ну, это все знают. В полипептидной цепи каждый второй элемент глицин. Да тот самый глицин (С2Н5NO2 — аминоуксусная кислота), который используют как лекарство. Кроме того, бета-кератины формируют шёлковое волокно и паутину. Вот как раз с бета-кератинами в образцах волчьей шерсти и наметилась несуразность, не соответствующая биологическим нормам. Сева задумался: может он поступил неправильно, спровоцировав Кашанкина на воровство иномирных препаратов, свойств которых сам Сева не знал. Гоша Кашанкин без тормозов. С него станется учудить биологические эксперименты с далеко идущими последствиями, вместо того, чтобы на себе или на Юрике испытать неизвестные препараты. А кого назначат виновным? Конечно, Савелия Петровича. Кого же ещё? Однажды Савелий Петрович недосмотрел ядерное рвение Кашанкина и Будницкого и мир чуть не покрылся джунглями. Хорошо ещё, что семена растений-монстров не давали той всхожести, что первичные мутировшие организмы. А то бы сейчас и пустыни и моря были покрыты многометровым слоем биомассы. Вот и сейчас Кашанкин случайно добрался до коррекции бета-кератинов, которые формируют шёлковое волокно и паутину. Это уже не звоночек, это уже корабельный гудок.
