— По-моему, второе... Да, это совершенно точно было в пятницу!
Он взглянул на календарь и кивнул.
— Продолжайте.
— Это было утром, она ждала меня в сквере возле моей работы.
— Вы договаривались о встрече?
— Нет, и я удивилась, увидев ее там, да еще в такое время, но Вика сказала, что она сейчас на больничном...
— Минина не появлялась на работе с тридцатого мая, но больничного ей никто не давал, и на работе она ничего не объяснила, — Касенко пододвинул к себе чашку и печально заглянул в нее, потом отодвинул на прежнее место. — И как же получилось, что вы, ее близкая подруга, за все это время ни разу не поинтересовались, где она и что с ней?
— Я звонила ей недавно, но она не брала трубку, — Кира почувствовала, что в ее голосе невольно зазвучали оправдывающиеся нотки. — Но я... дело в том, что в то утро мы очень сильно поссорились и перестали общаться.
— Причина ссоры.
— Ну... — Кира посмотрела на свои пальцы. Было совершенно очевидно, что, узнай они причину, бедняге Стасу придется несладко, пусть Вика и возвела на него напраслину. И дернул ее черт сказать, что они поссорились! Мало ли, по какой причине люди не видятся?! Некогда, в конце концов! — ... в сущности, это и причиной-то не назовешь. Обе нервные... слово за слово... ну и понеслось. Наорали друг на друга да и разошлись! Да мы с ней за двадцать лет еще не так ссорились! — она попыталась улыбнуться, но улыбка больше походила на гримасу боли.
Вика, Вика, что с тобой случилось... где ты?.. ты мерзавка, но что с тобой случилось?.. ты ведь жива, правда, жива?.. ох, Вика...
— И с тех пор она вам не звонила?
— Нет, ни разу.
— Понятно, — пробормотал Касенко, и Кира моментально вцепилась взглядом в его лицо, пытаясь выяснить, что ему понятно. Но прочесть что-то по беспредельно грустным чертам Александра Васильевича было решительно невозможно. — С кем встречалась ваша подруга? Ведь у нее были... хм-м... приятели?
"Чтобы у Вики да не было приятелей?!" — подумала Кира почти с негодованием и начала осторожно вытирать кончиком пальца поплывшую тушь, лихорадочно размышляя. Он пока ничего напрямую не спросил про Стаса, так может и не знает о нем? Не следует ли вовсе удалить брата из всего этого, он все равно здесь не при чем?
Но тут сидевший в углу человек сложил газету, коротко приветственно кивнул Кире, и она поняла, что скрывать Стаса бессмысленно. Это был Дашкевич.
— Она встречалась с моим братом, — сказала она. — Но недавно они расстались.
— Вам известна причина?
— Нет. Но, по-моему, Стас к ней просто охладел. Вика... она... — Кира запнулась, в ужасе осознав, что только что чуть не заговорила о подруге в прошедшем времени, словно Вики уже не было в живых. Но она, конечно же, жива, жива! — Она очень темпераментная девушка, а Стас больше флегматик.
Александр Васильевич с минуту разглядывал ее с печальной задумчивостью, постукивая по столешнице кончиками пальцев, а затем неожиданно начал забрасывать Киру короткими вопросами: собиралась ли Вика куда-нибудь уезжать, с кем встречалась еще, круг ее общения, интересы, упоминала ли о каких-то неприятностях на работе, о неприятностях вообще, когда обычно возвращалась домой, часто ли употребляла спиртное, что она вообще была за человек? — отвечайте честно, откровенность только на пользу делу и вашей подруге... и тому подобное — и Кира старательно отвечала — по возможности честно, и когда она уже начала барахтаться в этих бесконечных вопросах, Касенко неожиданно сказал:
— Ну, думаю, достаточно. Если что-то еще вспомните или узнаете, обязательно сообщите.
— Вы ее найдете?! — с отчаяньем спросила Кира, вставая.
— Мы работаем, — обтекаемо ответил Касенко и снова пододвинул к себе кружку. — Работы-то знаете сколько... летаем из угла в угол... Всего доброго.
— А слесаря вы нашли? — неожиданно поинтересовалась она, и сквозь печаль на лице Александра Васильевича проглянула озадаченность.
— Какого слесаря?
— Насчет которого Максим Михайлович к нам как-то приходил... еще в апреле, — она махнула рукой в сторону Дашкевича. Касенко переглянулся с ним и пожал плечами.
— Ах, ну... в общем... это уже... это к делу совершенно не относится. В общем, до свидания.
Кира пристально взглянула на Дашкевича, повернулась и вышла из кабинета, и едва за ней затворилась дверь, как Касенко тут же печально осведомился:
— Макс, о чем это дамочка толкует? О том алкаше из ремонтки? Я же сам им тогда звонил, узнавал... Чего ты инициативу развел? Сериалов насмотрелся? Заняться нечем?! Он вообще не по нам проходит!
— Но ведь его не нашли, не так ли? — заметил Дашкевич.
— Без нас найдут. И так работы по горло! — он фыркнул. — Серию ограблений раскрытую помнишь — бухгалтерш торговых павильонов трясли... с тяжкими телесными? Красавцы полгода сидят — уже третью апелляцию строчат! — Касенко взял со стола пачку листов. — Прибегала сегодня одна из пограбленных, опять скандалила. А пишут-то — умора! Читаю с выражением: "...я был осужден районным судом по такой-то статье к четырем годам восьми месяцам свободы... суд не взял во внимание, а я являюсь единственным своей семьи кормильцем и длительное время находился на свободе..." И каждый раз такое пишут... прямо не мудаков, которые бабам челюсти сворачивали, а инвалидов войны и труда посадили! Кстати, каждая жалоба на шести листах...
— Я сейчас, — сказал Дашкевич и вышел из кабинета.
Кира еще не ушла — она сидела на скамейке неподалеку и курила, и даже еще не подойдя к ней вплотную, он увидел, как дрожит ее рука.
— Вы позволите присесть? — осведомился он, и Кира, поспешно вытирая ладонью щеку, ответила почти враждебно:
— А вам требуется мое позволение?
— Ну, чего вы так сразу?.. — Дашкевич сел рядом и тоже закурил. — Кира, почему вы спросили про слесаря? У вас пропал близкий человек... пусть вы и были с ним в ссоре... но все равно близкий, а вы интересуетесь каким-то слесарем? Почему?
— А почему им интересуетесь вы, Максим Михайлович? Вы — всего лишь участковый.
— Давайте без отчества, а? — мягко предложил он. — Все-таки, в одном детском саду когда-то были.
Она слабо улыбнулась.
— Я просто вспомнила о нем. Потому что он тоже... пропал. Скажите... Максим... а ее квартира? Может, вы знаете? Там — ничего?
— Ну, с разрешения ее сестры квартиру вскрывали, поскольку ключей у нее не было. Она сказала, что вроде все на месте, хоть толком не знает... Но документы вашей подруги все целы... паспорт. Вот только денег никаких нет... У нее не было накоплений или она все всегда носила с собой?
— Деньги в телефоне, — вяло ответила Кира. — В старом телефоне, в шкафу — это просто футляр без начинки.
— Ну и ну! — Максим почесал затылок. — Кира, вы извините, но мне кажется, что вы чего-то не договариваете.
— Насчет чего? — она отвернулась.
— Насчет того, из-за чего вы поссорились на самом деле.
Кира пожала плечами — жест получился удивительно несчастным.
— Я сказала... — она повернула голову и пристально взглянула ему в глаза — так пристально, что ему отчего-то стало неуютно. — Ее найдут? Скажите, ее ведь найдут?
— Ну, я ведь всего лишь участковый, — Дашкевич развел руками и тут же поспешно добавил. — Но я думаю, найдут. Всякое бывает, молодая девчонка...может загуляла, может еще что... Пока еще рано отчаиваться. И все же, Кира, из-за чего вы поссорились?
— Оставьте меня в покое, — ровным безжизненным голосом произнесла Кира, уронила сигарету и встала. — Я хочу, чтобы меня оставили в покое.
Она ушла, а Максим остался сидеть, пристально глядя ей вслед, пока девушка не перешла на другую сторону улицы и не пропала из виду.
VI.
— Кир, Серега звонит. Подойдешь? — в полумрак ее спальни просунулась встрепанная голова Стаса, и Кира, натянув простыню до подбородка, скривилась и отмахнулась от него.
— Скажи, что я сплю.
— Он только хочет знать, будешь ли ты на занятиях в понедельник?
— Буду, пусть не переживает.
— Ну, вот и славно, — облегченно сказал Стас и исчез за шелестнувшей занавесью. Через несколько минут он появился снова и сел на стул рядом с ее кроватью. Потер щеку и осторожно спросил:
— Кир, ну зачем ты так с ним? Серега — хороший парень, он любит тебя, а ты с ним — как с грязной тряпкой!
— Мужчины, которые позволяют обращаться с собой, как с тряпкой, меня не привлекают, — глухо ответила Кира. — Другой бы давно плюнул и ушел!.. Стас, если он тебе так нравится — женись на нем сам, а от меня отстань! У меня подруга пропала, я даже не знаю жива ли она! А ты со своим Серегой!.. Тебя что это — вообще не волнует?! Я понимаю, после всего, что она устроила... но... все можно забыть при таких обстоятельствах!
— Кир, ну конечно же волнует! Но я уверен, что вскоре Вика обязательно появится. Мне кажется, что она... — Стас запнулся, и Кира рывком села на постели и яростно кивнула.
— Я понимаю, что ты хочешь сказать! Что Вика скрывается намеренно, чтобы вызвать к себе интерес?! Чтобы ты сошел с ума от беспокойства и кричал на всех углах, что без нее жить не можешь?! Не льсти себе, Стас! Вика бы такого никогда не сделала! Даже если бы влюбилась в тебя без памяти!
— Но ведь с некоторых пор ты уже не можешь сказать точно, что именно могла бы сделать Вика, — заметил Стас. Кира сжала губы и откинулась на подушку.
— Это ты и скажешь, когда тебя вызовут?
— Я уже это сказал, — ровно ответил он, и Кира снова села.
— Ты был в милиции?! Когда?!
— Вчера, в три часа дня. Меня вызвали еще позавчера, вечером, но не сказали, зачем.
— Почему ты мне не сказал?!
— Вчера мне показалось, что тебе не до этого... — Стас пожал плечами. — Кира, скажи... а ты говорила... ты рассказала им про эту... ее выдумку?
— Нет, — сказала Кира, глядя на него в упор. — А ты?
Стас покачал головой, ссутулился и свесил руки между колен.
— Я... побоялся, честно говоря. Такое бы началось... Но если ты считаешь нужным, чтобы я...
— Не считаю! — отрезала она. — Скажи мне, Вика действительно не приходила к тебе в тот вечер... когда ты так здорово надрался?
— Нет, — в его голосе зазвучал отчетливый холодок. — Не приходила, и я нигде с ней не встречался. Я только говорил с ней по телефону... я не приглашал ее сюда... и она не говорила, что хочет прийти. Почему ты спрашиваешь? Ты мне не веришь, Кира? Ты думаешь что я ее... что я мог что-то с ней сделать?
На него глянули два злых глаза.
— Да что ты можешь сделать, господи?! Прекрати молоть чушь!.. Значит, она точно не была здесь?
— Почему ты так спрашиваешь, словно, если бы Вика тогда побывала здесь, это бы многое объяснило?
Кира несколько секунд молча смотрела на него, потом хлопнула ладонью по простыне.
— Господи, но куда она могла деться?! Я вчера всех наших знакомых обзвонила, всех симферопольских обзвонила, коллег ее, даже с ее главврачом говорила — никто ничего! Как плохо, что ее не сразу хватились... если б мы не поссорились... если б...
— Твоей вины тут уж точно нет.
— Нельзя людям жить одним! — заявила она. — Нельзя... когда некому о тебе беспокоиться... если вдруг... как те... — она осеклась, и Стас тут же спросил:
— Как кто?
Кира склонила голову, и ее черные волосы веером рассыпались по натянутой на коленях простыне.
— А вдруг ее... вдруг маньяк какой-то... или... кто угодно...
— Кира, — Стас наклонился и погладил ее по затылку, — я уверен, что Вика жива. Не изводи себя. Вскорости все образуется... Ладно, мне пора.
— Куда? — она подняла голову.
— На работу.
— Ведь сегодня выходной!
— Босс так не считает, вызвал вот... Часов в пять вернусь, может позже. А ты что будешь делать?
— Не знаю... наверное буду дома... или...
— Или пойдешь к своему приятелю? — Стас выпрямился, и Кира косо посмотрела на жесткие складки в уголках его губ.
— Мне сейчас не до приятелей.
— Ну, дома-то все равно нечего сидеть, — заметил он, раздвигая занавеску. — На море хоть сходи. Сегодня не жарко...
— Что это за грохот? — недовольно спросила Кира, поворачиваясь к распахнутому окну, в которое врывался отдаленная, но все равно хорошо слышная смесь отечественной музыки, криков и хохота. Стас усмехнулся.
— Так свадьба же в соседнем доме!
— Разве она сегодня?
— Сегодня... Третий день уж пошел. Ладно, пока.
После его ухода Кира провалялась в постели еще с полчаса, после чего неохотно встала и вяло приготовила себе завтрак, вяло проглотила его, глядя в одну точку, и прошла в гостиную. Побродила там немного, потерянная, несчастная, то и дело поглядывая на стены. Те манили, с беззвучной вкрадчивостью предлагая закрыть окна и задернуть шторы, пройти с зажигалкой вдоль оплывших свечей, вызывая к жизни крошечные огненные цветы, и посмотреть, что получится... но этот зов был тонок и прозрачен и не увлек ее, и Кира отвернулась от него и ушла в спальню. В груди что-то болезненно заныло, и она прижала к ней ладонь, потом взяла сигарету, прикурила, отдернула шторы в бесполезной попытке впустить в комнату беззаботную яркость летнего солнца, и сразу же увидела Вадима. Он стоял в нескольких метрах от ее окна и смотрел куда-то в сторону, но едва Кира показалась за ажурной решеткой, сразу же повернул голову, и солнце блеснуло на стеклах его очков.
— У тебя что-то случилось? — спросил он с тихой тревогой. — Ты здорова?
Ей понравилось, что Князев сразу же задал эти вопросы, а не стал ныть шепотом, что впустую прождал весь вечер и всю ночь. Но потом она раздраженно подумала, что Вадиму следовало бы проявить беспокойство гораздо раньше. Хотя бы позвонить — ведь он знал ее номер. Но, с другой стороны, их бурные встречи отнюдь не обязательно должны были означать глубокую личную привязанность. Им хорошо вместе — безумно хорошо, но... но наверное, это все?
— Я видел тебя в окнах, — тихо произнес он, словно уловив раздражение на ее лице и правильно его истолковав. — Я видел, как ты легла спать. И как ты встала.
Кира слабо улыбнулась, села на подоконник, вытянув ноги, и сделала ему знак подойти ближе, но Вадим только покачал головой и остался стоять на месте. "Черт бы подрал его с этой дурацкой конспирацией!" — зло подумала она.
— У тебя что-то случилось? — повторил он, и Кира кивнула, потом жестами пояснила, что все объяснит вечером, и его лицо сразу же просветлело. Одними губами он беззвучно произнес: "Ты придешь?" Она снова кивнула, ухватившись пальцами за решетку, и Князев оглянулся на скамейки, где в густой тени акаций уже восседало большинство обитателей двора и громко урчали подкармливаемые старичком толстые голуби, потом медленно подошел к ее окну. Он шел так осторожно, словно ступал по тонкому льду, скрывавшему под собой бездну, и неотрывно смотрел куда-то поверх плеча Киры — она не видела его глаз, но чувствовала, что он смотрит именно туда, и даже обернулась, но ничего не увидела. В этот момент Вадим дотронулся до ее пальцев, обнимавших прут решетки, она повернулась и просунула сквозь решетку ладонь, словно заключенная, к которой пришли на свидание. Кончики его пальцев легко и щекотно скользнули по ладони, и он отступил на шаг. Его сжатые губы чуть подергивались, словно от боли, и только сейчас Кира заметила, что он сильно побледнел — почти побелел, и отчего-то ей вспомнилось измученное лицо Стаса на подушке — в тот вечер, когда он напился до беспамятства.
