Или вот. Комп сам перезагрузился. Причём непонятно почему. Я вроде ничего не делал, лежал себе, слушал реконструкцию ацтекского песнопения о птице тлаукечоль. Своеобразно, конечно, но мне даже начало нравиться — и тут вдруг бац! Комп пищит, звенит, я к нему кидаюсь. И вижу чёрный экран. У меня прямо сердце в пятки ушло, как выражается Славин в таких случаях. Ничего, минут через пять всё снова заработало. Вот что это было? А?
Но особенно, конечно, сон меня впечатлил. Что да, то да.
Я и заснул-то ненадолго. Так, прилёг. И мне приснилось убийство.
Лена, чтобы ты знала. У меня на этот счёт психика не просто устойчивая, а очень устойчивая. Всяких там кошмаров мне даже в детстве не снилось. А уж во взрослом состоянии — тем более. Самое худшее было, когда я интернат закончил. Мне тогда неделю снилось, что мой Учитель умер. Я даже не выдержал, позвонил ему. А он мне спокойно объяснил, что это почти у всех бывает, нормальная реакция, ничего особенного. Посоветовал приехать, пожить рядом. Я даже собирался, но как-то не собрался. Потом узнал, что и это — нормальная реакция. Ну и, в общем, и всё. Ну, ещё когда мы с тобой разбежались — тоже снилось всякое. Нет, не про смерть. Ну и хватит об этом.
А тут мне приснилось именно убийство. Причём, как бы это сказать, очень красочно.
Хотя нет. Сначала ни красок, ни звуков не было. Было вот это самое свободное пространство, в котором живут лаксиане. Но тут были не они. Были какие-то огромные тени, бесформенные, я только помню, что они огромные. И их запихивали во что-то страшно узкое, ужасно тесное и какое-то слепое, что-ли. Не тёмное, а именно слепое. Где нельзя видеть. И слышать. И дышать. И вообще ни для чего не было места. И это было для них больно и страшно, они сопротивлялись, но какая-то сила их ломала и запихивала в эту щель, и щель становилась всё уже, а потом она совсем закрылась. И вот тут я понял, что я сам — внутри этой щели, а великие тэтаны были похоронены в ней заживо. То есть не похоронены, а низведены по шкале тонов без реального падения уровня, без постулирования и падения в постулиро
Пёс! Как же меня вот эта вся белиберда раздражает! И, главное, ничего с этим не сделаешь: в голову начинают лезть непонятные слова и выражения. Причём я чувствую, что все эти слова что-то значат, но вот что? А с другой стороны, зачем мне это? Ну да ладно. Потому что с этого момента всё и началось.
Так вот, сначала я увиде
День 140
Всё тот же день, просто комп опять перезагрузился. Хорошо хоть файл не закрылся. Ничего не понимаю. Может, сломалось в нём что? Хотя — что может в компьютере сломаться? В общем, дело ясное, что дело тёмное.
Перечитал написанное и как-то настроение испортилось. Пишу, в общем-то, о всякой чепухе. Ну кому интересно, что у меня картридж кончился? Или что сон плохой увидел? Для живого нормального человека на свободе? Ха-ха три раза.
Хотя если так задуматься. Раньше для меня событием было что? Циферки по экрану гонять? А ведь пожалуй, да. Некоторые циферки были такими событиями, что как вспомню — так вздрогну.
А вот, скажем, охота на ракопаука — это как? Живая жизнь и всё такое? Для кого-то она самая. А для меня нет. Я ходил, кстати. Ребята из четвёртого аналитического уговорили. Дескать, сидишь ты тут в кабинетике, как сыч, белого света не видишь. Айда с нами, там Яйла, там пейзажи, там адреналин. Ну, я так подумал-подумал, да и поехал. На Яйлу. И ракопаука убил. Пятью выстрелами. Это считается хороший результат, для новичка просто отличный.
Ну и чего? Да ничего. Убил и убил. Панцирь ещё получил, со свидетельством. Хотел его по старой памяти на чёрном рынке обменять. Потом подумал — мелко. В итоге подарил его Саше Ветрилэ из четвёртого аналитического.
Ещё что у меня было такого настоященского? Видел взрыв Сверхновой. Случайно. Хотя нет, не то чтобы совсем случайно. Это меня друзья из Ассоциации Любителей Коньяка зазвали на дегустацию. Предлагались редкие сорта с окраин Внеземелья. И чтобы повысить интерес, решено было дегустацию провести на внешней планете солнышка, которое вот-вот взорвётся. Чтобы, значит, насладиться ещё и видом вселенского катаклизма.
Ну, я поехал. В принципе — не жалею. Ничего так, красиво. Планетка была маленькая, ледяная, небо чёрное. А потом шарахнуло во всё небо, а по мерзлоте ручейки потекли, смешно. Потом всё это стало испаряться, а остальное мы досмотрели уже с орбиты. Но коньяк оказался так себе. Как говорится — интересно, но не более.
Кстати, от Славина эту фразочку ни разу не слышал. От кого же тогда слышал? Кажется, от какого-то сценариста. Который мне объяснял, что даже самый шикарный кадр ничего не стоит без сценария. Сценарий ему смысл придаёт. А так — ну хоть что ты сними, а это будет просто сколько-то там миллионов цветных точек. Даже если это гибель Вселенной или что-то в этом роде.
Вот Антон Малышев это, похоже, не очень понимал. Иначе не взялся бы за этот свой фильм.
О пёс! Про фильм-то этот дурацкий я совсем забыл!
Нет, ну как же мне это надоело. Никак не могу рассказать простую историю! Ну не простую, но всё-таки. Потому что девяносто процентов её составляют начальные условия. Которые вроде и хочется пропустить — а без них никуда. Ощущение такое, будто сервируешь стол для сигарного ужина, кибера с посудой уже загонял, и всё время чего-то нужного нет — то солонки, то перечницы, то какого-нибудь сырного ножа. И всё таскаешь, таскаешь, а уже ведь и жрать пора, и коньяк раскупорен, и вообще. Ну всё уже вроде, сели — и тут вдруг бац: забыл подогреть судрогалицу для алапайчиков... Уже и ужинать-то не хочется, думаешь только — скорей бы всё это кончилось.
А с другой стороны. Куда я бегу, кто меня торопит? Чего это я вообще так нервничаю-то? Мне что, завтра доклад начальству нести? Нет вроде бы. Я вообще не уверен, что это кто-то читать будет. А если будет, то прочитает обязательно. Ты ведь прочитаешь, Лена?
Ну так вот про фильм.
У Антона-Руматы, помимо всего прочего, были ещё и творческие амбиции. А именно: хотел он снять документалку. Кино про средневековый Арканар. Такой весь из себя натуралистический. Который будут смотреть лет через пятьсот чистенькие интернатные детишки Арканарской Коммунистической Республики. Потому что на предков посмотреть всегда интересно. А он, Малышев, таким образом войдёт в историю. Пусть не земную, но всё-таки.
Идея пришла к нему не сразу. О чём-то подобном он начал задумываться на третьем году жизни в Арканаре. Во всяком случае, тогда он заказал на Базе маленькую камеру для личного пользования. Видимо, результат ему не совсем понравился. Потому что через какое-то время он выписал себе несколько хороших камер. Причём одну — с так называемыми плавающими объективами. Ну то есть с несколькими сотнями крохотных камер, замаскированных под мелких насекомых. Работают они по принципу фасета: каждая даёт довольно плохое изображение, а компьютер достраивает его до хорошего. Их можно пустить летать или прилепить себе на плечо или на стенку какую-нибудь. Обычно им в дополнение дают одну мощную камеру с круговым обзором. У Антона она была в виде обруча на голове. Съёмка со всех точек, а на лбу — замаскированный под драгоценный камень мощнейший объектив с разрешением в несколько миллионов точек на линию.
В результате Малышев получил немало киноматериала. Причём со своим собственным участием — потому что мелкие камеры снимали и его самого. Оставалось это дело творчески переработать.
К этому делу Антон пытался привлечь Павла Бунге и даже Кондорского. Бунге сразу отказался участвовать, а вот Александр Васильевич прочёл молодому дураку лекцию. О том, что сапоги должен тачать сапожник, а пироги печь пирожник, и что никакого кино у него в итоге не получится. А получится набор бессвязных кадров, из которых ничего не слепишь. Потому что слепить конфетку из дерьма ещё никому не удавалось, извините за скатологический юмор.
Кондорский был, конечно, прав. Антон его, конечно, не послушал. Однако совсем уж идиотом он не был и смысл в словах старшего товарища усмотрел. Потому что на следующей встрече он долго и подробно говорил с Бунге на тему документалистики — он помнил, что в интернате тот ходил в кинокружок. Бунге порекомендовал ему пару хороших книжек, да вот беда — из-за всё тех же ограничений любая земная литература ко ввозу на Арканар была категорически запрещена. Согласно всё тому же закону "О принципах взаимоотношений с развивающимися мирами".
Кстати, тоже любопытный момент. В самом законе такого запрета — ввозить земные книги — напрямую не содержится. Нет там и запрета передавать туземцам информацию, касающуюся Земли. А есть запрет на неконтролируемую прогрессором передачу информации, касающейся Земли, аборигенам. Именно в такой формулировке.
В чём тут смысл. Неземлянин на то и неземлянин, что реагирует на всякие земные вещи по-своему. Причём непредсказуемо. Прежде всего, конечно, это относится к негуманоидам. Про них вообще непонятно, как они на что среагируют. Вот с тагорянами нам относительно повезло: они хоть и не такие как мы, но какое-то взаимопонимание у нас есть. Хотя мы стараемся закрывать глаза на какие-то вещи. Например, на то, что Тагорой правит наследственная аристократия из "генетически совершенных популяций". А тагорянам очень не нравится, что мы не просчитываем как следует последствия технических новшеств. При этом наши запреты на исследования и прочие такие вещи их тоже вводят в недоумение... Но это ещё ладно, с ними-то мы как-нибудь поладим. Но вот, скажем, цивилизация рукокрылов со второй планеты ЕН 305 напрочь отказалась от любых контактов с землянами, когда поняла, что люди не имеют крыльев и летать не способны. В их системе понятий это означает крайне низкий ранг существа. Правда, с нашей точки зрения эти рукокрылы — тупые дикари, так что особенно никто не огорчился. Но тут важен сам принцип: никогда не знаешь, что чужакам не понравится.
Так вот, к гуманоидам это тоже относится. Никогда не знаешь, что им взбредёт в голову, и как они чего поймут. И чтобы такого не случалось, любой байт информации, касающейся Земли, прогрессор может передавать туземцу только лично и только устно. Дозируя информацию и отслеживая реакцию. И никаких книжек, хотя с ними было бы проще. Потому что мало ли что туземец оттуда вычитает, да ещё своим кривым умом. Например, неправильно поймёт какую-нибудь фразу. И сделает из неё глобальные выводы. Или, наоборот, поймёт правильно, но с тем же результатом.
Вот, к примеру, реальный случай, Григорянц рассказывал. Он когда-то был на планете Лу с рутинной проверкой. Местечко своеобразное. Уровень развития — примерно начало земного XXI века. При этом — очень высокая религиозность. Все верят в каких-то богов, причём там сложная иерархия: кто во что верит, тот такое место в ней и занимает. Ну вот такая у них система.
Итак, прибыл Григорянц на базу. И был там слуга-туземец. Про Землю знал, с землянами постоянно работал. Выпросил себе милость — обучиться земному языку. У них это считалось честью. Ну, какие вопросы — вогнали ему в голову СНВ: язык вместе с чтением и письмом. Пакет-то стандартный.
Так вот, Григорянц. Он у нас на ночь почитать книжечку любит. Комп с собой брать нельзя, всё по тому же закону. Так он на пластик распечатал себе парочку романов. Ну распечатал и распечатал. И один оставил на столе.
Любопытный туземец увидел земную книгу и не удержался — залез. Стал читать. И где-то к двадцатой странице начал подозревать, что у землян нет богов. Потому что герои не совершали никаких ритуалов перед тем, как сесть за стол, лечь спать и так далее. Ну а по понятиям планеты Лу, богов нет только у самого-самого быдла. Которому не то что служить — ноги о него вытирать, и то много чести.
При этом живущие на базе всё это знали. Поэтому туземцев просто не пускали ни в столовую для людей, ни в рекреационный комплекс. Но кто ж мог предположить, что проверяющий привезёт романчик, а местный его сумеет прочесть?
Короче, на следующий день на станции не было ни единого местного. И хорошо ещё, что база находилась на острове, откуда ходу не было. Потому что всё население острова с землянами общаться перестало. Только в лицо плевали.
Григорянц утверждает, что из-за этой истории он получил огроменный втык. И, скорее всего, втыком бы дело не ограничилось, если бы не Сарандакская катастрофа, на разгребание последствий которой Арама Самвеловича и отправили. Там он справился блестяще, так что дальнейших репрессалий избег. А что там было дальше на планете Лу — про это лучше знает Сикорски, которого туда регулярно бросали для затыкания различных дыр и амбразур.
В общем, к чему это я всё. Есть правило: никаких книжек. Ни на каком языке. А также картин, фильмов и любых других носителей информации. Можно — только СНВ, специально синтезированные и обучающие конкретным навыкам. И то — на каждое нужно отдельное разрешение с базы. Потом, в связи с Кирой, Малышев с этим столкнулся. Но это отдельная история, а пока про кино.
В конце концов Малышев решил действовать следующим образом: снять как можно больше, а потом неспешно и аккуратно заняться монтажом и прочими такими вещами. В действительности ему пришлось всё это делать в спешке, на базе у Южного Полюса. В те две недели, пока начальство никак не могло решить, что же с ним всё-таки делать.
Зачем он вообще с этим возился?
Вероятнее всего, собирался выложить эти записи в открытый доступ. То ли как дополнение к планируемой книге, то ли вместо неё. Левин склонялся ко второму: эффект от ленты был бы, пожалуй, посильнее, чем от текста.
Однако все эти труды оказались зряшными. Потому что, убив большую часть памяти, связанной с Арканаром, он случайно убил и память о том, куда девал копии фильма.
То есть он, видимо, хотел убрать воспоминания о том, как он его резал, и главное — зачем. Что было критически важно в его ситуации. Но ментоскопистом он был плохим. Неумелым.
Вот и отрезал лишнего.
День 141
Опять тот же сон. Про великих тэтанов, которые втиснуты в человеческие тела. И убийство.
Всё-таки запишу, пожалуй. Хотя нет — дрожь пробирает. Как вспомню эту руку, тянущуюся к детонатору. Скребущая пальцами в паре сантиметров от него. И звери около две
Хватит, хватит, хватит, хватит! Всё это какой-то собачий бред. Пересидел я здесь, вот что. Нужно что-то делать. Вот только не знаю, что.
Хотя есть такой принцип: делай, что можешь, и будь что будет. Я могу писать. И пишу. Эту свою историю, которая никак не закончится... то есть никак не начнётся.
Ладно, всё-таки про фильм.
Обнаружили его совершенно случайно. Конкретно — после смерти Павла Бунге. Произошедшей от аккуратизма. Да-да, именно от него. И такое тоже бывает.
Как известно, девяносто процентов всех факапов случается оттого, что кто-то что-то забыл или на что-то махнул рукой. Так вот, Бунге был из тех редких людей, которые никогда ничего не забывают и все правила соблюдают в точности. Таких обычно не очень любят, но очень ценят. Так что к тому моменту, о котором я толкую, Бунге был человеком в больших чинах. И, соответственно, с немалыми правами. В число которых входило право на добровольное участие в любых спасательных операциях по уведомительному принципу. То есть: он имел право присоединиться к любой спасательной группе, не испрашивая на то ничьих разрешений. А также сам инициировать спасательные действия. Потому что прецеденты были, и доверие он оправдал с лихвой. Несмотря на арканарский факап — о котором, впрочем, к тому времени никто уже не вспоминал.
