Кити склонила голову в знак согласия.
— Скажи, как у вас сейчас со Стивой?
Какая-то не совсем понятная улыбка тронула губы Долли.
— Мы живем сейчас очень стесненно, поэтому у нас с мужем все хорошо.
— Не совсем тебя понимаю, сестренка.
Долли на некоторое время задумалась.
— Видишь ли, Стива так и не сумел найти хорошо оплачиваемую работу, поэтому он вынужден резко ограничить свои прихоти. Теперь почти все свободное время он проводит дома со мной и детьми. Я вывела нехитрую формулу нашего семейного счастья: чем меньше у нас денег, тем крепче семья. Если они вдруг появятся, все закрутится снова. Поэтому я рада, что их мало и не хочу большего.
— А как же дети? Их же надо учить?
— Да, об этом я думаю. Вскоре нам понадобится много денег на учебу. И пока я не знаю, как решить этот вопрос. — Долли вздохнула. — Не представляю, как бы я все это выдержала, если бы вопреки всему не любила мужа. Для жены — это счастье, когда есть такая любовь. Не теряй ее.
— Я знаю и берегу ее. Хотя в последнее время почти не вижу Костю. После того, как он стал советником у Вронского, он почти не бывает дома.
— Ему нельзя мешать заниматься этим, — наставительно сказала Долли, — в этом вся его жизнь.
— А я и не мешаю. К счастью у меня есть свои дела.
— Ты, кажется, организовала в области волонтерское движение.
— Ни я одна, нас несколько человек, но теперь движение идет вширь. Нас становится все больше.
— Вот никогда не предполагала, что моя маленькая сестренка Кити будет заниматься такими вещами, станет общественным деятелем.
— А мне хотелось этого всегда, только я долго не понимала своего желания и без Вареньки я бы скорей всего так его и не осознала.
— Всех людей, которых мы встречаем, нам посылают не случайно. И плохих, и хороших. Только иногда сразу бывает не просто отличить одних от других. — Долли прислушалась к раздающимся голосам. — Нас, кажется, снова зовут за стол. Пойдем.
Сестры встали и, взявшись, за руки, направились в дом.
IV.
После того, как поминальный обед завершился, все снова разбрелись по дому и саду. Последние минуты Вронского одолевала одна мысль. Он смотрел то на хмурого Каренина, то на стесняющегося незнакомых людей Сережу и думал, что сейчас самый подходящий момент, чтобы раз и навсегда покончить с этой враждой. По большому счету Вронского мало интересовали отец и сын, они для него чужие люди, но Анна была бы несказанно рада их примирению, она страдала от своего разобщения с сыном.
Вронский подошел к одиноко стоящему Каренину. Вокруг него словно был очерчен невидимый круг, нарушить которого то ли никто не осмеливался, то ли никто не испытывал такого желания.
— Очень вам благодарен, Алексей Александрович, что вы приехали сюда, — произнес Вронский.
Каренин недоверчиво посмотрел на него.
— Память об Анне мне дорога. — Он взглянул на сына. — Сережа должен знать и помнить мать.
— Полностью с вами согласен, но ведь у него есть не только мать.
— А кто еще? — подозрительно взглянул на него Каренин.
— Сестра. Сводная, но сестра. Почему бы им не познакомиться и установить родственные связи. Это неестественно, что они не знают друг друга. То, что было между нами, к ним не имеет никакого отношения. Пусть они свои отношения начинают с чистого листа.
Каренин довольно долго молчал, и Вронской едва ли не кожей чувствовал, как трудно тому согласиться с таким решением.
— Да и наши разногласия после смерти Анны стали бессмысленными. Разве не так?
— Предположим, — не очень охотно согласился Каренин.
— И разве ваш приезд сюда да еще с сыном не свидетельствует о том, что и вы идете в этом направлении?
— Хорошо, я согласен. Что было, то было.
— Пожмем же друг другу руки, — предложил Вронский.
Вронский протянул Каренину руку, Каренин подал ему свою. Они обменялись рукопожатием.
— Могу я узнать, Алексей Александрович, чем вы сейчас заняты?
Вронский видел, как мгновенно насторожился его собеседник, плечи Каренина сжались, а вся фигура поникла.
— Вам известно, что я в отставке, другой работы мне не предложили. Кое-кого консультирую, пишу иногда статьи. А так... — Он развел руками.
— А ведь у вас огромный опыт, вы столько лет были на самом верху.
— Это не было принято во внимание.
— А если я вам предложу работу?
— Вы?! — Каренин не мог скрыть своего изумления.
— Понятно, что предложить должность, которая бы соответствовала вашему уровню, я не могу. Я лишь возглавляю губернию, но я недоволен работой руководителя департамента культуры. В ближайшее время я его в любом случае уволю. Если вы согласитесь, буду рад предложить это место вам.
— Мне? Вы это серьезно?
-Вы можете подумать, время еще есть.
Каренин хранил молчание буквально несколько секунд.
— Я согласен.
— И прекрасно. Тогда готовьтесь к новым обязанностям. Предупреждаю, сфера довольно запущенная, денег на нее выделяется немного. Будет нелегко.
— Уж мне это известно, как никому другому.
— Не сомневаюсь. — Вронский позволил себе мимолетную улыбку. Анна одобрила бы и это решение, подумал он.
V.
Все разъехались. Вронский почувствовал облегчение. Эта страница его жизни перевернута. Он сделал во имя памяти Анны все, что мог и теперь самое время заняться своей жизнью.
Вронский посмотрел на часы, еще не так поздно. К тому же завтра выходной, он не поедет на работу. Он и так трудился в последнее время, почти не зная отдыха. Так что небольшая передышка не помешает.
Вронский решил зайти к дочери. Гувернантка укладывала ее спать. Он подошел к детской кроватке. И сразу же ручонки девочки потянулись к нему. Он поднял ее из кровати.
— Ты познакомилась со своим братиком? — спросил он.
— Да.
— Он тебе понравился?
— Да.
— Будешь с ним дружить?
— Да.
— А другие слова ты знаешь?
— Да.
Звонкий, как колокольчик смех, разнесся по комнате. Вронский улыбнулся и вернул дочку в кровать.
— Спи, родная, — поцеловал он ее на прощание.
Вронский вышел во двор, сел в джип и выехал на дорогу, которая начиналась сразу за воротами дома. Ехал он не быстро и не медленно. Где-то на середине пути он достал телефон и набрал номер.
— Ира, ты не спишь? Я скоро буду у тебя. Жди.
В трубке раздался женский смех. Вронский в ответ тоже улыбнулся, положил рядом с собой телефон. Он знал, что сегодня его ждет замечательная ночь. Жизнь продолжается, несмотря ни на что.
