Я знаю, ты понимаешь меня. Ты — как я.
— Просто здравствуй, Смерть.
Просто...здравия. Не болей.
И...let it be.
НЕ УХОДИ...
Не улетай, не улетай!
Ещё немного покружи...
И в свой чудесный дивный край
Ты мне дорогу покажи!..
И хоть он очень далеко,
Ты долетишь туда легко.
Преодолеешь путь любой...
Прошу, возьми меня с собой!
Люди уходят. На день. На год. Навсегда. А если и возвращаются, то слишком поздно. Когда их место уже занято кем-то другим. И занято навсегда. Тогда что? Уйти снова, гордо задрав голову, мол и не больно-то и хотелось обратно? А на самом деле, глотать слёзы, давясь ими, как застрявшей в глотке косточкой... И не чувствуя к себе жалости. Ни мгновения. Ни от кого. Особенно — от себя.
А стоит ли их жалеть? Тех, кто уходит...не прощаясь? Тех, кто...вообще уходит. Они где-то там, далеко. Им и без тебя хорошо. А ты — ждёшь. Пусть неосознанно, но... Это гораздо хуже, когда мучает что-то, не отпускает, а не знаешь, что.
Когда уходят, не объясняя причину, это страшно.
А, может, наоборот, не отпустить уходящего — эгоизм? Не знаю, чёрт побери, действительно не знаю...
Я однажды хотел уйти. Даж вещи собрал...но... Не смог. Я не смог оставить тех, кто утром бы спросил — где? Где тот чувак, который спал рядом со мной, потому что места другого не было? Где тот чувак, который делился со мной одеждой, едой, женщинами? Куда делся этот сукин сын? Кто ему разрешил...нет — дал право! — так поступить с нами?! Он ща где-то там, без нас, причём всё равно где это пресловутое там находится... Главное, что...
Но я знаю одного человека, который был бы рад моему уходу. От него я бы точно услышал: счастливого пути, брат!
Тот, кто ушёл, когда-то покинет и то место, куда так стремился. И снова оставит тех, кто его будет ждать. Он — один, а ждущих его с каждым путешествием становиться всё больше...
Есть люди, слишком крепко стоящие на земле. Они врастают в неё, не желая знать ничего другого, кроме как быть на одном месте, как ледниковый валун и медленно покрываться мхом.
Как я...
Никогда не хочется отпускать того, кого любишь. Эгоизм? Тоже да. Как и уходить. Но ведь это, на самом деле, не важно, где находится твой брат, друг или ещё кто-то... Главное, что он где-то есть. Что он смотрит на то же небо, что и ты... Оно ведь одно для всех.
Сложно найти силы, чтоб сказать: "Да катись ты к чёрту, урод!"
Очень.
Но, если находишь — это и есть любовь.
Только, чёрт побери!.. Я всегда оставляю немного места для тех, кто ушёл... Глупо? Может быть. Но я только так и умею. Оставлять маленькую надежду. Себе. Да и...
Возвращаться всегда легче, когда знаешь, что тебя ждут...
ОРЁЛ ИЛИ РЕШКА?
Который сейчас час? Темно, как в... Надо вытащить Лешака на улицу, вкрутим с ним хоть лампочку что ли...в фонарь... А фонари тут вообще водятся?..
Натан остановился посередине аллеи, запрокинул голову и глубоко вдохнул холодного воздуха... Глаза закрыл, и голова закружилась. Ха! Fuck!.. Какая на хрен лампочка, я на ногах еле держусь! Даже пиво чуть не выронил...
Вокруг — наглые разноцветные глаза домов... Их не так много, по пальцам пересчитать — сине-зелёные окна полуночников, которые не могут оторваться от телевизора...или не могут уснуть... У Лешака окошко не горит...спят...
Нехорошо пустые бутылки бросать...об асфальт... Вдребезги...
Шум... Какой-то странный шум сзади, в темноте соседних дворов, между серо-чёрными ночными домами. Свист сорвавшейся с места машины, топот и крики...глухой лай... Что за...
Натан оглянулся. Разные они бывают, шумы и крики... На что-то ты даже не обращаешь внимания. На что-то — бежишь, сломя голову, перепрыгивая через кусты с растопыренными ветками, ботинками — по стеклу от только что разбитой бутылки пива... спотыкаясь о валяющиеся кирпичи...еле удерживая равновесие...
Крик какой-то злой, отчаянный...плач...
Бл..дь, я ни х..я в темноте не вижу!
— А-а-а!...— из темноты переулка...и невнятные выкрики, ругательства...
Да что тут...творится... Fuck in...
— Пацан! — Натан подбежал. — Что стряслось? Чё ты орёшь?..
Слёзы, сопли и крики...ничего не понять... Сидит на асфальте, шапка рядом валяется, рюкзак... Побили тебя, что ли? Эй... Это ты, у которого собака такая большая оранжевая? Как её там...
— Трэш!!.. — заорал мальчишка, голос его дрожал. — Трэш, что они с тобой сделали...— склонился над землёй. — Трэш, Трэш...
Не над землёй склонился, над собакой. Пёс лежал на дороге, сипло дышал и скрёб по мокрому асфальту передними лапами. Иногда из открытой пасти вылетало тонкое поскуливание... Вокруг — пятна тёмные...кровь? Натан опустился на колени рядом. Сердце почему-то бешено стучало. Чёрт...чёрт...что...
— Что случилось?!
— Мы...а он — на улицу... — мальчишка захлёбывался слезами и не мог говорить внятно, от страха свело горло, он только судорожно всхлипывал и размахивал руками. — Они... они...его ножом ударили! ПОМОГИТЕ!!..
Сипло дышит собака, не поднимается... По-мо-ги-те... Я не вижу здесь ни х..я! Куда ударили?! Ты сам жив?! Только вопли в ответ. Он боится, мальчишка, он не знает, что делать... Кровь вокруг, уже руки мои в крови. Трэш, ну? Чё с тобой?.. Где...тут?
Раздался болезненный визг...
— В клинику звони! — рявкнул Натан, поднимая собаку на руки. Тяжёлый, чёрт! — В ветлечебницу! Быстро!
— Я...я...не знаю...— мямлил мальчишка. — У нас тут нет лечебницы!...
Fuck!.. Какого...!... Трэш прерывисто дышал в правую руку и скулил. Куда идти, пацан?!.. Где ты живёшь?!.. Веди, мать твою! Тихо, пёс, тихо...
— А его мо...можно...поднимать?... — глаза, полные слёз. — Может быть нельзя!
— Веди меня!.. — заорал Натан не своим голосом.
Выругался, как мог. Злость, непередаваемая злость от страха потери времени...и жизни...и ещё от чего-то...Бесполезно на пацана орать — он невменяем. Первый этаж? Хорошо...это хорошо... Есть два основных варианта — либо в грудь удар был...
— Осторожно — ступеньки!.. — крикнул мальчишка, его трясло, даже в темноте заметно.
Да вижу я!.. Либо в живот. Крови много... Но пёс в сознании, шока нет... Значит, грудь. Кашляет... Тихо, собака, тихо... Грудь...лёгкие...ты только дышать не переставай, ладно?.. Я весь мир этот разнесу...к чертям...собачьим...
В глаза ударил яркий свет из квартиры, забормотал телевизор, замелькали незнакомые люди, послышались испуганные крики...Куда, бл..дь, идти?! Показывай!.. Дайте пройти! Кухня...кухонный стол...светло, аж глаза режет... Спирт! Мне нужен спирт! Йод! Бинты! Бля, всё! Быстро!..
— Андрюша, что случилось?.. — женский голос сзади.
— Мама!..
Натан осторожно положил пса на стол, скинул на пол всё, что мешало... стаканы... тарелки какие-то...ваза тонкая, хрустальная с тюльпанами... Андрей, тащи бинты! И ножницы...ножницы принеси... И звони в клинику! Как хочешь звони, понял меня?! Ищи телефон...
— Тихо, Трэш...— Натан погладил пса по голове, оставляя на шерсти яркие красные полосы. Ну...напуган ты, знаю. Больно тебе...дышать трудно...главное, что ты в сознании и что сердце бьётся...быстро очень... Андрей, ты спирт принёс?! Ну, так давай на х..й водку! Лежи спокойно, собака...
— Сколько крови!.. — заныла где-то сзади женщина.
Не кровь сейчас важна...а воздуха свист...через грудную клетку... Андрей, держи его! Держи, чтобы не дёргался! Если он дышать перестанет, он сдохнет, понял ты меня!! Не ори! Это я...орать могу. Мне можно. Глубокая рана...глубокая... Держи вот так края раны, понял меня? Что пёс...наглотался воздуха? Ничего, сейчас попробуем...
— Крепче держи, мать твою!!!
— Я не могу, он дёргается!!
Натан прикусил со злости губу. Крепче...сильнее края своди... Блин! Да я знаю, что ему больно, ведь ты кожу держишь!! Сильнее, сказал!! Сука... Так...да... Сейчас водкой смажем... Закрывай рану так, чтобы воздух не проходил! Стягивай кожу... Так, давай я...
— Мажь йодом... Больше! Вазелин есть?
— Мама!...
Мажь вазелином...погоди, здесь тоже... Трэш, лежи спокойно!
— Рана же открывается! — крикнул пацан испуганно.
— Да вижу я! Но надо промазать так, чтобы всё было герметично!!
Ещё раз... Хорошо. Убери мать свою отсюда!!..
— Трэш!! Лежи, не дёргайся!!
Ткань нужна...нет, не бинты, чистая плотная ткань... Обмакни её в водку и водой холодной ещё... Так неси простынь!!.. Сильнее! Погоди, я шерсть остригу вокруг раны... Бл..дь...руки дрожат... Бл..дь, мои руки дрожат!...
Кляп — в рану...плотнее, сильнее надо вталкивать...Так, чтобы он не выпадал и не проникал в грудную полость...
— Остриги шерсть ещё вот тут...да...она мешает...
Фу, чёрт...чёрт, я же под кайфом...я же под кайфом... Клеёнка нужна! Полиэтилен какой-нибудь! Пакет... Да, в спирт, конечно... Держи сильней!!...
— Андрюша... — визгливый голос сзади.
— Пошла на хрен отсюда! — плюнул Натан.
Собака, если ты сейчас дышать перестанешь, я даже искусственное дыхание тебе сделать не смогу...и массаж сердца тоже...поняла? Так что дыши!
— Андрей, пакет разрежь и клади поверх раны, пока я держу...давай... Так, чтобы полностью исключить доступ воздуха...
Да...плотнее... Теперь вату сверху и бинтом обмотать крепко... Лапу осторожно... Хорошо. Погоди, через другую лапу... Кашляет? Андрей, он будет кашлять, в грудную клетку попал чёртов воздух. Он...не может не кашлять...
Хорошо...
Сердце бьётся — мне больше ничего не надо. Ты дозвонился? Ур-р-роды... Ладно... они должны...новокаину ему вколоть...кокаину то есть...и воздух отсосать...
Блин...
Блин, что-то я устал...что-то меня...шатает... Кровь? Да, вижу. Лапу что ли сломал? Плесни водкой — перелом. Не страшно... Палочку принеси какую-нибудь и бинт ещё... Трэш, не дёргайся! Откуда у тебя ещё силы остались дёргаться, а?
Да, остриги шерсть вот здесь и забинтовывай слева направо... Не так! Fuck!..
— Чтобы каждый последующий виток...перекрывал предыдущий... Тебя чему в школе учат?!.. Меня вот ни чему, бл..дь, не учили... Всё. Придерживай его, чтобы не дёргался.
Натан отошёл к раковине помыть руки. Белая, начищенная до блеска, раковина окрасилась в алый. Поглядел на себя в зеркальную дверцу шкафчика для посуды... Поглядел ещё раз... Умылся лёдяной водой... Легче почему-то не стало.
— С ним же хорошо всё будет, да? — мальчишка почти успокоился, он аккуратно придерживал свою обессилевшую собаку за лапы и ждал...ждал звонка в дверь...врача... ветеринара...чтобы откачать...чтобы зашить...
Где-то в коридоре маячили люди...
Будет ли всё хорошо? Натан смахнул воду с рук на пол. Какого...я знаю! Я понятия не имею. У меня вообще...
— Всё будет так, как будет, — ответил. — А вот что нам с этим потом делать — разберёмся.
Трэш дышал. Прерывисто и тихо. Больно ему. Очень. Уже не дёргался — потерял много собачей крови и собачьих сил... Натан присел на табурет. Погладил пса по большой лохматой голове... Если б у меня был кокаин, я б с тобой поделился, честное слово... А пока — терпи. Боль. Иногда она исцеляет. Возрождает. Иногда она заставляет вспомнить...
Потёр рукой глаза — глаза болели, и в сон клонило страшно. Где эти... ветеринары...чтоб их...
...Вождь чуть не споткнулся, когда пробирался через стоянку к домику...
— Это ещё что?!
Он услышал визг и поглядел под ноги. Щенок. Толстый, прямо круглый какой-то, лохматый весь, уши висят, хвост торчком, лапки короткие...одну, переднюю, поджал и скулит. Наступили. На лапку. Большим грязным ботинком.
— Откуда? — выдохнул Вождь.
Почему? Зачем?..
Вождь медленно поднял глаза...
— Натан, мать твою! — взревел. — Что ты тут развёл?! Что за...детский сад?
По полу гаража бегали щенки. Везде. Точнее, Вихрю показалось, что везде, потому что раньше их вообще не было. Никогда. А сейчас пять или нет...шесть... Один играет со шлангом, второй грызёт обшивку, третий — хвост второго...
— Натан!!
На этот нечеловеческий рёв щенки дружно обернулись, но пугаться и тем более прятаться никто даже не думал. Ладно, взрослые псы, это понятно... Ладно, пусть бегают они на площадке перед свалкой машин, тренируются... Но...
Чёр-р-рт! Натан!
В дверях показался Леш, но он сразу как-то быстро скрылся, чуть улыбнувшись и сказав только:
— Привет, Вождь.
— Чего? — появился за ним Натан.
— Что значит "чего"? — Вождь раскинул руки в стороны. — Эт я тя спрашиваю — чего?!
Ухмыляется, молокосос. Сукин сын! Стоит и ухмыляется! А за его спиной Леший уже вообще нагло и в голос ржёт! И бубнит что-то вроде: "Я ж те говорил!".
— Убери их... — Вождь устало покачал головой. — Убери отсюда...
— Куда? — пожал Нат плечами.
Вождь метнул злой взгляд. Но сил не было. Он...почему-то с дороги устал. Очень устал. Присел на шину у разобранного байка. А по ботинкам стали ползать...эти...дети лохматые... Щенки...
— Не, — сказал Натан, подходя, — эт не просто дети, Вождь. Это маленькие собаки...
Звонок резанул слух...
Натан посмотрел на пса. Живой ещё. А что будет, если сдохнет Трэш? Что будет, если умрёт трэш?.. Нет, не так: будет ли что-нибудь, если трэш умрёт?.. Блин, я спятил. Окончательно и бесповоротно. Надо ведро ледяной воды на голову...
— Андрей... — позвал Натан мальчишку. — Почему твою собаку зовут Трэш?
Мальчишка, казалось, вообще не воспринимал действительность. Сколько я ему лет давал на вскидку? Пятнадцать? Не, он малой совсем...подросток...Так, почему?.. Эт не врачи, эт соседка пришла...
— Ой! — всплеснула руками. — Сколько крови! Что это тут...
Натан лениво послал её подальше, женщина возмутилась...заругалась...и скрылась. Да, знаю, вид у меня...не располагающий. Ни к чему. И всегда так было. И всегда так будет. Не переживай, парень, твои врачи могут вообще не приехать. Ты не ответил, почему...
— Спасибо, — шмыгнул носом мальчишка. — Спасибо, что спасли Трэша...
Я ещё никого не спас... Я только попытался.
На полу валялись осколки стаканов и разбитая ваза...сломанные цветы...розовые тюльпаны...с раскиданными лепестками...Стрелки часов нагло перебирались с одного деления на другое.
Протяжный собачий стон — в тишине.
— Я не знаю, почему его так назвали, — кивнул мальчишка, — мы купили щенка, у него уже было имя...
Да, Трэш просто есть, его не может не быть. Прости, брат, но я ничего больше для твоего пса сделать не в состоянии. Я всё-таки не хирург. Я вообще никто.
Звонок.
Розовые лепестки покатились по полу — на них дунул ветер.
— Ах! — незнакомая пожилая женщина заглянула в кухню и взмахнула руками. — Ваза!
Бл..дь.
— Бабушка! — крикнул Андрей. — Какая ваза?! О чём ты...
Да самая настоящая, парень, хрустальная, видимо. Дорогая и памятная.
— Дедушкина ваза... — женщина поглядела тоскливо на осколки.