— За день до моего участия в Висленской наземно-десантной операции.
— И каково вам было приземляться с выключенным мотором на одну подфюзеляжную лыжу?
— Не сложнее, чем садиться на колеса, пан генерал...
'Знал бы ты пан летный атаман, сколько крови у меня этот 'сноуборд' и фиксатор винта выпили, прежде чем все нормально заработало. Сколько я тогда с креплениями сцепки, пилонами стартовых ракет, и с амортизацией этой дурацкой лыжи намучалась... Но сейчас уже не время мне тебе в жилетку плакаться. А потому насладись моим хвастливым докладом. И вот такую наживку, твои челюсти точно не отпустят. Вон у Стахона уже и глаза заблестели...'.
— То есть вы предлагаете цеплять этого 'бесколесного мотылька' к двухмоторным бомбардировщикам, для использования их самих в качестве заряженных взрывчаткой 'брандеров'?
— Именно так. Как вы уже видели в том фильме. При пикировании сцепки самолетов с высоты четырех километров, тот, как вы выразились, 'мотылек', легко отстыковывается и уходит в сторону от падающего 'брандера' для контроля. На участке ввода в пикирование пилот уже покинул кабину 'бомбовца', и сидит в кабине RWD, лишь управляя углом пикирования всей сцепки. При этом сам он готов всего за пару секунд отсоединить свой RWD от 'брандера', и сразу же с безопасного расстояния приступить к фотосъемке результатов удара.
— Мда-а. А не проще ли пилоту выпрыгнуть из брандера с парашютом?
— Ммм... Проще выпрыгнуть, и проще погибнуть. Приземление с парашютом в тылу врага ведь совсем не прогулка, пан генерал. Особенно если это происходит где-нибудь над тыловым транспортным узлом противника. Ну, скажем, над тем же Краковом, а может, где-нибудь в Австрии или Силезии. А ведь бомбить такие цели выгоднее там, где сходятся транспортные пути, но при этом недостатоно сильная ПВО, то есть не за передним краем, а как раз в тылу. Ведь сейчас на врага в первую очередь работает логистика. Подвоз снарядов, патронов и прочего военного имущества. А всего пятью ударами наших 'Центавров' можно сразу нарушить недельные планы транспортных перевозок тевтонцев. К тому же, вернувшиеся на базу пилоты на RWD, сразу же доложат о результатах налета...
— Да где ж вы возьмете столько 'бомбовцов'?!
— Я знаю, панове, что самолетов у нас мало, и что расходовать их вот таким практически варварским способом имеет смысл только для экстренных нужд. Вроде того случая с переправой. И именно поэтому я и считаю, что такой козырь нужно держать в запасе. Просто как важный резерв на крайний случай.
— А какова крейсерская скорость всей вашей сцепки?
— Если мы берем за основу 'Зубры', то свыше двухсот двадцати разогнаться будет сложно. А вот на 'Хейнкеле-111' триста километров не проблема. И примерно с такой же скоростью сможет летать отцепившийся RWD с одной подфюзеляжной лыжей. С его временем виража в 12 секунд он перевиражит любого 'мессера' и спокойно уйдет себе домой. Если конечно, его не перехватят еще до цели...
— Может, стоит вооружить эту авиетку?
— Нет, пан полковник. Не стоит тратить на это время и силы. Сейчас этот учебный высокоплан может легко уйти от противника именно за счет малого веса (всего-то 400кг) и хорошей маневренности. Фотопулемет на правом борту, чтобы на вираже снять на пленку последствия удара единственное, что ему нужно.
— И все же, удар всего одной тонны двухсот килограммов взрывчатки по паре эшелонов не будет таким уж и сильным. Примерно как один вылет того же 'Хейнкеля-111'.
— Пан подполковник, вы правы. Однако в случае использования в 'Центавре' самого 'Хейнкеля' в качестве 'брандера', боевая начинка может составить уже до трех тонн на не очень большие расстояния. Три 'Центавра' соответственно дадут почти десять тонн. И вряд ли каждый из тех оставшихся трофеев сумеет прожить дольше нескольких боевых вылетов. Люфтваффе очень скоро соберет свои силы для ответа. Вот поэтому в какой-то момент подобный размен станет для 'Летництва' довольно выгодным...
'Чешите, чешите свое 'репки', панове ахвицеры и ты, пан генерал. Знаю я, какие такие мысли у вас там крутятся. Да я бы и сама, с огромным удовольствием по Берлинским промзонам, с такой вот 'инспекцией' прогулялась бы. Да нельзя нам с Андрюшей. Нельзя! Есть у нас другое не менее важное дело. Не имеем мы пока права становиться Личными врагами Фюрера. А вот вашим хлопакам я дарю эту 'крокозябу' и даже летать на ней научу...'.
— Ну, если так, тогда, пожалуй...
— Пан, генерал я уже начал обучение группы 'безлошадных' пилотов, из числа тех, у кого погибли семьи... Думаю, они лучше других бы справились с вот такими 'миссиями возмездия'. Прошу вас утвердить эту задачу в качестве дополнения к моим штабным обязанностям.
— Хорошо, пан капитан, с этим разберемся позже. А сейчас вас ждут репортеры на аэродроме Гутники. Наденьте все ваши награды. И будьте там, через час, вместе с поручником Терновским.
— Так ест, пан генерал.
'Пора бы нам уже всю эту комедию заканчивать, вот только нельзя нам сразу к 'фрицам' вдвоем валиться. Сегодня уже восемнадцатое, а наши все еще границу не перешли. Нельзя нам допустить, чтобы, когда все там начнется, с 'европейцами' перестрелки случились. Нейтралитет 'Европы' нам до зарезу нужен...'.
* * *
//Черновой вариант обновления от 31.12.13 не вычитано/
* * *
Из-за неотложных дел встреча с журналистами была отложена еще на полтора часа. Впрочем, мистера Гали это как раз и не касалось. Уж он-то, позвякивая своими орденами, шнырял по аэродрому дивизиона практически свободно. Кроме того, вместо выматывающих душу интервью, чикагский итальянец практиковал дружескую пикировку с пилотами и техниками, и такая стратегия приносила свои плоды. Чужим он среди 'Сокольских' и 'Европейских' уже давно не был. А запас его набросков, фотографий и впечатлений неуклонно рос. Вот и сегодня после возвращения командира французской авиабригады и Моровского, сразу после беседы с генералом Зайоцем, ему повезло с очередными штрихами к будущему эпосу...
— Эй, панове! А это, кто такие?!
— Хлопаки гляньте, французы зуавов к нам прислали!!
— Ну, дела-а... Теперь швабы сами от страха разбегутся!
— Точно! Да еще и штаны обмочат, увидев вот такой ужас в прицеле!
— Ха! Только если их швабский мозг совсем не откажет в бою, а то им даже парашюты не помогут!
Но неожиданное веселье вдруг закончилось, не успев даже толком начаться. Громовой голос капитана тут же заставил юмористов вытянуться 'по стойке смирно'.
— А, кому это тут стало весело, панове авиаторы?!
— Может, вам нечем заняться? А? Или у нас тут война уже кончилась?
— Пан Гусак, определите ка двух 'наиболее веселых' в помощь к оружейникам на подвеску бомб...
— Слушаюсь, пан капитан...
— А ну ка разойдись! Домман и Модрах, а ну ка за мной идите! Сейчас я найду вам дело, бездельники...
Взгляд командира дивизиона, проводив начальника штаба, скользнул по вновь прибывшим, и Павла удивленно присвистнула.
— Бенджамин?
— Подтверждаю сэр! Первый лейтенант Бенджамин Дэвис и сержант Майкл Дорн, получив длительный отпуск для поправки расшатанного здоровья, прибыли из Армии Соединенных Штатов к вам в авиагруппу 'Сокол'... Правда, без приглашения. Сэр.
Из-за спины послышалось чье-то негромкое ворчание.
— Тут они свое здоровье замечательно поправят... Никогда больше болеть не будут.
— Ну ка, брысь! Поручник Бреннэр, найди и этим занятие.
— Так ест, пан капитан. Сэр.
Павла задумчиво повернулась к 'гарлемскому пополнению', сбоку нетерпеливо бил копытом Терновский. Его все эти задержки только раздражали. В глазах черного лейтенанта была решимость и надежда...
— Тут многие без приглашения. Мы с поручником Терновским, кстати тоже. И все же хотелось бы узнать о причинах этого вашего решения. Поведаете нам, лейтенант?
— Думаю, вы уже догадались, капитан сэр, что первой причиной стала та наша беседа в Чикагском университете. Полагаю, вы на сегодняшний день единственный белый командир авиачасти, способный выпустить нас с Дорном в небо на боевом самолете...
— Понятно. Ну, а вторая причина, какая?
— Гм... Дело в том, что мы с сержантом налетали в частной авиашколе по двадцать часов, и очень хотим здесь получить серьезный боевой и летный опыт...
— Хм. Мдя-я... Ну, а что бы на это сказал, полковник мистер Дэвис старший?
— Я показал отцу подшивку газет со статьями мистера Гали о 'Янки над Польшей и Пруссией', и он сдался... хоть и не сразу. Сэр.
— Понятно. Ну что ж, признаю ваши причины в целом достаточными для столь дальнего путешествия. Мою помощь и помощь нового командира дивизиона поручника Терновского вы, безусловно, получите. Пан Терновский, определите пока обоих новичков воздушными стрелками в звено 'Штук'. А между боевыми вылетами пусть их Бреннэр, или кто-нибудь другой такой же опытный, погоняют на Р-26, и PWS на пилотаж. Все-таки лишний резерв пилотов нам бы не помешал.
— Слушаюсь, пан капитан... Так, мы едем?
— Да едем-едем... Еще пару минут, Анджей. Ну, вы довольны, джентльмены?
— Еще бы, сэр!
— Да, сэр! Вполне!
— Ну, вот и отлично! Идите сейчас вон к тому однорукому капитану, и скажите ему кодовое слово 'квартира'. Временное жилье вам определят, а в восемь вечера доложитесь поручнику Терновскому о своем прибытии на службу. Вам все ясно, джентльмены?
— Да, сэр!
— В Польской авиации отвечают — 'так ест!'. Ну, ступайте, вам нужно отдохнуть с дороги.
— Так ест, пан капитан!
— Ступайте-ступайте...
Через несколько минут машина, пискнув клаксоном у шлагбаума, унесла орденоносное дивизионное начальство в сторону Львова. К этому времени 'гиперсмуглолицые' новобранцы, сконфуженно, осваивали общение с польским инвалидом, при помощи своей природной общительности, жестов и американо-польского разговорника...
* * *
При шофере беседа не клеилась. Анджей опять недовольно пыхтел, едва сдерживая свои очередные острые вопросы. Павла ограничилась лишь парой наказов заместителю по подготовке группы пилотов-перегонщиков на 'Харрикейны'. Перед отъездом с аэродрома ей удалось шепнуть Терновскому, что в ту группу обязательно нужно включить хотя бы пару прикомандированных к дивизиону советских разведчиков. Так сказать для закрепления у бриттов их антигерманской репутации на будущее... По информации, полученной от полковника Стахона, командованию 'Сил Поветжных', наконец, удалось раскачать британцев на воздушную отправку закупленной авиатехники. Вот только времени на все это оставалось все меньше и меньше, и вдобавок никто из пилотов не имел опыта пилотирования этих аппаратов. Французы, конечно, брались добросить до восточной Англии своими транспортниками две группы по шесть пилотов, но вот обратный 'бросок' должен был оказаться не менее рискованным, чем тот перелет с 'Беарна'. А ведь группе перегонщиков, перед взлетом с 'Корейджеса' еще предстояло всего за день-два потренироваться во взлете-посадке на Британской авиабазе... За этими размышлениями дорога пролетела незаметно.
Перед въездом в город была пробка. Как удалось узнать от пробегающего мимо подофицера, несколько минут назад завершился налет германских пикировщиков прикрытых словацкими бипланами 'Авиа'. Одна из 'словацких этажерок' сбитая меткой очередью дежурного звена французов из 'Сражающейся Европы' до сих пор дымилась рядом с разбитой колонной. Впереди пожарные вместе с жолнежами тушили и растаскивали груду покореженных грузовиков и телег. В этот момент к командующему этим процессом саперному офицеру подошел одетый в форму военврача старичок с торчащим над аккуратной бородкой вполне себе семитским носом. С ним за руку шел опрятно одетый подросток...
— Звиняйте, пан поручник, могу ли я проследовать дальше во Львов?
— Вы что же не видите, пан доктор, что дорога тут совсем забита?! Если уж так не терпится, то езжайте себе в объезд через брод. Но имейте в виду, что брички и телеги там не пройдут.
— Тогда мы, пожалуй, пойдем пешком, нас пропустят?
— Как угодно. Хотя, вам с мальчиком можно было договориться с водителями какой-нибудь из вот этих машин.
— Благодарю вас, поручник. Но вряд ли нас кто-нибудь согласится взять.
— Я соглашусь. В нашей машине есть два места. Анджей пересядь, пожалуйста, к водителю.
— Не забывай Адам. Мы торопимся...
— Они тоже. Не правда ли пан доктор?
— Да, пан капитан. С благодарностью принимаю вашу помощь. Честь имею. Военврач Корчак.
— Капитан Моровский, честь имею.
Машина неуклюже развернулась и свернула влево на грунтовку. У брода пришлось постоять, но вскоре и этот участок остался позади. Доктор с любопытством приглядывался к задумчивому соседу офицеру, поверх головы сидящего посредине парнишки.
— Простите, пан капитан. Вы, случайно, не тот ли Моровский, который пилот и командир полка 'Сокол'?
— Допустим. Только не полка, а только дивизиона. Вам это так важно, знать, уважаемый пан?
— Простите, я просто многое про вас слышал. Даже была мысль написать про вас рассказ.
— Так вы что же, еще и журналист?
— Нет, я скорее воспитатель...
'Странный дядька. Явно семитских кровей, и вдруг военврач. Хотя вот таких-то 'выкрестов' в начале века вроде полно было. И фамилия у него польская Корчак. Хм. Прямо как у автора детских книжек. Как там оно звучало? Э-э... 'Король Матиуш I'. Гм. Мдя-я... ' — Дуб ты Василий Иваныч. — Да Петька, крепкий я крепкий...'. Совсем я с горя мозги-то пропила. Уже исторических личностей узнавать перестала. Мгм...'.
— А вы, наверное, пан Януш Корчак, который воспитатель в Варшавском 'Доме Сирот' и по совместительству детский писатель?
— Вот как, оказывается, мы с вами знакомы? Гм. А писатель я, действительно, только по совместительству. Слишком уж дел много. Время сейчас, знаете ли, такое, что редко писать удается. А что вы читали?
— Звиняйте, пан Корчак, не припомню. Что-то про маленького короля мне кто-то из знакомых рассказывал.
— Ну что ж, 'Короля Матиуша', в Польше знают многие. Но что б он был известен в Америке... Хм. А кто ваш знакомый?
— Простите, пан доктор, а куда вы направляетесь?
— Да вот Юзефа везу к его родителям во Львов. Меня еще ждут в 'Народной школе' на углу Зигмунтовской, и Городоцкой улиц. Хотя мне-то самому и неправильно было отлучаться из 'Дома'. Как там сейчас мои ребятки в Варшаве? Все эти проклятые бомбежки... Такая глупость!
— А как же вы прорвались из Варшавы, пан Корчак?
— Да вместе с первой эвакуационной колонной. Генерал Бортновский как раз позавчера прорвался в Варшаву с войсками. А генерал Чума, командующий обороной Варшавы, разрешил гражданским организованно покидать город через прорыв, чтобы войскам оборонять Варшаву до самого конца. Но если б не дела, то я бы, ни за что не поехал во Львов, у нас там, в 'Доме Сирот', занятия вести некому...
— Угу. Понятно. То есть вам известно, что город вскоре станет 'Польским Верденом', но вас это вовсе не смущает.
— Простите?
