К моменту прибытия в Солнечную систему первого транспорта с исследователями на борту практически все население станций в той или иной степени увлекалось играми в виртуальности. В равной степени пользовались успехом и однопользовательские режимы, и групповые игры. Тенденция бегства от действительности достигла опасного размаха — все больше и больше людей навсегда уходили в виртуальность, благо чоки-тела, служащие носителями разума, в минимальном режиме функционирования не нуждались ни в каком уходе: им вполне хватало энергии, черпаемой из окружающей среды аккумуляторами Бойского. Проводя годы в состоянии виртуальной дремы, люди тренировали свои навыки в самых разных типах игр — от боевок, требовавших отточенности чувств и рефлексов, до симуляторов, позволявших строить политические и финансовые империи в декорациях практически любой исторической эпохи. И если человек хотел добиться высокого статуса не только в иллюзорном мире, но и среди реальных товарищей, по результатам каждой партии для него генерировался рейтинг. Чем выше оказывался совокупный рейтинг, тем выше становился статус игрока.
С течением времени личные рейтинги в отдельных играх слились в один синтетический. Для многих величина их Рейтинга превратилась в единственный свет в окошке. Сохранившиеся в неизменности со времен биологических тел инстинкты настойчиво подталкивали людей к построению социальной иерархии, и Рейтинг оказался идеальным инструментом ее создания. Постепенно сложились и типичные роли личностей в игровых мирах — собственно Игроков, генерирующих сцену Конструкторов, Арбитров, занимавшихся беспристрастным разбором споров, и Корректоров, в чьи задачи входило исправление хода партии без ее прерывания в случае мошенничества Игроков или технических сбоев.
Спустя сотни тысяч лет историки Демиургов, исследовавшие развитие человеческой расы после Катастрофы, практически единогласно сошлись на том, что именно Игра и Рейтинг стали подпорками, не позволившими выжившим общинам коллапсировать. Парадоксально, но именно виртуальная Игра, которую за несколько столетий до того клеймили как угрозу существования человеческой расы, спасла в конечном итоге человеческую цивилизацию...
8 октября 1905 г. Санкт-Петербург
Разбудил его стук в дверь. Олег едва ли не подпрыгнул на кровати, обнаружив, что все еще сжимает в руке лист бумаги, покрытый ровными рядами мелкого текста. Ночью, прочитав и перечитав текст Джао, он прилег на кровать, чтобы поразмыслить над ним, и неожиданно провалился в глубокий сон, на сей раз безо всяких сновидений.
Стук повторился.
— Семь часов! — донесся голос коридорного. — Семь часов, милостивый государь! Пора вставать!
— Встаю, встаю... — хриплым голосом откликнулся Олег. Он отложил лист в сторону и сел прямо, протирая слипающиеся глаза. Под веками зудело. Оторванные ночью от сна полтора часа рисковали обернуться необоримой дневной сонливостью. Интересно, подают ли здесь ужасный на вкус напиток, называемый "кофе"? Кем-то из коллег утверждалось, что он обладает бодрящим действием. По первому опыту Олег такого не заметил, но не станут же зря болтать...
За водой для мыльной пены пришлось топать в уборную на этаже. В очередной раз проклиная местную промышленность, не додумавшейся до такой простой и удобной электрической (на худой конец — механической) бритвы, Олег ободрал себе щеки и подбородок щербатым лезвием, больше смахивающим на кухонный инструмент или орудие убийцы. Припрятав листки с текстом в саквояж, он спустился в общую ресторанную залу гостиницы, где уже сидел Крупецкий, задумчиво пережевывая яичницу с сосисками и перелистывая свежую утреннюю газету. Обратив на своего подопечного меланхоличный взгляд, филер молча кивнул и вернулся к своему занятию.
Завтрак прошел в безмолвии. Поручик явно увлекся газетой, а Олег обдумывал прочитанное ночью. Он не понимал, что такое "вихревые поля" и прочая научная белиберда, но суть случившегося, как ему казалось, ухватил. Ему было жутко интересно, как чувствует себя человек, лишенный вещественного тела. Он решил задать вопрос Джао или Робину, кто подвернется первым, при следующей встрече, но потом одумался. Демиург хотя и обмолвился, что в белковом теле жил двадцать пять лет, но как давно? Спрашивать его о нынешних ощущениях все равно, что разговаривать с рыбой о воде. Координатор же вообще никогда не являлся человеком, так что интересоваться у него изначально бессмысленно.
Интересно, вдруг пришло ему в голову, а как они размножаются, Демиурги? Если они существуют в электрическом виде, но изначально родятся в белковом теле, то следует предположить, что тела создаются каким-то искусственным образом. Каким? Мифическое — то есть в реальности Олега мифическое — клонирование, о котором уже несколько лет говорят биологи? Или как-то иначе? А откуда берутся яйцеклетки?..
— Пан закончил кушать? — осведомился у него Крупецкий, решительно сворачивая газету и бросая ее на стол. — Тогда едем.
Хотя в извозчичьем ландолете мысли Олега все так же витали в облаках, что-то беспокоило его. Краешком сознания он отслеживал, однако, что они едут по какому-то широкому проспекту, несмотря на ранний час, запруженному пешеходами, извозчиками, ломовиками и прочим обычным народом. Вот они свернули направо, и минуту спустя за ними повернула еще одна пролетка.
Олег встрепенулся. Он вспомнил чувство, возникшее при первой встрече с Чумашкиным. Слежка, разумеется. Он ткнул Крупецкого локтем, и мотнул назад головой:
— Господин Герасимов нам не доверяет? Или просто охрана?
— Все-то вы видите, все замечаете, — от досады Крупецкий аж перекосился. — Охрана. По моей просьбе, если вам интересно.
— Интересно, — сухо кивнул Олег. — Вообще-то мне казалось, пан Крупецкий, что вы всего лишь меня сопровождаете. Что за самодеятельность без моего ведома?
— Я не сопровождаю вас, — буркнул филер, — а обеспечиваю вашу безопасность. Всеми необходимыми, на мой взгляд, средствами. На сей счет у меня явные и недвусмысленные указания начальства. Я не говорю вам, куда ехать, даже если я считаю ваши намерения глупостью. Но как охранять вас, позвольте мне решать самому.
Олег сжал губы в тонкую линию, но ничего не ответил. На самом деле он не сердился на спутника за самодеятельность. Охраняют, и ладно. Может, и в самом деле пригодятся. Однако как-то сомнительно, что в случае чего люди с извозчика, плетущегося в полусотне метров позади, успеют прийти им на помощь. Ну да черт с ними, пусть себе забавляются как умеют.
Особняк Витте располагался в самом начале Каменноостровского проспекта. Отделенный от проезжей части узеньким, шагов в десять, парком, засаженным высокими деревьями, трехэтажный особняк с фасадом в десяток окон на фоне окружающих деревянных домов выглядел вполне внушительно. Однако Олег опять ощутил разочарование — от резиденции Председателя кабинета министров он ожидал много большего.
На противоположной стороне проспекта стояла пролетка. Извозчик в зипуне и метущий неподалеку тротуар дворник усиленно притворялись, что совсем не шпионят то ли за особняком, то ли за Олегом. Но что они шпионили — сомнений не оставалось: исходящие от них незримые флюиды так же явно выдавали в них наблюдателей, как и в тех двоих, что ехали позади. Олег почувствовал мимолетную досаду. Основательность Герасимова начинала его раздражать.
Большие ворота стояли открытыми, и в них как раз втягивался мини-обоз, состоящий из телег ломовиков с наваленными мешками и бочонками. По всей видимости, телеги намеревались обогнуть дом сзади, чтобы подъехать к черному входу. Олег со спутником спрыгнули на тротуар. Пролетка охранцев проехала мимо них и остановилась у тротуара метрах в ста далее. Когда она проезжали мимо, Олег не удержался и подмигнул одному из седоков, однако тот сделал вид, что не заметил, и отвернулся.
Короткую дорожку от калитки до больших массивных дверей сверху закрывала плоская крыша. У входа уже стоял, ожидая их, высокий представительный старик в изукрашенном мундире.
— Это кто, Витте? — тихо спросил Олег филера. Тот фыркнул.
— Станет вам граф сам гостей встречать! Мажордом, — пояснил он. — Главный над слугами. Любезный, — громко обратился он к старику, — у нас назначена встреча с графом на десять утра.
— Господин Кислицын, надо полагать? — величественно осведомился старик. — Я вас ждал. Пройдемте.
— Кислицын — он, — пояснил филер, кивая на Олега. — Я секретарь.
Едва удержавшись от удивленного хмыканья, Олег последовал за мажордомом. Тот неторопливо провел их через большой зал, начинающийся сразу за входными дверьми, в маленькую приемную. Здесь мажордом развернулся и пояснил:
— Его светлость просили сообщить, что неотложные дела заставили его перенести встречу на половину одиннадцатого. Сегодня рано утром они уехали по неотложному делу. Они передают свои самые искренние извинения и просят подождать здесь.
Олег выматерился про себя. Большие круглые часы на стене показывали без двадцати десять. Почти час ожидания? С ума сойти...
Крупецкий, очевидно, испытал похожие чувства.
— Позволено ли нам прогуляться по парку на свежем воздухе? — холодно спросил он. — Или мы обязаны ждать здесь?
— Его светлость не давали никаких указаний, — задумчиво ответил мажордом. — Я полагаю, они не стали бы возражать. В парк позади дома идет аллея, там имеется живописная беседка. Однако, милостивые государи, я бы попросил вас явиться сюда по крайней мере за пятнадцать минут до назначенного срока.
— Уж явимся, — буркнул Олег, и мажордом, важно поклонившись, вышел.
Пытаясь подавить раздражение, Олег решил еще раз подумать, что он может сказать графу. Отечество в опасности? Нужно срочно что-то делать? Ну да, если он хочет сходу вылететь отсюда, заодно напрочь испортив репутацию Зубатова, то можно начать и так. Он вдруг сообразил, что Зубатов, похоже, весьма ему доверяет, раз даже не попытался удержать от поездки. Или же полностью находится под его, Олега, влиянием. В любом варианте ситуация налагает на него определенную ответственность. Охо-хонюшки... На виске забился маленький, но чувствительный пульс.
— Давайте, действительно, Болеслав Пшемыслович, прогуляемся, — сердито сказал он. Времени еще куча... — Он достал из жилетного кармана фальшиво-золотые часы, щелкнул крышкой и вгляделся в циферблат. Они отставали от висящих на стене на четыре минуты. — Пойдемте. Заодно и местность посмотрим. Когда еще в Петербург выберемся, а?
Аллея действительно уходила в глубину небольшого, но густого и еще не до конца облетевшего парка. Вначале она шла вдоль бокового, очевидно хозяйственного, пристроя, где разгружались давешние телеги. Взгляд Олега зацепился за рябого малого лет двадцати с небольшим, который шустро таскал в подвал мешки с мукой. Его движения, несмотря на вес мешков, никак не меньший ста фунтов, казались плавными и грациозными, словно у танцора. За две минуты, которые Олег с филером неспешно шествовали мимо, он успел утащить не менее трех мешков, обогнав прочих грузчиков. Что-то в нем резало Олегу глаз, но совсем не так, как наружное наблюдение. Что-то привлекало его, не давая покоя. И уже когда они миновали стоящие телеги и ушли за пологий поворот, он внезапно встал как вкопанный, потом резко дернул спутника за рукав, спрыгнув с дорожки и укрываясь за деревьями.
— Что вы... — недоуменно начал филер, но осекся, когда Олег вскинул вверх руку с выставленным указательным пальцем.
— Ти-хо! — раздельно проговорил Олег. — Справочник, который давеча от Герасимова прислали, у вас с собой?
— Да, — озадаченно покрутил головой филер. — Я намеревался посмотреть его, пока вы с графом...
— Дайте сюда. Да быстрей же!
Выхватив из рук филера книжицу, Олег быстро перелистал ее.
— Вот, — он ткнул пальцем в фотографию, — то-то парень мне показался знакомым.
"Парецкий Иван Кузьмич", — гласила подпись под фотографией. — "Год рождения — 1880..."
Крупецкий вгляделся в фотографию.
— Какой-то новый, — проворчал он. — Не видел раньше. И что?
— Телеги, мешки, — нетерпеливо сказал Олег. — Только что прошли. Ну?
Филер задумался, потом его глаза сузились.
— Курва... — пробормотал он. — Действительно, он. Рябой. Ну и память у вас на лица, Олег Захарович! И что дальше? Если возьмем, ваша аудиенция сорвется.
— К черту аудиенцию! — зло огрызнулся Олег. — Что в мешках?
— Мука, видимо...
— Да хрена с два там мука! — почти в голос рявкнул Олег. — Они вымазаны мукой снаружи, а что внутри? Почему он их таскает, как хрустальные вазы? Так взрывчатку таскают, а не муку! У вас еще ни у кого дом не подрывали? Ну так похоже, что наш любезный граф станет первым. У вас оружие с собой?
— Браунинг, — коротко ответил филер. Его взгляд стал отсутствующим. — Надо подумать...
— Некогда думать, — отрезал Олег. — Сейчас медленно и неторопливо идем вдоль дома назад, не вызывая подозрений. Входим в дом, ставим на уши слуг, перехватываем его в погребе...
— А если он не один? — осведомился Крупецкий. — Пан осознает, что террористы могут подорвать адскую машину, даже если сами рискуют погибнуть?
— Неважно, — отмахнулся Олег. — В любом случае нам нужно в дом, предупредить людей. Только бы панику не подняли... За мной!
Он вышел обратно на дорожку, пару раз глубоко вздохнул, чтобы восстановить тяжелое от волнения дыхание, и неторопливым прогулочным шагом двинулся назад, не обращая внимания, движется ли за ним филер. Через несколько шагов он вновь оказался в виду обоза. Телеги стояли уже почти пустыми и явно готовились отправиться восвояси. Тщательно избегая смотреть в ту сторону, Олег одну за другой переставлял негнущиеся ноги. Сердце бухало. Как там говорил Джао... или Робин, неважно? Случайно, значит, со мной ничего не произойдет? Интересно, а если я окажусь в заминированном доме, зная о его заминированности, это в категорию случайностей попадает?
Он уже почти миновал обоз, когда словно против своей воли повернул голову и уперся взглядом в террориста, снимавшего с телеги последний мешок. Тот замер, насторожившись, как кролик перед лисицей. Олег отчаянно приказал себе отвернуться, но его словно что-то удерживало. Террорист встретился с ним взглядом и, внезапно что-то выкрикнув во все горло и выпустив мешок, бросился бежать по дорожке к углу здания. За ним бросился еще один грузчик, здоровый угрюмый детина.
— Держи! — завопил Олег, бросаясь за ним. — Хватай бандитов!
Сзади глухо стукнул выстрел, потом еще один. Детина, словно за что-то запнувшись, с размаху рухнул на землю. Его грязно-серая, выпачканная в муке штанина быстро темнела над коленом. Перепрыгнув через него, Олег бросился за рябым, успевшим оторваться минимум на двадцать метров. Сзади стукнуло еще два выстрела, стороной свистнули пули.
— Уйдет, сволочь! — прорычал Олег, хватая ртом воздух. — Стой, скотина! Убью! — несколько нелогично гаркнул он во все горло.
Его словно окутал горячечный туман. Сейчас ему хотелось только одного — догнать, повалить, растоптать. Он через силу прибавил скорость, и спина рябого начала потихоньку приближаться. Мимо мелькнули чугунные ворота, где-то в стороне бежали две фигуры, размахивая в воздухе табельными браунингами, свистел городовой, а кучер-шпион внезапно вскочил на козлах, перегнулся в пассажирское отделение, выхватил из-под сиденья продолговатый цилиндр и, неловко размахнувшись, бросил его в сторону Олега. Тот уже вытянул руку вперед, чтобы вцепиться в почти пойманного рябого... и тут грубая рука огромного великана ухватила его за шиворот и бросила вперед, а великанья нога отвесила ему чудовищной силы пинок. Его бросило в воздух и закружило, и потом на удивленные дома по ту сторону мостовой опустилась кромешная тьма.
