Нынешнему хозяину Белого дома это, похоже, не грозило. Плаксивый Ковбой, вдобавок ко всем своим многочисленным недостаткам, оказался именно тем, кем представлялся во время предвыборной компании. То есть безнадежным пуританином. Первая леди могла быть совершенно спокойна, она была застрахована от адюльтера надежнее, чем супруга амиша64, а персонал Белого дома в начале президентского срока едва не объявил забастовку — блюдя христианскую добродетель, их новый шеф недрогнувшей рукой вычеркнул из перечня подписных изданий "Плейбой" и "Хастлер".
В кабинете, кроме советника и вице-президента уже находились госсекретарь, министр внутренней безопасности, министр обороны, а также глава президентской администрации.
Совещание пока еще считалось не чрезвычайным, а рабочим, и президент открыл его коротким риторическим вопросом.
— Ну, что там у нас? Опять про террористов?
— Да, господин президент! — советник привстал, сжимая чуть дрожащей рукой стопку тонких разноцветных папок. — И, к сожалению, на этот раз новости крайне... угрожающие. Вот доклад из ЦРУ, вот аналитическая записка из офиса государственного секретариата, здесь результаты специального расследования.
Морган сделал драматическую паузу. Президент почесал нос, демонстрируя, сколько надоели ему мифические "террористические угрозы".
— После одиннадцатого сентября ни один город цивилизованного мира не может чувствовать себя в безопасности. И мы можем с уверенностью утверждать, что трагедия готова повториться. Только в куда больших масштабах, — продолжил Морган. Он перевел дух и, опасаясь, что немного перебрал с пафосом, коротко закончил:
— Террористы готовятся взорвать ядерный заряд в Москве.
Президент вытаращился на Виктора с неописуемым выражением и сделал несколько хаотичных жестов, словно его руки зажили собственной жизнью.
— Это же невозможно?! — сипло выдохнул Плаксивый Ковбой.
— К сожалению, Господин Президент, факт можно считать доказанным.
— Кто эти люди? — голос Плаксы дрожал, так что казалось, еще секунда, и он начнет на на деле подтверждать свое прозвище.
— Наши агенты под умелым руководством директора ЦРУ выяснили, что за угрозой теракта стоят курдские террористы, которых возглавил некий Джамаль, лидер одной из партий...
Но президент уже не слушал. Нацепив на кончик носа очки, старые и немодные, он перелистывал страницы подготовленных материалов.
— Есть ли угроза для территории США? — оторвавшись от бумаг, спросил Плаксивый Ковбой, обращаясь ко всем находящимся в кабинете.
— Не думаю, — выдержав тяжелую паузу, решился на ответ вице-президент. — По имеющимся данным террористы располагают только одним зарядом. Который им достался совершенно... хм, хм... случайно.
Министр внутренней безопасность бросил на вице-президента взгляд, полный облегчения и признательности.
— Тем не менее, — решился вставить и свой квотер Виктор Морган. — Опасность крайне высока. Эти террористы не остановятся ни перед чем, а потому представляют явную и непосредственную угрозу безопасности Соединенных Штатов и всего цивилизованного мира!
Про "весь цивилизованный мир" получилось слишком напыщенно, "безопасность Соединенных Штатов" в контексте атомного удара по Москве также выглядела несколько натянутой. Однако президент любил именно такую экзальтацию, на грани надрыва. Видимо, это позволяло ему чувствовать себя еще более значимой персоной, чьи решения определяют судьбу мира едва ли не ежечасно.
— Атомный терроризм — это общая беда и общая проблема! — автоматически выдал президент стандартную формулу. — Нужно немедленно уведомить наших ... — тут он споткнулся на поиске нужного определения. Здесь не подходили ни "союзники", ни "противники". Но советник Морган поспешил избавить начальство от мук выбора.
— Мой квалифицированный совет, господин президент, заключается в том, что правительство США не должно передавать собранные сведения кому бы то ни было, — решительно заявил он. И подчеркнул: — В сложившейся ситуации — Кремлю особенно.
Ковбой склонил голову, хмуря брови и определенно не понимая сути.
— А почему? — осторожно спросил он наконец с видом ребенка, который опасается разворачивать конфетный фантик, опасаясь найти там отнюдь не сладость.
Словно музыкант в отлаженном оркестре, партию подхватил вице-президент.
— Конгрессмены, как представители народа, имеют мнение, — твердо сказал он, — что в ситуации, когда политический климат планеты начинает претерпевать столь драматические изменения, именно Америка должна и обязана выступить главным борцом с международным терроризмом, флагманом и маяком для всего цивилизованного мира. Наш долг в данном случае состоит в том, чтобы пожертвовав малым, спасти главные идеалы человечества. Мы, американцы, подарили человечеству его высшие ценности — демократию, права человека, рыночную экономику. И хотя бы в силу этого несем ответственность за мир, каким мы его видим. Вспомните, как вашему предшественнику развязали руки события 11 сентября...
Несмотря на опасность и драматизм момента, советнику захотелось поаплодировать своему неформальному патрону. Тирада была блестяща сама по себе, а завершающая фраза идеально вписалась в контекст, ненавязчиво вплетая в идеалистический призыв нотку личной выгоды, которую президент не мог игнорировать.
— Иными словами, — конкретизировал спич вице-президента Морган, — благо цивилизованного мира и национальные интересы Соединенных Штатов требуют от нас не вмешиваться в происходящее... до определенного момента.
— До какого момента? — полюбопытствовал Ковбой.
Слово опять взял вице-президент. Теперь он разыгрывал карту доверительной откровенности.
— Тяжелые времена требуют решительных действий. Временами наши тактические интересы совпадали с русскими. Некоторые вопросы внешней политики требовали их помощи, как, например, транзит грузов в Афганистан. Но следует понимать, что эти союзы всегда были сугубо временны и предметны. В долгосрочном плане мы были и останемся противниками, чьи цели и основополагающие принципы несовместимы. Поэтому... в данном случае нам следует предоставить русских их собственной судьбе. И обдумать, как мы можем использовать новые обстоятельства, буде таковые возникнут.
Моргану вновь захотелось поаплодировать. Его покровитель не призвал президента предать союзника. Он всего лишь порекомендовал не противиться судьбе и думать о будущем. И если подумать, то русские не такой уж и союзник...
— Если мы и в самом деле поступим... таким образом, — очень осторожно предположил президент, — то чего можно ожидать после? И как нам следует действовать... в новых обстоятельствах?
— Я полагаю, перед Соединенными Штатами откроется окно возможностей, какого не бывало со времен Второй Мировой, — развернул феерическую перспективу вице-президент. — Русские выйдут из игры на долгие месяцы. Китай, как обычно, затаится и будет выжидать, нам только надо будет внимательнее приглядывать за Тайванем. Так что Европа вновь кинется к нам в объятия, как в сороковых годах. А если мы еще и продемонстрируем готовность бороться с террористами любыми средствами, то сможем в один прием отыграть все, что Америка потеряла за минувшее десятилетие.
— Каким образом? Продемонстрировать силу?..
В кабинете стало так тихо, что было слышно едва различимое гудение кондиционера. Вот и наступил момент истины, подумал Морган. И, поскольку вопрос Ковбоя был адресован к нему, ответил с должной уверенностью и энергией:
— Сразу же после теракта мы должны немедленно нанести удар по Курдистану и взять эту территорию под протекторат ООН. Никто не сможет нам в этом помешать. Да и не захочет. Курды главная головная боль всех сопредельных стран. Иран, конечно, будет возмущаться — но на открытый конфликт не пойдет.
— Это безумие, — тихо сказал президент.
— Московский теракт даст нам возможность вновь утвердить свое неоспоримое лидерство в мире, — честно и прямо глядя в глаза своему боссу, произнес вице-президент. — Но это возможно лишь в том случае, если мир увидит — есть только одна великая держава. Только Америка не колеблется и готова нести бремя защиты цивилизации. Безумие — как раз не использовать этот момент.
Несмотря на то, что помимо президента, советника и вице-президента в кабинете было еще четыре человека, напряжение, как электрический ток, сковало именно этих троих. Остальные замерли в молчании, как будто боялись расколоть неосторожным словом повисшую тишину.
С полминуты Ковбой шевелил губами, хмурил брови и нервно двигал кадыком. Морган боролся с неистовым желанием схватить президента за этот самый кадык и выдавить, выжать, как масло из оливки, нужный ответ. Вице-президент сохранял вид суровой сдержанности и патриотической решимости, только бьющаяся на виске крошечная жилка свидетельствовала о буре, что терзала его душу.
Наконец Плакса состроил одну из гримас, благодаря которым получил свое прозвище, и ханжеским голосом проповедника "Свидетелей Иеговы" провозгласил:
— Но все-таки, наверное, русских нужно предупредить! Это наш христианский и человеческий долг!
Советник с трудом подавил улыбку триумфа. Эта манера была ему хорошо известна, в переводе с эзопова языка Ковбоя сказанное означало: "Немедленно убедите меня в обратном!"
Слово вновь взял вице-президент.
— К сожалению, мы не имеем полной гарантии, что эти сведения достоверны. Поэтому ваше предупреждение может оказаться безосновательным и будет воспринято Кремлем как слабость. Хватит нам и тех унижений, какие мы испытывали, прося не обрушивать доллар.
Последний удар оказался точен, подобно уколу рапиры. Президент покраснел, как вареный рак. Наверное, вспомнил те переговоры двухлетней давности, когда он встречался за закрытыми дверями со своим русским коллегой и чуть не на коленях умолял его сделать еще одно рублевое вложение в ценные бумаги казначейства США, дабы спасти от неминуемого обвала страшно пошатнувшийся доллар. Русские, уже не впервые делавшие шаг навстречу Америке, потребовали за это немыслимые политические уступки — "миротворческие силы ООН" ушли из Косово, а в Восточной Европе были свернуты комплексы противоракетной обороны. С той поры президент ощущал себя в унизительной роли несостоятельного должника, и в глубине души жаждал реванша.
— Ты мой советник по национальной безопасности, — отрывисто сказал он Моргану. — Что ты мне посоветуешь?
— Придержать информацию и нанести ответный удар! — решительно ответил советник.
— А дальше?
— Объявить о новой угрозе международного терроризма, сэр, — спокойно ответил Морган. — Не далее, как послезавтра собрать кабинет министров и досрочно созвать Конгресс. Предложить к обсуждению ряд законопроектов, позволяющих консолидировать международное сообщество на борьбу с терроризмом. Необходимо усилить группировку в Персидском заливе, ввести в действие закон о праве проводить обыски и аресты без постановления суда, а также легализовать медикаментозный допрос.
— Проекты законов готовы? — деловито уточнил Ковбой.
— Да. Все они уже прошли предварительное согласование в министерстве юстиции.
— Значит, сразу же после того, как завершатся каникулы Конгресса...
— К сожалению, — вмешался вице-президент, на лбу его, несмотря на прохладный воздух, заискрились мелкие бисеринки пота, — мы вынуждены настаивать на досрочном созыве.
— Не понимаю... — Плакса набычился, нутром чуя подвох. Президент не отличался особым умом, собственно, это и обеспечило ему кресло в Белом Доме, как компромиссной фигуре, на момент избрания более-менее приемлемой для всех сторон. Но при этом он обладал таким чутьем на политические опасности, что Морган иногда задумывался — может, Плаксу и в самом деле вел Господь?.. Это феноменальное предчувствие не раз спасало президента от очень крупных неприятностей. До сей поры.
Впервые за все время совещания подал голос глава президентской администрации.
— До начала предвыборной кампании не так уж много времени, как кажется, сэр. По нашему мнению этот шаг — досрочный созыв Палаты представителей — сможет продемонстрировать всей стране возросший авторитет главы государства и задать нужный драматический тон для будущих поездок по стране и выступлений.
Морган про себя усмехнулся. Глава администрации вдохновенно врал — любому, даже малоопытному политтехнологу было понятно, что досрочное прерывание каникул за два-три дня до их завершения станут откровенной глупостью не то что для вашингтонской элиты, но даже в глазах оклахомских фермеров. А последующий нажим на Конгресс обещал вызвать такую волну неодобрения всего вашингтонского лобби, что следующую предвыборную кампанию можно было считать проваленной еще до ее начала, а импичмент практически гарантированным. Но ложь прозвучала на редкость убедительно и очень уместно, в самый нужный момент.
Интересно, когда "оружейники" успели перетащить главу администрации в свой лагерь и что ему пообещали? Или тот с самого начала находился на "правильной" стороне?.. — подумал советник, наблюдая за тем, как мина недоверия медленно сходит с лица Плаксивого Ковбоя, а вице-президент, достав из кармана платок, украдкой стирает пот со лба.
Вид президента вызывал одновременно смех и сочувствие. Он закинул руки за голову и из последних сил старался изображать, что обдумывает услышанное. Глядя в его хитро-самодовольные глазки, было понятно, что теперь Плакса думает лишь о том, как "нагнет всю эту шайку дармоедов с Капитолийского холма". А затем, прищурившись, словно оценивая ширину угольного ушка, в которое предстоит протолкнуть библейского верблюда, сказал с видом ребенка, который украл конфету и нашел способ свалить вину на соседа:
— Отлично, отлично... Я внимательно вас выслушал и склонен согласиться с высказанными рекомендациями... Но пока все-таки отложим вопрос о Курдистане. Давайте не будем размениваться на грязных арабов. Я думаю, что у Америки будет много возможностей... и поводов показать свою силу в ином месте. Да, так и поступим.
Советник поначалу не понял услышанного. В этот момент он думал о том, что во всем происходящем есть, наверное, какой-то особый геополитический шик. Главой самого богатого и сильного на планете — несмотря на все проблемы — государства является человек, которому рачительный хозяин не рискнул бы доверить даже охрану захудалого склада. Поэтому в первое мгновение Морган подумал, что ослышался.
Он сидел, чувствуя ледяной холодок на загривке, видя, как бледнеет вице-президент. И слушал, как Плакса вдохновенно вещает о том, что в столь сложных вопросах нельзя спешить, нельзя погонять лошадей и совершать торопливые необдуманные поступки. Ибо на плечах президента — ответственность пред Богом и народом Соединенных Штатов.
Каждое слово президента отдавалось в ушах Моргана похоронным колоколом, потому что советник отчетливо видел — Плакса твердо решил последовать мудрым советам помощников. Но так же твердо намерен взять паузу, показав себя решительным и самостоятельным политиком, который прозорливо смотрит в будущее и не спешит рубить сплеча. А пауза в данном случае означала полный крах всего заговора. Виктор увидел, как по бледному лицу вице-президента скользнула тень отчаяния и советнику захотелось срочно найти пистолет, чтобы немедленно застрелиться.
