— Тогда прошу к столу, господа. — Похлопав Сергей по плечу, он сказал ему — Серёжа, завтра же, как только съезд проголосует за меня, я подпишу указ о твоём назначении. — Кивнув головой он поблагодарил президентов Франции и США — Валери, Гарольд, я очень благодарен вам обоим за то, что вы помогли нам развязать этот Гордиев узел. Теперь Сергей сможет заниматься множеством проектов и уже никто не скажет ему, что он лезет не в своё дело, хотя надо признаться, что до сих пор никто ему не мог сказать этого, но уже по совсем иным причинам. С ним просто невозможно спорить, поскольку он всегда приводит аргументы просто убийственной силы и вооружает ими других.
— О, да! — Воскликнул президент США поднимаясь из кресла и по дружески похлопывая британского премьера по плечу — Благодаря нашему другу Гарри я убедился в этом на своём личном опыте. Серж вооружил его аргументами убийственной силы и когда он вывалил их мне на голову, то у меня просто свет померк в глазах и я даже подумал, что конец света уже наступил и меня вот-вот поведут на суд Всевышнего. — Подойдя к Сергею он спросил его строгим голосом — Господин координатор, то, что мы сегодня обсудили экономические вопросы цивилизационного характера это хорошо, но меня куда больше интересует другое. Когда вы пригласите нас вместе с нашими военными на первое совещание в рамках "Лондонского космического альянса"?
Сергей не моргнув глазом ответил:
— Пятнадцатого июня, господин президент. Работы на месте нового советского космодрома уже начались и к этому дню всё будет готово для нашей очередной встречи в расширенном составе. Лондон хорошее место для того, чтобы подводить итоги нашего сотрудничества, но начинать разговор нужно на передовой.
Президент США одарил британского премьера насмешливым взглядом и сказал:
— Именно это я и ожидал от тебя Серж, а вот чего никак не ожидал, так это того, что членом нашего "Космического альянса" станет Куба. Если это не твой личный секрет, Серж, как ты догадался, что я соглашусь сделать НАСА частной корпорацией и что правительство США не моргнув глазом согласится передать ей космодром на мысе Канавералл? Хотя это ещё не решено окончательно, мы уже ведём переговоры с корпорациями и близки к окончательному решению. Мы же не можем делать подарки.
Юрий Владимирович сразу же стал о чём-то расспрашивать президента Франции и Сергей с улыбкой ответил:
— Господин президент, когда в Лондоне был подписан предварительный рамочный договор о создании "Лондонского космического альянса" и его президент, космонавт Феоктистов заявил, что "Космический альянс" станет приветствовать любые шаги, сделанные государствами и частными корпорациями в этом направлении, было нетрудно догадаться, что американские корпорации, зная, что США уже предложено стать участником военно-космической программы по обеспечению мира на всей планете, сразу же поняли, что они смогут выкупить мыс Канавералл у правительства. Поэтому я и попросил команданте Фиделя Кастро немедленно прилететь в Лондон. "Космическому альянсу" очень нужен экваториальный космодром.
Президент США кивнул головой и спросил:
— Серж, почему у тебя всё так быстро получается? Неужели только потому, что ты знаешь самый плохой вариант нашего будущего? Какое-то разумное объяснение должно ведь быть?
Сергей развёл руками и со вздохом сказал:
— Господин президент, я и сам долго думал над этим и могу сказать только одно, меня отправили в нужное место в нужное время. Полагаю, что мои собственные заслуги крайне незначительны и на моём месте кто-нибудь другой сумел бы сделать куда больше, чем я, но поверьте, я действительно очень стараюсь.
Уже входя в обеденный зал, где их ждали к обеду супруги, президент США отмахнулся от его слов и воскликнул:
— Ерунда! Если всё так, то они выбрали не только время и место, но ещё и человека, Серж. В Америке о том, что ты консультант из будущего, кроме моей жены знает всего два человека и если ни один из них не станет президентом после того, как я, наконец, проживу ещё четыре года в Белом доме, как избранный президент, то я передам этот секрет своему преемнику. Ну, а в этом кругу мы все одна семья, Серж, и мы любим тебя, как сына.
Сергей улыбнулся и поклонился в знак благодарности, а про себя подумал: — "Ох, лучше бы мне быть круглым сиротой, чем иметь пятерых таких папаш". Дамы сели за стол, причём последней села Юля, и наступил черёд мужчин. Сергей из вежливости также сел последним и обед начался. За столом не хватало одной только британской королевы, чтобы он сделался верхом чопорности, хотя все и разговаривали за столом очень непринуждённо. Правда, только исключительно о семье, погоде, цветах и домашних животных. Большая часть вопросов женщин была адресована Юле, но она всякий раз говорила о том, что Серёжа затмевает собой всё остальное и потому её мало интересует хоть что-либо из того, о чём они её спрашивают. Причём говорила нисколько не смущаясь, чем и вызывала восторженные реплики всех остальных мужчин за столом, кроме Сергея. Сама же Юля в долгу не оставалась и спрашивала жен руководителей государств, чем она ещё может оказать помощь мужу на их взгляд. В общем беседа за столом носила довольно оживлённый характер.
Пятнадцатого мая с самого раннего утра ярко светило солнце, московские улицы, чисто прибранные и ухоженные, были убраны разноцветными флажками, надувными шарами и яркими плакатами, среди которых было много таких, которые остались висеть с дня Первого мая и праздника Победы. Этот день был объявлен выходным и праздничным, а потому, когда правительственный лимузин, в котором ехали Сергей и Юля, не сразу смог выехать на Кутузовский проспект. Очень уж много людей шло в сторону центра. Их шло на Красную площадь наверное даже больше, чем на девятое мая и у очень многие держали в руках надувные шары с аббревиатурой РКТ. Женя быстро домчался до Политехнического музея и медленно поехал по Ильинке. Москвичи образовали живой коридор и провожали радостными криками каждый правительственный лимузин и каждый роскошный, ярко-алый немецкий автобус "Неоплан" с делегатами съезда.
Леонид Ильич и Юрий Владимирович ехали в середине потока автомобилей вдвоём, в открытом лимузине-кабриолете, словно подчёркивая этим, что теперь власть близка к народу, заботу о благе которого она сделала своей главной целью. Зато Сергею они об этом и думать запретили, но он не очень-то этого и хотел. Будь его воля, он вообще приехал бы в Кремль ещё затемно на своём "Мустанге". В толпе он и так видел слишком много плакатов со своей физиономией. Не то что бы это его совсем уж бесило, но их могло быть и поменьше. Зато его очень радовало то, что по обеим сторонам дороги стояло очень много молодёжи в белых майках, украшенных портретами Брежнева и Андропова, Фиделя Кастро и Джеральда Форда, Гельмута Шмидта и космонавта Феоктистова, Жискара д'Эстена и Гарольда Вильсона, его портретом в конце-концов и даже портретом легендарного Че, и над головой каждого был изображен "Писмейкер", комический челнок, который ещё только предстояло построить. В лимузине зазвенел телефон и Николай протянул Сергею трубку, он взял её, поднёс к уху и услышал радостный возглас:
— Серхио, как тебе нравятся все эти майки с нашими портретами? Правда красиво?
— Команданте Фидель, они просто великолепны! — Воскликнул Сергей — Он откуда они взялись, кампаньеро?
Фидель Кастро громко рассмеялся и воскликнул:
— Серхио, ты мне не поверишь, но целый пароход этих маек привёз мне один миллионер-кубинец из Майями и попросил отвезти их в Советский Союз. Ещё он просил меня о том, чтобы им разрешили вернуться на родину и я сказал, что мы сначала проведём у себя съезд, чтобы это было не моим решением, а решением всех кубинских коммунистов, поддержанное народом.
Сергей вздохнул и сказал:
— Фидель, на твоём месте я бы не стал пускать на Кубу кого ни попадя. Тут нужно разбираться с каждым отдельным обращением, а то мало ли что может случиться.
— Не волнуйся, Серхио. — Успокоил его Фидель Кастро — Мы именно так и поступим. Когда ты прилетишь на Кубу?
Сергей, которому приходилось слышать такие вопросы очень часто, весёлым голосом ответил:
— Компаньеро Фидель, как только завершится съезд, мы сыграем с Юлей свадьбу и проведём свой медовый месяц на Кубе, но не в Гаване, а в маленькой рыбацкой деревушке. Я мечтаю поймать огромного голубого марлина, съесть его всей деревней и выпить с рыбаками целую бочку рома.
— Тогда я останусь в Москве, Серхио. — Решительным тоном сказал Фидель Кастро — На Кубу мы полетим вместе, компаньеро.
Через час двадцать пятый съезд начался. Юля сидела в гостевой ложе между Фиделем Кастро и президентом США, а Сергей в президиуме. Никита с его несгораемой видеокамерой, установленной на штатив, находился почти в центре зала дворца съездов и снимал, как Леонид Ильич бодрой походкой направляется к трибуне. Он встал на ней, обвёл зал пристальным взглядом, слегка улыбнулся и сказал:
— Дорогие товарищи делегаты, уважаемые гости, позвольте мне открыть двадцать пятый съезд коммунистической партии Советского Союза, который мы все так долго готовили. Этот съезд должен был начать свою работу ещё двадцать четвёртого февраля, но за месяц до него я окинул взглядом всю прожитую мною жизнь, посмотрел за окно и задумался. Мысли мои были очень печальными, товарищи коммунисты, так как по сути дела компартии не с чем было идти на этот съезд и не о чем говорить с его трибуны народу. Тогда я позвал к себе товарища Андропова и мы стали обсуждать сложившуюся в нашей стране ситуацию и думать над тем, как её переломить. Ценой колоссальных усилий и многих потерь, мы построили под знаменем Ленина мощную индустриальную державу, но настоящего, подлинного социализма у нас так и не вышло и я задался вопросом, поему? И тогда Юрий Владимирович посоветовал поискать ответ на этот мучительный вопрос не в собрании сочинений Владимира Ильича Ленина и не в "Капитале" Маркса, а спросить об этом одного ещё очень молодого, но талантливого человека, его ученика — Сергея Чистякова. Хотя я в это не верил, всё же сделал над собой усилие и терпеливо выслушал Сергея со всем вниманием и сделал для себя не один десяток важных открытий, после чего мы собрали Политбюро и уже на нём решили последовать советам этого молодого коммуниста, а они хотя и были совершенно невероятными на первый взгляд, оказались очень действенными и тогда мы приняли решение отложить съезд на май и взялись за работу. Теперь мне, как генеральному секретарю КПСС, есть что сказать вам, товарищи коммунисты и гости съезда.
После этого вступления, которое хоть как-то всё объясняло, Леонид Ильич стал делать съезду свой доклад. В зале дворца съездов были заняты все места, но сегодня состав делегатов выглядел довольно странно и странность эта заключалась в том, что первые девять рядов были заняты той публикой, которая раньше даже не мечтала попасть в этот зал. Первые три ряда были полностью заняты диссидентами, среди которых Сергей узнал немногих — опального академика Сахарова, на груди которого блестели все его награды, Солженицына, генерала Григоренко и Владимира Буковского. Все остальные ему были неизвестны. Во втором эшелоне целых три ряда заняли священнослужители в своих праздничных одеяниях, включая бурятских и калмыцких лам в оранжевых тогах, а позади них сидели те, кто ещё недавно были в Советском Союзе чуть ли не изгоями — цеховики. Их лица, как и лица всех делегатов и гостей съезда, были полны радостного ожидания. Очень многие держали в руках большую, толстую книгу, которую вручали каждому желающему — "Социализм и предпринимательская деятельность".
От этого подарка отказывались лишь некоторые из священнослужителей, что было вполне понятно. Однако, никто не заглядывал тайком эту книгу. Внимание всех было приковано к трибуне, с которой Леонид Ильич докладывал всем, каким руководство КПСС видит отныне Советский Союз. Когда он сказал о том, что отныне в обиход жизни вводятся такие важные понятия, как свобода совести и вероисповедования, гласность в принятии партией всех решений и политическая дискуссия, как основа их правильности, зал разразился аплодисментами. Первыми буквально вскочили со своих кресел диссиденты и чинно поднялись священнослужители, которые принялись хлопать в ладоши. Аплодисменты, как это и полается на съезде КПСС, быстро переросли в овацию. Кто-то громко закричал в самом центре зала:
— Да здравствует коммунистическая партия! Ура!
Его "Ура" было подхвачено тысячами людей и Сергею на миг показалось, что потолок вот-вот обвалится, но он тоже встал вместе со всеми и стал аплодировать. Леонид Ильич неодобрительно покрутил головой, поднял руку и когда все стихли, сказал:
— Хлопать в ладоши будем потом, товарищи, а сейчас нам нужно работать. Мы здесь собрались для дела. — После чего продолжил говорить спокойным, ровным голосом — Власть больше никогда не будет отгораживаться от народа высокой стеной своих указов и разговаривать с ним языком цитат, надёрганных из сочинений Ленина и Маркса. Современная жизнь ставит перед нами новые задачи и решать их должны мы, а не вожди коммунистического движения прежних лет. Поэтому мы заявляем не только о смягчении своих прежних идеологических воззрений, но и о радикальной смене экономического курса и вводим в повседневную жизнь такое понятие, как рыночная экономика и предпринимательская деятельность. Более того коммунистическая партия Советского Союза объявляет предпринимательскую деятельность высшей формой созидательного труда, а государство берёт её под свою особую защиту и опёку, обязуясь создавать советским предпринимателям наиболее комфортные условия для их труда на благо советского народа и жителей всей планеты. Отныне мы уходим от рудиментов прошлого, когда предприниматель считался классовым врагом и не просто называем его трудящимся, а признаём его труд вершиной созидательной деятельности человека по той простой причине, что только благодаря таланту предпринимателя, его природной смётке, настойчивости и уму, безликое изделие может быть превращено в товар, востребованный рынком и покупателями на нём, то есть всеми нами товарищи. Только с постижением этой истины можно понять, что общество действительно может быть бесклассовым, а точнее в нём будет только один единственный класс — трудящиеся.
Зал снова взорвался аплодисментами, но на этот раз они длились недолго. Доклад Брежнева продлился всего полтора часа, но и за это время он изложил все самые главные аспекты грядущих перемен. Как только он сказал: — "У меня всё, товарищи, можно переходить к прениям" — раздались бурные аплодисменты быстро переходящие в овацию, под грохот которой Леонид Ильич бодрой походкой спустился с трибуны, вернулся в президиум и сел между Юрием Владимировичем и Сергеем, которому он сказал что-то и указал пальцем на трибуну. Первым слово в прениях дали Солженицыну, который вышел на трибуну и глуховатым, взволнованным голосом сказал:
— Дорогие товарищи, ещё совсем недавно у меня было очень много претензий к руководству КПСС и нашего государства, за свободу которого я сражался с оружием в руках и проливал свою кровь. Когда меня фактически изгнали из страны, это было для меня большим ударом, но я был уверен, что смогу пережить даже это. Теперь, когда Леонид Ильич своей речью снял все мои претензии, подобное изгнание стало бы для меня смертельным, ибо для меня не будет большего счастья, чем жить в такой стране, какой на у нас у всех на глазах становится Советский Союз, эта подлинно великая империя именно такого социализма, о котором я всегда мечтал, но не мог его сформулировать. Поэтому, товарищи, я хочу теперь только одного, вступить в обновлённую коммунистическую партию и трудиться на благо своего народа.
