— Предлагаешь забыть о звездах? — Ирис прикусила губу.
Ну, да... "Ирочка" тоже мечтала о звездах и лишить ее такой доступной возможности — просто убить, прямо здесь и сейчас.
"Сволочь ты, лейтенант!" — Я широко улыбнулся, глядя инопланетянину в глаза и мысленно представляя, что сдираю с него не только погоны, но и язык выдергиваю. Раз он не умеет держать его за зубами!
— Предлагаю разобраться, что именно нам предлагают.
— Я предлагаю целую Вселенную, на ладони! — Нет, однозначно, этот лейтенант, с его пафосом, своей смертью не умрет! — А ты — всего-лишь, жалкую планету... Кишащую нечистью и потерявшую людской облик! И вообще... Где доказательство, что ты сам, не продашь их в рабство, наживая себе статус и вес в Вашем обществе?!
"Кажется, я слишком сильно бил его по голове..." — Я уже начал примериваться, как бы прервать эту беседу и желательно — без крови, но...
Опустившаяся тишина и десять пар глаз, уставившихся за мою спину, стали грозным предупреждением о надвигающейся буре.
— Как красиво поет имперский голос... Старую и лживую песню. — Лэсли опустила свои тонкие ладошки мне на плечи, не давая сорваться с места. — Давно ли ты свои механизмы запускал, вояка? Что ты знаешь о внешнем мире, если не был в нем?! Что можешь предложить детям, если не знаешь, в какой стороне твоя Империя, сейчас?!
— Империя там, где есть хоть один ее солдат!
"Живые души" заинтересовано следили за словесным поединком двух сторон, врущих напропалую, без зазрения совести.
Ах, как же они врали! Это просто песня, как они врали, играя на публику!
Смешно, но обе стороны знали, что врут, но остановиться не могли.
Лэсли просто полыхала красноречием и блеском чувства юмора, а лейтенант откровенно бесился, понимая, что проигрывает даме, по всем статьям.
Ему бы замолчать или отшутиться, а он упорно лез в бутылку, едва сдерживаясь от нанесения тяжких телесных повреждений...
"Мать...!" — Я опередил Паличика всего на пару секунд, повторно спалив его машинерию, которую он успел восстановить у себя в горе, пока я отдыхал с Лэсли.
Так что изумительный прыжок с места, который должен был окончиться за моей спиной, окончился ударом чугунной головы мне в грудь, выбивая воздух из легких и опрокидывая меня, вместе со стулом, на взвизгнувшую, Хозяйку Дорог.
И, ведь не скажешь, что тяжелый. По виду, так и вовсе шпендик, килограмм на полсотни, вместе с пометом. Однако, "силушка богатырская, это массушка баготырская, помноженная ускореньице богатырское", как гласил плакат у кинотеатра, до сих пор не потерявший своей красочности, а потому ставший жертвой наших "живых душ", падких на все якрое и цветастое. Понятно, что с "массушкой" у Паличика был явный недобор, который он с лихвой компенсировал "ускореньицем". Не пережги я ему его странные, мне плохо понятные, "модернизации" — сейчас бы было и вовсе тяжко.
Визг блондинки оборвался страшным хрустом.
Перед глазами засверкали звездочки.
На груди уютно устроилась змея от Имперских аэрокосмических сил, чтоб им век космоса не видать!
Я бы предпочел поменять местами блондинку и змею, но... При отстутствии обычной, режем и мнем гербовую.
— И ведь так культурно общались... — Вздохнул я, сптряхивая с себя парня и сползая с девушки. — Нет же, надо было жезлами померяться!
Алекс и Тоха, не ожидавшие такого развития событий, сидели слегка опешившими, а вот дамы их, напротив, отчего-то весьма оживились и зашептались.
Надеюсь, это они не перспективу "рожать по учебнику", обсуждают со столь одухотворенными лицами.
Изобразив вертикальное состояние, сперва склонился над Лэсли, на ощупь, проверяя переломы, открытые кровотечения и прочие гематомы.
Умом, конечно, понимаю, что убить богиню, хоть и мелкопоместную, моим чугунным затылком невозможно, но, ведь трещало же что-то!
И, если у меня ничего не болит, то трещало явно не у меня.
"К женщине надо относиться с любовью..." — Просвещала меня одна умница, красавица и просто бесбашенная дама, придерживая у затылка полотенце со льдом и наставительно грозя мне пальцем. — "А не затылком об батарею отопления... Горячую, к тому же!"
— Хватит ее лапать! — Керрам, мрачный и, кажется побитый, завис над моим плечом.
— А вдруг — переломы? — На полном серьезе ответил я, точно зная, что лежащую передо мной, молодую и симпатичную женщину, я — не лапаю, как бы это не выглядело со стороны! — Множественные!
— Судя по ее виду, — голос Анны гудел от злости, как натянутая, басовая, струна. — Скорее, множественные оргазмы...
"Вот, чему бы хорошему они так быстро учились..." — Промелькнуло у меня в голове, но прогресс, как и ранее созревание девочек, остановить нельзя.
— Завидуй молча, деточка... — Лэсли продемонстрировала, что богиня и через вереницу прожитых лет, может оказаться еще той, совершенно несносной, девчонкой.
Тоже, рано созревшей.
Уцепившись за мою руку, Хозяйка Дорог сперва уселась, а потом, столкнув с ног остатки раздавленной моей массой табуретки, попыталсь встать.
Ойкнула.
Вцепилась мне в шею и страстно прижалась, словно пытаясь раздавить мне внутренности, или, как минимум, выдавить их естественными путями.
— Ты чего?! — Только и успел поинтересоваться я, когда хватка на пару секунд ослабла. — Платье разошлось?
— Оно дергается! — Лэсли попыталась провернуть мне голову за спину. — Сильно, дергается! К тебе ползет!
Пришлось оборачиваться и пытаться понять, что происходит.
Тело лейтенанта отчаянно пыталось исполнить ритмичный танец петуха на раскаленной сковородке, с подведенными двумясотнями вольт, для верности, чтобы танцевал быстрее, прыгал выше, а кудахтать не мог.
На самом деле, лейтенант Паличик больше ни кудахтать, ни кукарекать, никогда не сможет. Даже если найдется врач, что поставит ему на место свернутую голову и некромант, что вдохнет в тело праобраз существования — имперский служака свой лебединый, затяжной прыжок, совершил.
И, если кто присмотриться к его шее, то сможет различить целых три обугленных пятнышка, диаметром с советскую копейку, которые и поставили точку в службе молодого офицера, засидевшегося в лейтенантах.
Танцующий труп сделал еще прыжок и рухнул оземь, выгибаясь в пояснице, до звонкого треска не выдержавшего позвоночника, сложившегося вдвое.
— Договоры надо исполнять. — Мрачно выдохнул Керрам, окутывая поле битвы своим коронным, драконьим, дымком. — Тогда и жить будется долго...
— Значит, звезды отменяются. — Щелкнул языком Тоха. — Что, Ситаль, когда переезжаем?
"Пока не "отъемся" — врата не открою!" — Прошептала мне на ухо сероглазая блондинка с таким придыханием, что мне стало не только жарко, но и отчего-то, очень жалко себя. — "Не открою!"
— Думаю, двух недель хватит. — Я подхватил Лэсли на руки. — Так что, времени в обрез!
Глава 32
... — Мой Фэйр! Эльфы требуют битвы, по законам прошлого! Поле они выбрали, от нас — нужен боец...
— Горшками ночными их закидать! — Августейший монарх отвлекся от бумаг, валяющихся перед ним на столе, трубно высморкался в зеленый, в крупный белый горох, носовой платок и отмахнулся от советника. — Поле они выбрали. Раз выбрали, пусть и пашут, и сеют. А нам, сейчас, не в эти игры играть надо. А-а-а-а-пчхи-и-и!
Часть бумаг взмыла к потолку белыми чайками и, кружась, спланировала на пол. На столе появилось свободное пространство, с печально притулившейся кофейной чашкой, белой керамики, с коричневыми разводами.
— О! А вот и чашка из сервиза... — Пожилой фейр радостно схватился за пугающе тонкую ручку. — А вот и печать... То-то я помню, что последние печати, оттиснутые мной, были коричневыми и пахли кофе!
— Вашество! Не дело это — работать на износ, при насморке. Понимаю еще — раны, что на поле боя получены, там на секунды счет идет... Но ведь насморк это такая беда...
— Я сказал — "горшками закидать", значит горшками закидать! — Его Величество грохнул кулаком по столу. — И не сметь их мыть, перед боем. Пусть у ушастых нос прочистится, раз мозги потекли... А-а-а-апчхи-и-и!
* * *
**
Любуясь спящей женщиной, хочешь верить, что весь мир оставит тебя в покое, давая налюбоваться вволю, в запас, на будущее.
Жаль, но это так же невозможно, как выспаться заранее, как напиться перед пустыней или наесться, перед долгой голодовкой. Рано или поздно, хочется пить, кушать, спать и любоваться.
Я любовался спящей Лэсли, пытаясь запомнить не ее наготу или довольную улыбку, а само ощущение.
Когда страсть становится рутиной, чувство гаснет и свет в окошке начинает раздражать.
Ты винишь самого себя, что вновь пошел против стародавней фразы, услышанной в старинном французском кино, без малейшего намека на эротику или иное, вульгарное зрелище.
"Бойся пробужденья без любви!"
Вот.
Я проснулся и смотрю на спящую женщину. И пытаюсь понять, есть она самая, эта любовь, после пробуждения? Или я снова впал в грех фантазии?
— Еще минуточку... — Лэсли, почувствовав взгляд, привычно, по-кошачьи грациозно, развернулась ко мне, ткнулась носом в ключицу и снова уснула, согревая и убаюкивая своим дыханьем.
Через пару дней мне вновь придется делать выбор, а пока — пусть спит. До утра, до восхода Саханоца еще пара часов, за которые можно и выспаться, и поругаться, и помириться. А можно, просто полюбоваться на красивую женщину, бесстыдно спящую в твоих собственных объятиях.
— Раз собрался — иди! — Сонная богиня, открыв один глаза, очень двусмысленно, кстати говоря, подмигнула. — Иди уже...
Это и есть наше с ней счастье... "Один к шести". Один час реальности Сутарры, в пещере ментальной матрицы по имени Керрам, равен шести часам в реальности "Города", из которой Лэсли только один путь, в паутину Дорог.
За две недели можно договориться до многого. До колотых ран, не совместимых с жизнедеятельностью трупа, до отчаянных женских слез, до скрежета зубовного и грохнувшей о косяк, запирающейся двери. А можно совсем ни о чем не договариваться, просто радуясь теплому дыханию.
Выбравшись из-под одеяла, протопал в ванну и полюбовался на себя в зеркало.
Что ни говори, а довольный мужчина, это всегда видно.
Приняв душ, пошел собирать разбросанную по квартире, одежду.
Сколько раз уже напоминал себе, что собирать ее надо ПЕРЕД ванной, а не после, но... Не в коня корм.
Пока принимал душ, Лэсли, как всегда, предпочла исчезнуть по-английски — не прощаясь и не заправляя кровать.
Пришлось собрать и ее раскиданные вещи, из которых, надеть во второй раз, можно будет только шейный платок!
Если я смогу развязать узел...
Открыв окна, полюбовался на одинокую гору, снова дав себе обещание, что притащу в Город всех пятерых кумушек, что сейчас отрабатывают трудовую повинность под чутким руководством Керрама и обязательно пробьюсь через все ловушки, что оставил после себя лейтенант Паличик, пусть земля ему будет пухом, заразе инопланетной! Или, возьму в оборот в конец обленившуюся Лэсли и попрошу провести меня в святая святых горы, путем драконов.
Это в "реальности" мне стали поддаваться серебристые порталы, да не по одному, в месяц, а сразу ворохом, иногда и по три, в сутки.
Получилось и Керраму его заветное желание испонить — выбравшись на ту базу, к которой он так стремился, всем своим сердцем.
Когда увидел этого двухметрового жлоба, шестипалого и с разными глазами, думал все, смертушка моя пришла. Синекожий Керрам долго ржал над моим испугом, а потом икал...
Махнув рукой, создал проем перехода и сделал шаг, вновь "включаясь в реальность" и готовясь к неприятностям, что сваливаются на наши головы с периодичностью по одной, в две недели.
Сперва, в Танчене, из-за подземного, соленого озера "Боржоми" появились странные существа с коричнево-лиловой кровью, резко воняющей валерьянкой.
Вместо конструктивного диалога, с места в карьер началась резня.
Малка, визжа словно циркулярка и так же крутясь вокруг собственной оси, прошлась по передним рядам, разбивая тела валерьянкокровых, потом повторила заход еще дважды, "зачищая" всех, возможно оставшихся в живых. И сбежала к папочке, оставляя нас с ног до головы забрызганных кровью, с запапахом, на который у меня дикая, несустветная, аллергия!
Мы сутки отмывали камни и стаскивали разбросанные фрагменты тел в большую кучу, которую потом спалил Керрам, дважды на нее дохнув своим волшебным пламенем.
Ирис и Анна долго поджидали Малку с тяжелыми предметами — по вине фэйри, мы так и не смогли собрать воедино ни одного тела. Если с конечностями, количеством пальцев и половыми органами было все вполне понятно, то вот от голов остались только мелкие кусочки черепов, без малейшей возможности восстановления.
На мой взгляд, о чем-то догадывается Керрам, но он помалкивает, прикрывая вновь подросшую фэйри, уже откровенно пялющуюся на меня и облизывающуюся.
А пороть — уже поздно...
И меня — тоже...
Одна радость — раз в неделю сбежать в Город, отвести душу и вволю перебеситься.
Это в первые разы у нас Лэсли дальше кровати головы не улетали. Теперь запросто могли проболтать с ней всю ночь, уснув под утро. И в этом тоже было свое, собственное, счастье.
А всего, все мои "живые души" бороздят просторы Сутарры вот уже пять недель. Пять недель я только и успеваю, что извернуться ужом между Керрамом, Анной и Иланой.
Знаете, в чем отличие взрослой женщины, от подростка?
Не в гормоноах и не в юношеском максимализме. Разница к отношению "режима "дура"". Взрослая включает его всегда, когда видит, что все очень далеко зашло. А подросток... Когда еще ни до чего не дошло!
Анна, вот, начинает взрослеть. Ирис — демонстрирует взрослость, но остается девчонкой, что меня радует, импонирует и, одновременно, может выбесить до термоядерного взрыва.
Марина продолжает палить одежду.
Интересно, если Торнтон выполнит свое обещание и найдет "бронелифчик", хоть что-нибудь изменится? Или она и его спалит?
Окно перехода привело меня в "Белую крепость" — Брейдарк щедро одаривал нас своими секретами, раскопанными в одной из шести, сильно пострадавших, башен.
Я не оговорился — именно самая страшная, горелая и разбитая вдрызг, башня, оказалась самой щедрой на подарки. Всего одна комнатка-то и сохранилась, в основании башни, но в комнате этой обретался "дежурный волшебник" и его три сундука — два с амулетами и эликсирами и один — с десятком учебников и конспектов, написанных от руки. Закрепленные на бумаге магическим образом, чернила не выцвели и не выгорели от времени. Элексиры, частью "протухли", превратившись в вонючую бурду, частью лишь усилили свои лечебные данные.
Простенькие амулеты, зачарованные и разукрашенные вручную, разобранные по свойствам и упакованные в холщовые мешочки, остались на удивление работоспособными, что и подтвердилось на испытаниях.
Теперь я мог не трястись, что моих "лопухов" опоят, пристукнут в темном переулочке, или и чего хуже. Три амулета — и сплю спокойно. По-крайней мере, пока.
Всего мы наведываемся в три поселения, что подобрал для нас Керрам, пока мотался по Сутарре в драконьей шкуре. Все три поселка — бурлящая смесь из всех рас и национальностей, что оказались на поверхности в разное время и совершенно по-разному пережили "Зиму". Сородичи Бранд, эльфы и человеки, фэйри и даже оборотни!
