А еще он видел светящееся в глазах стоящей в двух шагах от них женщины яростное безумие, которого не было во взгляде Танусеи. Не было ни малейших сомнений, что она нападет, как только насланное Вторым заклинание Очарования начнет спадать. И, судя по тому, насколько быстро она оправилась от паралича, произойдет это намного раньше, чем им бы хотелось. Заклинание Второго не уняло её ярость и жажду убийства, только притушило ненадолго. Это было видно в каждом её движении: в том, как она стояла, слегка покачиваясь с ноги на ногу, как поглаживала лезвие кинжала, испачканное в засыхающей крови... в предвкушающей улыбке, почти незаметно изгибающей кончики губ...
Второй, по-видимому, тоже это прекрасно понимал, а потому продолжал обманчиво небрежно вертеть в пальцах зачарованный на паралич серебряный дротик. Ненадежная защита, по мнению Элемара — если чары не подействуют... Шепот Зенитара, вновь прибинтованный к предплечью — планировалось, что они используют его при разговоре с Аддхиранирр, но не вышло — пока оказался полезнее: нападать данмерка не спешила.
— Значит, побеседовать, — задумчиво протянула она. — Как интересно... Ты первый, кто попытался. Остальных я убивала без разговоров.
Не услышать угрозу в последних словах было невозможно.
— Прежде всего я хотел поблагодарить тебя, сэра, — учтиво проговорил Второй, одновременно задействуя Шепот Зенитара.
Ироничный хмык дал понять, что его действия не остались незамеченными, но данмерка, тем не менее, ощутимо расслабилась.
— Не старайся, салачи, — усмехнулась она. — Твои чары не спасут тебя от смерти.
— Я и не надеялся, — пожал плечами Второй. — Просто предположил, что так нам будет немного легче беседовать.
— Лжец, — с каким-то непонятным удовольствием мурлыкнула данмерка. — Но убедительный... Пожалуй, ты мог бы стать Истинным Воплощением...
Элемар обратился в слух. А Второй заинтересованно склонил голову к плечу:
— Ты из-за этого убила того парнишку из Телванни?
Данмерка на миг недоуменно нахмурилась, но тут же улыбнулась.
— Да. Жаль, конечно, что я ошиблась тогда... С другой стороны, одним н'вахом в Морровинде стало меньше. К тому же его смерть все равно привела тебя ко мне. Как и должно было быть. А эта хаджитка просто стала приятным дополнением... Два по цене одного, как говорят продажные Хлаалу, стелящиеся под захватчиков из Кирода. Останется лишь найти другого... — задумчиво добавила она.
— Другого? — переспросил Второй.
— Да! — взгляд данмерки полыхнул злобой. — Исчадье предателей и трусов, бежавших от родной земли и обычаев предков. Тот, кто прячется за именем верного прихлебателя ложных богов, но на самом деле не верен ни им, ни кому бы то ни было. Он — не Истинный, хотя и жаждет занять это место...
Она неприятно усмехнулась:
— Но наш Зов достиг его, и Господин читал в его сердце, как читает Он в сердцах каждого из нас. Многажды предававший, он вновь готовится укусить кормящую его руку.... Остерегайся его, ты, именующий себя Суротано, если переживешь эту ночь: я видела, как он вонзает тебе в спину акавирский клинок...
— Видела? — переспросил Второй, одновременно обновляя чары света и повторно накладывая на собеседницу заклинание Очарования.
Одной рукой — в пальцах другой по-прежнему был зажат дротик — это было не слишком удобно, но он справился. Элемар мысленно одобрил его действия — выпускать данмерку из вида хоть на мгновение было опасно, а Очарование рассеивалось быстрее, чем обычно. Гораздо быстрее. Да и действовало оно хорошо, если вполсилы.
— Видела, — кивнула данмерка. — Я сплю и вижу сны... видения... Шестого Дома душу... плоть Лорда Дагота...
Лицо её стало отрешенным, а в голосе прорезался странный лязгающий акцент, хотя говорила она по-прежнему на общем. Элемар напрягся — он уже слышал нечто похожее, причем не при самых приятных обстоятельствах. Оставалось вспомнить, где и когда это было. На ум приходил почему-то альдрунский храм и Ллорос Сарано...
— Я сплю и вижу сны, — повторила данмерка уже без акцента. — Что было, что будет, что должно произойти и чему нельзя позволить случиться никогда. Поэтому некоторые из нас назвали меня Грезящей Пророчицей, — она слегка — и явно неосознанно — приосанилась.
— То есть ты видишь сны не только о Шестом Доме? — полюбопытствовал Второй.
— Ты спрашиваешь о себе? Как предсказуемо... Да, ты понял верно, Предатель. Наш Господин многое показал мне... Ныне пробудился Он и восстали Спящие и Грезящие. Приди к господину твоему, Даготу Уру, именующий себя Суротано. Или уходи, пока можешь, или будешь убит.
Элемар невольно задумался о том, какой смысл Пророчица вкладывала в сказанное. Следовало ли понимать их, как позволение уйти здесь и сейчас, не опасаясь преследования и удара в спину? Или она просто повторила то, что было вложено в её разум Даготом Уром? На вопросы Второго она отвечала охотно, с готовностью и видимым удовольствием. Но это могло ничего не значить... и, скорее всего, ничего не значило.
— Почему ты называешь меня предателем? — задал тем временем Второй еще один осторожный вопрос.
Элемар тоже хотел бы это знать.
— Потому что... — начала Пророчица... и осеклась.
И вдруг резко подалась вперед. Второй мгновенно вскинул руку, готовясь воткнуть по-прежнему зажатый в пальцах дротик... но она, как тут же стало ясно, вовсе не собиралась нападать. Приблизившись, она только заглянула ему — или им? — в глаза.
— Как странно... — пробормотала она. — Господин показывал мне... Но ты — не он... и в то же время он. Но как?
Пользуясь её растерянностью, Второй немного отошел назад. Ровно настолько, чтобы до него нельзя было сразу дотянуться. Попутно он вновь обновил рассеивающееся Очарование — Элемар с беспокойством отметил, что запас магии в амулете почти иссяк — но Пророчица в этот раз не обратила на его действия ни малейшего внимания, полностью погрузившись в свои мысли. Впрочем, альтмер не сомневался, что на сотворение боевого заклинания она среагировала бы мгновенно.
— Я поняла... кажется, — пробормотала она. — Ложные боги Сломали Дракона. И Истина стала ложью, а Ложь — истиной... Преданный стал Предателем... Они хотели стереть память о прошлом, подменив её сотворенной ими фальшивкой и обвинив Дом Дагот в предательстве. Но не-ет, им не удалось. Ибо Дом Дагот не был уничтожен — он спал и ныне пробуждается. И с ним пробуждается память о прошлом...
Она заулыбалась — широко, радостно... и абсолютно безумно.
— Свершилось! — её голос снова изменился, утратив эмоциональность и приобретя странную, не вполне естественную мелодичность и ритм, а в речи снова прорезался уже знакомый акцент. — Пробужденья час настал! Он выйдет, окруженный славой! Возрадуются верные, а н'вахи пред Ним склонятся, рассыпаясь пеплом...
Пророчица замерла, словно впав в транс: выпрямившись и чуть запрокинув голову. Широко распахнутые глаза, казалось еще больше выцвели, снова напомнив Элемару об углях и пепле.
— Прими же с честью данную судьбу, — вещала тем временем она. — Склонись пред Ним, покорный Его воле, прими Его протянутую руку... Или умри, бессильный и безвестный.
Пророчество, если это оно и было, Элемару совершенно не понравилось. Но вопрос Второго, сейчас хозяйничающего в его теле, не понравился ему еще больше:
— И как это сделать?
— Был создан Мор, чтоб уничтожить н'вахов, — все тем же речитативом ответила Пророчица. — Чтоб отделить предателей от верных потомков Неоплаканного Дома. Прими в себя всесильное заклятье, отринь же путь предателей неверных. Взойди на Гору в Залы Бтуангтува, чтобы сорвать там проклятую кожу и разорвать наброшенные узы, являя миру Хортатора Воплощение.
"У нее к стихосложению талант еще хуже, чем у тебя", — не выдержал Элемар.
"Заткнись и слушай, — рыкнул в ответ дух. — И запоминай".
Пророчица вдруг схватилась за горло и закашлялась.
— Хватит вопросов, — хрипло проговорила она. — Пора покончить...
Второй без разговоров метнул в неё дротик. Вспышка сработавших чар...
— ...с этим делом, — словно и не заметив укола, закончила Пророчица, бросаясь вперед.
Элемар, запертый внутри собственного тела, взвыл — меняться обратно времени не было, а в умения Второго он не верил... Но тот молниеносно вскинул левую руку, заблокировав удар, и выхватил из ножен танто. Коротко, зло рыкнул — Элемар ничего не чувствовал, но костяной хруст слышал довольно четко — и полоснул Пророчицу в ответ. Та зло зашипела и отскочила.
Наблюдая "изнутри", как Второй мягко переминается с ноги на ногу, одновременно рисуя перед собой лезвием танто неровные круги, переходящие в спирали и вновь обратно в круги, Элемар слегка успокоился — движения духа ему были незнакомы, но не отметить их... обдуманность он не мог. Ту, что возникает в результате работы многих поколений мастеров боя на ножах. В Храме Грозового Когтя такому не учили и Ллендо ничего подобного не показывал... значит, это умение только Второго. Только вот времени на то, чтобы так перетаптываться на месте у них нет — заклинание света в любой момент может рассеяться и тогда...
"Свет", — рискнул подать голос он.
Второй не ответил, но Элемар не сомневался, что тот услышал. А в следующий миг шарик света под потолком мигнул... и Пророчица прыгнула вновь.
Отрезанный от ощущений собственного тела он мог только видеть происходящее во вспышках рассеивающегося заклинания.
Вспышка... и Пророчица отскакивает назад, зажимая располосованное плечо.
Вспышка... левая рука взрывается болью — теперь уж точно кости сломаны — а в ушах гремит яростный рык Второго.
Вспышка-вспышка-вспышка... изумленно распахнутые глаза Пророчицы прямо перед лицом, её мгновенно расширившиеся зрачки... и кровь, в кашле плеснувшая у неё изо рта...
Тьма...Тяжесть чужого тела в руках... собственное, почему-то отказавшееся подчиняться... и ослепляющая боль в затылке.
Удар оказался недостаточно силен, чтобы лишить их сознания, но радости от этого не ощущал ни один — судя по всему, Пророчице перед смертью удалось их задеть. Царапина, совершенно не опасная сама по себе и почти безболезненная, но её хватило для срабатывания чар, наложенных на кинжал. Ни Элемар, ни Второй не знали, сколько они провалялись в темноте — в неудобной позе, с раскалывающейся головой, не имея возможности не то что прекратить мучения, но даже пошевелиться: тело ощущалось слабым, как после тяжелой болезни, а при малейшей попытке двинуть хоть пальцем каждая мышца буквально взрывалась болью. По ощущениям — немногим меньше вечности. Позднее, после изучения чар на кинжале Пророчицы оказалось, что минут десять...
Радовало только одно — никто не спешил их добить. Хотя с той стороны, где предположительно находилось тело Аддхиранирр, уже был слышен тихий топоток и многоголосое попискивание — вездесущие крысы, которых ненадолго отпугнул свет и возня, успели осмелеть и явно примеривались к добыче. К счастью, труп каджитки занял их на время, достаточное, чтобы сковавшее тело альтмера заклинание рассеялось.
Чтобы не сойти с ума от ощущения беспомощности, Элемар начал расспрашивать Второго. Тот поначалу отвечал неохотно, словно что-то его беспокоило, но потом немного разговорился. Основной темой беседы была, разумеется, Пророчица и то, что она успела сказать. И первый же вопрос Элемара был о сделанном ею пророчестве.
"Это было не пророчество, — мрачно ответил Второй. - Это была инструкция... руководство, что делать и куда идти. Просто высказанное в необычной форме".
"Но?.."
"Но мы ей следовать не будем, — быстро проговорил дух. - К тому же есть еще кое-что... И нас оно касается в первую очередь и самым непосредственным образом. Я был идиотом, что не подумал об этом раньше, но, надеюсь, еще никто не сумел догадаться, что к чему".
"Что именно"? — насторожился Элемар.
"Ты не заметил ничего необычного? Например, в её манере говорить?"
"Ну... Если не считать того, что её манера говорить сама по себе была странной... — альтмер задумался. — Акцент, — сказал вдруг он. — Где-то я уже что-то похожее слышал. Но, как ты обычно говоришь, убей меня бог палкой, если я помню, где. На ум приходит только альдрунский храм и Ллорос Сарано".
"Потому что именно там ты такое слышал в первый раз, — все так же мрачно подтвердил Второй. — И теперь до меня дошло, что это было".
Элемар вспомнил наконец случай, о котором упомянул Второй: когда он договаривался с Ллоросом Сарано о погребении стражников Редоран, убитых в Андасрете, в храм привели — хотя, скорее, приволокли — очередного Спящего. Несчастный, вяло перебиравший ногами между парой сопровождающих его крепких храмовников, при виде Элемара тогда словно взбесился. Скрутили его почти сразу — видимо, подобное случалось уже не в первый раз — но вот рот заткнуть никто не догадался. Все равно, по мнению окружающих, бедняга лопотал что-то совершенно бессмысленное... точнее, рычал и лязгал. Вот только Элемар, в отличие от остальных, знал, что вопли Спящего вполне осмысленны. И обращены непосредственно к нему. Он тогда понял едва ли пятую часть, но этого хватило, чтобы уловить общий смысл. И этот смысл ему совершенно не понравился. Тогда ему хватило выдержки не показать, что он что-то понимает... Но сегодня Пророчица говорила то же самое, только на общем... точнее, на альдмерисе. Словно не знала современного языка. Не то чтобы нынешний тамриэлик и "старый эльф" так уж сильно отличались, но... определенная разница была. И сейчас, прокрутив в памяти разговор с Пророчицей, Элемар замечал то, что тогда проскользнуло мимо его внимания.
Но ведь так не должно было быть? Даже эшлендеры знают общий достаточно, чтобы худо-бедно объясниться с чужеземцами — вспомнить того же Йакума из Пелагиада или эшлендеров Коштабаби... Причем именно современный общий, хоть и называют его "старый эльф" — то есть альдмерис
"Я вспомнил, — неохотно сознался альтмер. — И... я, кажется, догадываюсь, о чем ты".
"Одержимость, — тут же подтвердил его опасения Второй. — Только, в отличие от нашего с тобой случая, вряд ли добровольная".
Насчет добровольности Элемару, конечно, было что возразить, но он понял, что тот имел в виду: если они менялись ролями по взаимному согласию... по крайней мере, в большинстве случаев и по возможности для их общей пользы... то в случае с Пророчицей и — особенно — с тем беднягой Спящим налицо было насильственное замещение. И желания одержимого одержателем явно не учитывались...
"Именно, — согласился Второй, с которым он не замедлил поделиться своими мыслями. — А если учесть, что наша с тобой ситуация очень, я бы даже сказал, слишком, схожа с тем, что мы сегодня — и не только — имели возможность наблюдать со стороны, я вынужден попросить у тебя прощения. Я самоуверенный идиот, неоднократно рисковавший нашей — и твоей в первую очередь — жизнью..."
