— Иди сюда, Алекс, — король подошел к тазу для умывания и взял кувшин с водой, стоявший рядом, — давай быстро поднимайся и иди сюда.
— А если не пойду? — герцог пьяно усмехнулся.
— Тогда я попрошу охранников мне помочь. Не делай из себя посмешище, Алекс. Я ведь все равно заставлю тебя сделать то, что считаю нужным.
— Ну умоюсь я, малость протрезвею, толк то в этом какой, Ваше Величество? Никакого... Поэтому не суетитесь... Это ее все равно к жизни не вернет...
— А ну встал! — король это рявкнул таким тоном, что даже подвески в подсвечниках на стенах испуганно звякнули. Герцог удивленно взглянул на него.
— Никак государь гневаться изволит? — иронично осведомился он, однако из-за стола поднялся и нетвердой походкой подошел ближе к королю. — Не стоит, Ваше Величество... Причина выеденного яйца не стоит, а Вы нервы свои так напрягаете... право слово не стоит... Вы хотите, чтоб голову под воду подставил? Подставлю... Я для Вас и не такое делал...
Герцог нагнул голову над тазом, и король вылил ему на голову целый кувшин холодной воды, после чего протянул полотенце: — Утрись и выпей то, что Рон принес.
— Желание короля — закон... только толку, как я Вам уже говорил, в том никакого... — герцог вытер голову, вернулся к столу и залпом осушил кружку, оставленную Роном. — Вы довольны Ваше Величество? Или еще что-то сделать?
— В кресло сядь и постарайся с мыслями собраться, разговор есть.
— В советники я больше не гожусь, Ваше Величество... не хочу думать ни о чем, поэтому выслушивать мое мнение хоть о чем-либо Вам не резон. Глупость в любом случае, скорее всего, скажу, — усаживаясь в кресло, проговорил герцог.
— А я совета спрашивать и не собираюсь. Ты лишь на вопросы мои ответишь, а потом будешь делать то, что скажу. И не смей спорить!
— Кто ж спорит с королем? — герцог тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла. — Спрашивайте, Ваше Величество.
— Алина все время в таком состоянии?
— Ну да... не приходит она в себя и не реагирует почти ни на что...
— Ты сказал "почти ни на что", значит, на что-то она все-таки реагирует?
— Ну да... один раз... только тогда ей еще хуже сделалось... и я больше не посмел...
— Что не посмел?
— Не стоило бы говорить это, конечно... тому лишь святой отец и я, да еще потом Лерон свидетелями были... к тому же Лерон, скорее всего, и не понял даже из-за чего все это было... ну да скажу... вряд ли Вы, мой государь, посчитаете ее колдуньей и обвините...
— Господи, да что ты несешь? Как я могу ее в этом обвинить?
— Я и говорю, что не обвините, скорее всего...
— Алекс, да расскажи толком, не томи.
— Священника я пригласил, чтоб молебен он отслужил у нее и соборовал ее. Так вот, лишь читать он начал, Алиночку всю трясти стало, да так, что пена изо рта пошла, и она стала задыхаться и хрипеть. Священник говорит: "Дело не чисто, видно бес в нее вселился", ну я сначала за Лероном послал, чтоб он ей помог, а пока его звали, священнику растолковал, что если он еще раз такое не то что скажет, а даже подумает, то учитывая, что она была именно его прихожанкой, выяснять правомерность таких обвинений я его отправлю прямиком к Господу, потому что именно он отвечает перед ним за свой приход. Святой отец тут же отказался от своих обвинений, сказал, что и в мыслях даже не держал ничего дурного о герцогине... поклялся, что никому и никогда не расскажет о своих безосновательных домыслах и пообещал, что будет усердно молиться о ее здравии. После чего я его отпустил. Пришедший Лерон сказал, что у Алины похоже, что был приступ эпилепсии, но он не уверен, потому что эпилепсия и летаргический сон не могут протекать одновременно...
— А больше такого не было?
— Нет... — герцог покачал головой, — как только замолчал святой отец, стало ей легче, и постепенно все это прошло у нее и больше не повторялось. Что это было, не знаю... но повторить такое не позволю... Нутром я почувствовал, если не прекратить это, умрет она...
Король долго молчал, а потом, подойдя вплотную к герцогу, с напором в голосе произнес:
— Значит так, Алекс, ты сегодня же, причем без сопровождения, повезешь ее в Троицкий горный монастырь. Один раз там ей уже помогли, может, и еще раз помогут. И в рот больше капли выпивки не возьмешь. Понял?
— А если ей также плохо там станет?
— Значит, сначала приведешь к ней отца-настоятеля и покажешь ее ему.
— Думаете, он поймет, что с ней?
— Может и не поймет. Но мы будем знать, что и этот вариант мы испробовали. Поэтому приводи себя в порядок и собирайся.
— Что ж испробуем и это, — герцог тряхнул головой, — Чем черт не шутит... может, правда, поможет.
— Прекрати, Алекс! — раздраженно проговорил король. — Ты молиться об ее здравии должен и на лучшее надеяться, а не лукавого поминать.
— Хорошо, поминать не буду, — подавленно согласился герцог, а потом, тяжело вздохнув, добавил: — я бы согласился всю жизнь его не поминать, если б знал, что это хоть чуть поможет ей. Кстати, как Вы это себе представляете, мне одному везти ее туда...
— Справишься, — король усмехнулся, — и довезешь, и донесешь... Ведь ты, надеюсь, не хочешь, чтоб из слуг кто видел, что с ней может твориться... Раз уж от молитвы такое с ней было, то в монастыре и похуже может случиться... Так что постарайся, чтоб лишних свидетелей не было. Ни к чему они.
— Вы тоже думаете, бес на нее напал?
— Не знаю я, кто на нее напал, и знать не хочу. Хочу лишь, чтоб помогли ей... и готов все для этого сделать. Ты там в монастыре скажи, я выполню любые их просьбы, если помогут они ей... Пожертвую все, что скажут.
— Да, отец-настоятель наверняка и так все для нее сделает, если в силах то его будет... любит он ее, сам мне говорил, — герцог тряхнул головой и тяжело поднялся из кресла.
— А ты все-таки скажи...
— Так Вы говорите, прям сегодня ехать?
— А что тянуть, Алекс? Приводи себя в порядок и поезжай. Что тебя держит?
— Страх, государь, — губы герцога исказила мрачная усмешка.
— Страх? — непонимающе переспросил тот. — И чего ты боишься?
— Услышать, что ей нельзя помочь... и что в этом виноват я... Я догадываюсь, что все так и есть, но пока у меня есть маленькая, совсем крохотная надежда, что это все не так... А ведь если ее не будет, то как после этого мне жить, мой государь? Я не смогу после этого жить... так что после этого мне останется лишь руки на себя наложить...
— Ты заранее не хорони никого, не надо. И она пока жива, да и у тебя мозги не должны еще настолько от выпивки размякнуть, чтоб о самоубийстве всерьез задумываться... Так что чем языком глупости разные молоть, молись лучше Богу, чтоб вернул Он нам ее. Один раз ведь вернул уже. Может, и еще раз призрит наши молитвы. Так что молись, Алекс, и мысли поганые, вроде тех, что сказал, из головы своей выкинь. Не место им там.
— Это говорить легко... — герцог удрученно покачал головой.
— Хватит ныть, Алекс! Я люблю ее не меньше тебя, и ты знаешь об этом. Поэтому слушать твои стенания не намерен. Все! Что б к вечеру выехал с ней! — жестко проговорил король и вышел, хлопнув дверью.
Через три часа, отдав необходимые распоряжения о ведении дел в его отсутствие, Алекс Тревор, забрав Алину, выехал в карете со двора Телдомского замка.
— Господи, помоги им. Даруй там, в монастыре, куда они поехали, исцеления герцогине, — тихо прошептала провожающая их графиня Норес и незаметно осенила отъезжающую карету крестным знамением. Потом она оглянулась и увидела, что многие из слуг, стоящих во дворе, тоже крестятся сами и крестят выезжающую из ворот карту. Она знала, что герцогиню любили в замке. Герцога, а теперь и ее, почитали и боялись, а герцогиню именно любили, хотя ей старались этого не показывать, видимо, страшась ее ревности.
Графиня дождалась, когда за каретой захлопнутся ворота, и прошла в дальний конец двора, где стояла беседка, увитая зеленью. Ей хотелось немного посидеть на воздухе и привести в порядок и мысли, и чувства растрепанные сначала неожиданным визитом короля и его обвинениями в ее адрес, и последовавшим за этим поспешным отъездом герцога с супругой.
Уже подходя к беседке, она услышала негромкие всхлипывания, а потом приглушенный разговор и замерла, вслушиваясь.
— Да хватит реветь, прекрати... — тихо говорил один женский голос. — Вот чего ты ревешь?
— Он в монастырь ее повез, чтоб там оставить... — всхлипывая, ответил ему другой.
— Да с чего ты взяла? Он на богомолье, чтоб исцелить ее повез, ведь слышала ты.
— Ты верь больше... ведь даже слуг не взял для нее... значит, наверняка там оставит... Конечно, кому жена такая нужна? И король видно разрешил ему... и женится он теперь на этой... раз хозяйкой ее оставил... бедная моя госпожа...
— Да прекрати ты... Не может такого быть, чтоб король ему такое позволил. На богомолье они поехали.
— Тогда слуг почему не взяли?
— Взяли... не взяли, то не нашего ума дело. В любом случае не изменить ничего. Так что прекращай реветь, вот увидит Ее милость, что зареванная ты вся и влетит тебе. Ты же знаешь, скора она на расправу.
— А пусть увидит, может тогда не захочет при себе держать и на кухню или еще куда, после порки отправит. Уж лучше раз перетерпеть, чем каждый день ее придирки выносить. Ведь не бывает довольна она...
— Да ладно тебе... с герцогом все равно не сравнить...
— Его Светлость раньше наездами был... а теперь вовсе ни во что не лезет, она теперь хозяйка. Это вот с Ее Светлостью ее не сравнить.
— Нашла с кем сравнивать. Ее Светлость ведь даже если плохо ей было или сердилась она из-за герцога, на слугах никогда не отыгрывалась... наоборот поблагодарит всегда и если беда какая — поможет... а коли оплошаешь невзначай, пожурит, да и только... она вообще была госпожой, о которой только мечтать можно.
— Вот именно что "была", уж я так молилась, чтоб помог ей Господь, но не внял он моим молитвам... И чем она так Его прогневать могла? Ведь и христианка ревностная и добрая... Ну как мы теперь без нее? — невидимая девушка зарыдала с новой силой.
— Значит, чем-то прогневала... Господу виднее. Может, и правда то, что о ней с королем говорят... Может, этим и прогневала.
— Ты с ума сошла что ли? Не был здесь король ни разу без герцога.
— А может, они при герцоге, и он знал все...
— Ты совсем того? Ты хочешь сказать, он сам жену ему предлагал? Это прям даж как назвать-то не знаю... Его Светлость конечно для короля всегда девок держал и любую отдавал, но не жену же... Нет, это явный бред. Его Светлость в вопросах чести очень щепетилен... Правда, сам-то он по части, свернуть на сторону от супружеской спальни, лишь последнее время не особо стал охоч... Но таковы все мужчины. Это удел женщин честь рода блюсти.
— Ну я тогда тоже не знаю... Кстати, паж этот ее... между прочим, красавчик, каких поискать... и ни с одной служанкой не заигрывал, лишь на нее всегда смотрел... может, с ним она... ведь он одно время не отходил от нее ни днем, ни ночью... Вот сейчас, может, она и расплачивается за это.
— Дура ты... Герцог сам его к ней приставил...
— В начале-то приставил, а потом, помнишь, как все время, что он при ней был, то подарками задаривал ее, а то сердился на нее причем даже не понять из-за чего... Ведь и посуду бил, и мебель ломал, и слуг что при ней были изводил, и всех заставлял про каждый ее шаг рассказывать... Я тогда каждый его приезд от страха дрожала вся... Ведь не на пустом месте он психовал так? А она вела себя так, будто ее и не касалось все это... а потом вдруг ни с того ни с сего бросила все и в монастырь уехала, не сказав никому ничего... Мы ведь тогда ее трое суток искали... Может, как раз раскаялась и уехала грехи замаливать, а герцог понял, что она может не вернуться, простил ей все и вернул... Он же ведь за ней сам ездил, и сам обратно привез вместе с дочерью... и после этого стал с ней совсем другим... А она хоть открыто не перечила ему ни в чем, но вертела им, как хотела. Стоило ей только глазками повести, он сам был готов все что угодно для нее сделать и лютовать перестал. Так если только за дело кого накажет и все. Сама ведь помнишь, как мы вздохнули тогда... Хорошее время было, жаль что недолго. А паж вот после того, как вернулась она, уже не все время при ней был... Так только иногда... Кстати, герцога он до сих пор очень сильно боится, да и герцог его явно недолюбливает, хоть и не взыскивал с него никогда. Так что тут точно темное какое-то дело было...
— Да что ты городишь такое? Не стала бы она с пажом никогда... Она скорее всего самого герцога к себе не допускала, вот он и бесился из-за этого... Что-то у них еще в первую брачную ночь не сложилось, леди Гиз говорила, обидел герцог ее вроде как... а потом еще их ребеночек при родах умер... вот герцогиня, видно, и решила не торопиться со вторым, а герцог злился... А ты "паж", говоришь. Да ей ничего не стоило короля в любовники заполучить, а ты про пажа...
— Любовь, она штука злая... Влюбиться и в козла можно. Умом прикидываешь, что этот лучше, а сердце совсем о другом сохнет...
— Да, ладно, тебе... Не была она ни в кого влюблена, и не сохла ни по кому... Видно бы это было. Король вот тот явно сох по ней, да и паж, наверное, тоже, только она не такая... она гордая была.
— Вот значит, от гордости и страдает, чтоб посмиренней была.
— Ты точно дура. Считаешь, то, что не прелюбодействовала она, грехом быть может?
— Она что исповедовалась тебе, что ты так уверена в ее безгрешности и в том, что она никогда и ни с кем не согрешила? Ни с королем, ни с пажом? Господь, он знает, за что карать, и раз покарал ее, значит не без причины.
— Может и была причина, может и согрешила она когда с кем... но даже если это так, то, на мой взгляд, ее добродетели больше... Неужели Господь не сжалится над ней?
— Может и сжалится... Слушай, а может, такое случилось из-за того, что она сама в монастырь уйти хотела? Может, призрел Господь ее мольбы и сделал так, чтоб муж сам ее туда отправил?
— Тогда это ужасно... Это еще хуже... Лучше бы ты мне не говорила это... Лучше считать, что согрешила она. Я бы тогда молилась, чтоб Господь простил ее и вернул нам.
— Ну и считай так, и молись. Кто не велит-то? Главное не на глазах у Ее милости, вряд ли ей это понравится, и даже коль за это открыто не взыщет, найдет другую причину, чтоб взыскать, как пить дать, найдет. Она явно на герцога виды имеет и не в ее интересах, чтоб Ее Светлость вернулась.
Изабелла решительно шагнула в сторону, откуда раздавались голоса, и раздвинула кусты. Ее взору предстали камеристка герцогини и одна из ее горничных. Обе испуганно замерли, а потом, потупив головы, опустились на колени, видимо ожидая приказа о наказании.
— Значит, господам кости перемываете... Мило... — она недобро усмехнулась. — Был бы здесь герцог, уговорила бы его обеим языки выдрать... Распустились совсем... Ну да ладно, он вернется, и если я к тому времени не буду убеждена, что вы научились держать язык за зубами, еще о том с ним поговорю.
