Погода, однако, становилась совершенно мрачная, шторм дошел до шести баллов, а затем и более того, дождь и низкая сплошная облачность дополняли картину рассерженного тропического океана... Видимость с каждым часом становилась все хуже, достигнув к вечеру 1,5-2 миль. Наши офицеры повеселели: по такой "знатной" погоде до Формозы нас уж точно не откроют. Но вот нашим товарищам на истребителях было, похоже, не до веселья совсем — трепало их жестоко. Слава Богу, никто не отстал. Хотя забот и на "Сисое" прибавилось изрядно: заливало нас сквозь любые неплотности. Воду приходилось сливать в трюм и подбашенное отделение носовой башни, откуда ее откачивали турбинами. Броненосец скрипел корпусом, постоянно принимая волну на бак, при этом грохот стоял ужасный. Брызги долетали до стекол ходовой рубки.
Мне же, стыдно признаться, вскоре стало не до восторгов: испытал я вдруг резкий приступ морской болезни, чего вообще-то со мною давно не случалось. Наверное, нервное напряжение могло поспособствовать этому. Слава Богу, что трудности эти прошли так же внезапно, как и настигли меня. Когда против воли тела моего заступил на вахту. То ли ветром пообдуло на мостике, то ли думать пришлось о другом, но через час какой-то на вахте все отступило, и я почувствовал лютый голод, коий и утолял черным кофе с галетами до самой смены...
Вернемся теперь к последним эволюциям эскадры, проводившимся два дня назад. Эти эволюции заключались в том, что адмирал подымал сигналы — "неприятель идет с носа", "с правой, левой стороны", "с кормы" и прочее и, не ожидая разбора сигнала всеми судами, начинал соответствующую эволюцию, согласно тактике. А именно: строил строй фронта, пеленга или кильватера, причем обоз наш немедленно отбегал за линию, а крейсера прикрывали его с уязвимых направлений. Этими эволюциями адмирал Чухнин хотел окончательно утвердить в памяти командиров, что он будет делать в бою, в случае встречи с неприятелем. Среди сигналов был и сигнал о появлении неприятеля, и согласно сигналу, суда производили эволюцию, строя строй фронта на неприятеля. Затем маневрировали в отдельных отрядах. Друг против друга. И в конце отработатывали прикрытие своих транспортов от "эскадры противника", чью роль играли "Штандарт" и "Жемчуг" с "Изумрудом". Получалось уже вполне сносно.
Уголь было приказано догрузить только до полного запаса в ямах, что и было сделано. Относительно же влияния запасов провизии и материалов, которые действительно были на судах в изобилии, то вес их по самому простому подсчету был настолько невелик, что мало влиял на углубление судов. Запасы боевые были только в количестве обыденного снабжения судов +20%. После этого, как я уже говорил, наш угольный обоз был отпущен окончательно, причем каждый уходящий транспорт имел свою задачу и предписание.
Когда мы двинулись в сторону Формозы, то пошли в строю одной колонны с броненосцами во главе. За нами шли вспомогательные крейсера с ГЭКом, и, помнится, командир наш очень волновался: не навалил бы на нас идущий в кильватер нам огромный лайнер, а это был "Неман". Крейсера вели разведку вокруг, но за видимый горизонт не уходили, так что это была не разведка даже, а свободное построение для них, что, конечно, помогало бороться с волной.
На следующее утро дождь несколько ослабел, но мы вошли в туман, который находил сначала полосами, а к обеду превратился почти в сплошной, с видимостью меньше 5 кабельтов, так что мы видели вполне хорошо лишь идущих перед нами "Святителей" и темную громаду нависающего за кормой "Немана".
Вскоре ясно стало, что адмирал решил обходить остров Филиппинским морем, так как мы стали забирать к Ost. Около 14 часов пополудни корму "Светлане" обрезал коммерческий пароход в 3500-4000 тонн. От нас его, конечно, не видели, но на флагмане посчитали, что мы открыты, после чего адмирал перестроил эскадру в две колонны, а с рассветом следующего дня в четыре, идущие параллельно друг другу в трех кабельтовых. В средних — транспорты, по бокам от них — броненосцы. Впереди строем клина пять крейсеров, в замке "Русь" и "Штандарт". К Формозе мы, однако, не пошли. Вместо этого пройдя широту ее южной оконечности милях в 120 от острова адмирал принял стрго на Nord. Мы шли на Шанхай!
Еще ночью на нашем телеграфе стали отпечатываться чьи-то короткие переговоры, имевшие вид шифротелеграмм. Причем раза два передачи велись очень близко он нас. Сомнений в том, что это японцы нас ищут, ни у кого не было. Мы же ни о чем не телеграфировали, адмирал запретил это категорически. Под ключи приказано было подложить кусочки картона, так что даже случайно сделать искру было совершенно невозможно.
Через три дня неплохого для свежего состояния моря хода, уже милях в пятидесяти южнее широты Шанхая, мы в 3 часа пополудни легли в дрейф у группы невысоких, покрытых густой тропической растительностью островов Люхэндао, просматривающихся впереди и к западу от нас сквозь редеющий туман, и стали чего-то ждать. До этого переход к удивлению многих проходил почти без поломок и остановок. Но вот случилось: "Камчатка" вскоре дала семафор о выходе одного котла. Флагмех туда ездил, но что и как решили, нам известно не стало. Механики, наш и других кораблей, воспользовавшись паузой, учинили машинные авралы.
К вечеру адмирал поднял сигнал: "Быть готовым к встрече с неприятелем". Все стали заваливать леера по-боевому, в наши стальные шлюпки налили воды выше половины высоты, как резерв для тушения пожаров ведрами, убирали вниз все, что лишнего и горючего еще оставалось на верху, разнесли шланги, проверили водонепроницаемые двери, артиллерийскую подачу. Вскоре старший офицер доложил командиру о том, что корабль к бою готов.
То, что это, скорее всего, наша последняя стоянка перед решительными событиями, сомнений ни у кого не было. Туман весь день редел, шторм, еще вчера поутру изрядно нас валявший, потихоньку сменился ленивой зыбью, море казалось даже каким-то маслянистым. После 17 часов прояснилось. Крейсера наши разбежались в круговой дозор, уйдя почти за горизонт. "Русь" подняла аэростат. Переговоры японцев мы все еще слышали, но пока весьма вдалеке. Тем не менее, все понимали, что грозный час приближается. И на каждом это ожидание отражалось по-своему. Тем более, что никто из нас не знал о причинах столь долгой остановки, и спокойствия это, конечно, не добавляло.
Все члены кают-кампании провели этот вечер по-разному, меня же ноги принесли на крыло носового мостика, где я с удивлением увидел лейтенанта Апостоли с его фотоаппаратом. Он пользовался моментом, чтобы, как он сказал, "в последний раз запечатлеть эскадру и каждый ее корабль пока мы еще все вместе..." И я с ним тоже смотрел долго на наши суда.
Вечер был дивный, море отражало тонущее в нем солнце во всей роскошной закатной красе. Зрелище было незабываемое. Потом мы разговорились. Конечно, о предстоящем нам сражении. И, глядя на стоящие рядом "Потемкин" и "Орел", долго спорили о том, как лучше размещать артиллерию среднего калибра — в башнях или казематах. Апостоли оказался яростным сторонником башен. Я же, как и раньше, считал, что казематы по целому ряду причин предпочтительнее. Спор этот разрешил командир, который снизу услышал наши препирательства, и попросил меня отправляться спать, так как мне скоро стоять "собаку"...
Как всегда и здесь высказалась смешная сторона человечества, хотя и в исключительном случае. Я говорю о курьезе, который был со мною, когда мы уже закончили всю подготовку к ожидаемому сражению. Ко мне в каюту пришел прапорщик Т. и просил меня сегодня же заплатить ему 9 рублей за саблю, которую я хотел у него когда-то купить; так он решил, что может случиться, что покупателя убьют в бою, и он останется с ненужной ему саблей! В эту ночь офицеры и команда стали на две вахты, и я оказался на вахте с 4-х до 8-ми часов утра старшим вахтенным офицером...
В семь часов, в дали, в посветлевшей восточной стороне горизонта, показались девять силуэтов больших и, судя по всему, военных кораблей, явно направлявшихся в нашу сторону. Командира быстро разбудили, и нам стало даже радостно, как спокойно и весело он сказал: "Ну-с, господа, кто старое помянет... Давайте же к делу. Работенка та еще будет!" Пробили боевую тревогу, адмирал приказал броненосцам через полчаса иметь 14 узлов, крейсера все двинулись к транспортам, и только "Изумруд" наш, набирая ход, побежал навстречу неизвестным...
Глава 7. В ожидании "самых главных дел"
Владивосток. Японское море. Июль — октябрь 1904 года
— Дым на Зюйд Ост!
— "Варяг" и "Богатырь" — на пересечку, — мгновенно отреагировал Небогатов.
— Вспомогательный крейсер, "Ниппон-Мару". Уходит на Ост на 17 узлах что-то телеграфируя.
— Догнать и немедленно потопить, пока он на нас Камимуру с Того не навел! — продолжал командовать Николай Иванович.
— Еще дымы, на этот раз Норд Вест!
— Так, бронепалубники у нас не успеют, "Громобой"?
— Ему еще пары в котлах для полного хода надо разводить, — осторожно напомнил адмиралу свежеиспеченный начальник штаба Николай Николаевич Хлодовский.
— А почему у нас всего в двух сотнях миль от Рюкю броненосные крейсера идут с холодными котлами? Они что, на прогулке!? — сорвался Небогатов.
— Так вы же сами еще вечером отдали приказ "идти экономичным ходом", а отмены так и не последовало...
— А кроме как у меня больше ни у кого головы нет? — злился уже на себя Небогатов.
Пока адмирал был занят самобичеванием, а на "Громобое" разводили пары в холодных котлах, дым на Норде материализовался в эскадру из четырех быстроходный броненосцев, о чем и последовал доклад. Адмирал приказал уходить от них на Зюйд, надеясь соединиться с ушедшими за японским дозорным бронепалубниками. Но спустя еще четверть часа последовал новый доклад.
— "Варяг" сообщает по радиотелеграфу, что утопил "Ниппон-Мару", и теперь возвращается вместе с "Богатырем", но за ними гонится Камимура с пятью броненосными крейсерами!
В результате не слишком удачного маневрирования Владивостокский отряд оказался между молотом и наковальней. Попытка прорыва мимо крейсеров Камимуры привела к очередному попаданию в злосчастную носовую оконечность "Осляби". Ход броненосца-крейсера упал с семнадцати до четырнадцати узлов, и броненосцы Того на горизонте стали явственно приближаться. У более быстрых броненосных крейсеров еще был шанс уйти, но Небогатов отказался бросать "Ослябю". Последовавший бой ВОКа с объединившимися силами Того и Каммимуры, в котором русские крейсера постепенно избивались до состояния полной небоеспособности, был прерван Рудневым.
— Война на данном этапе закончилась, всем спасибо. Я думаю, тот факт, что до Артура нашим недобиткам уже не дойти, даже если Хлодовский, он же Того, их вдруг по доброте душевной отпустит, всем уже очевиден. Да и последнее попадание в "Смоленск" почти неизбежно ведет к его взрыву и уничтожению запасов снарядов для первой эскадры. А доставка их в Артур — одна из приоритетных задач. Итак — победа японцев, поздравляю Николай Николаевич. Давайте начнем разбор ошибок. Николай Иванович, вы первый. Что вы сделали не так?
— Не отдал приказ с рассветом поднять пары во всех котлах на броненосных крейсерах. Просто скорость вводных — час в пять минут, немного меня запутала. Кстати, Николай Николаевич, каким образом японцы под вашим руководством оказались столь удачно расположены? Что — то мне сомнительно, не обошлось ли тут без шельмовства какого... Простите, не в обиду, конечно...
— Да упаси Бог! Я же, по условиям игры, знал, что вы идете к островам Рюкю. Вот и поставил две эскадры так, что иди вы от Цусимского пролива к ним по прямой, неизбежно оказывались между ними.
— Н-да... Никакого уважения не стало к старшим. Что по годам, что по званию, — невесело пошутил игравший роль посредника в организованной им штабной игре Руднев, — но какие еще уроки мы можем вынести из первого виртуального разгрома нашей эскадры японским флотом, под командованием Хлодовского-Того?
— Полагаю, — осторожно начал Хлодовский, — что посылать сразу оба бронепалубника за одним вспомогательным крейсером противника это немного... расточительно. Ему за глаза хватит и одного, а при эскадре останется быстроходный разведчик.
— Да и само расположение бронепалубных крейсеров — парой в пяти милях по носу основных сил, несколько неудачно. "Ниппон-Мару" успел подойти на расстояние, позволяющее ему опознать все корабли основных сил, — вставил свои пять копеек Небогатов, надо отдать ему должное он уже отошел от того, что его "разгромил" капитан второго ранга, — может лучше им отойти миль на двадцать и разойтись подальше? Тогда они полностью посматривают полосу перед главными силами, а если один крейсер преследует противника, тогда уже второй подтягивается ближе к основной колонне. Да, и еще — в следующий раз чур Я играю за японцев.
— Ну, тогда полчаса на перекур, и начинаем второй прогон. Условия те же — высадка десанта на острова Рюкю с последующим прорывом в Артур. Да, Николай Николаевич, а откуда вы взяли столь подробную карту архипелага? У нас в штабе вроде масштаб поскромнее был, а эта чуть ли не во всю стену...
— В библиотеке оказалась. Решил, что нам не помешает, а что, Всеволод Федорович?
— Нет ничего, все нормально, идите готовьтесь. А то вам через полчаса Небогатов мстить будет, — про себя Руднев злорадно улыбался.
Ели он правильно оценивает уровень японской разведки во Владивостоке, о запросе карты островов Рюкю в библиотеке дядюшке Ляо должны доложить уже завтра. Если конечно не успеют сегодня. Остается надеяться, что доклад об этом уйдет в Японию оперативно. Грубый слив информации, как в прошлый раз, теперь скорее всего приведет к обратному результату, японцы не идиоты. Приходилось вводить в заблуждение о целях операции всех, включая Небогатова и свой штаб. Истинный маршрут эскадры и масштаб предстоящего, во Владивостоке пока знал только он...
Но регулярная практика в судовожденческой стратегии, даже если цель игры немного отличалась от цели реального похода, шла офицерам на пользу. Когда Руднев, перебирая свои воспоминания о периоде обучения, понял, что ни его, ни других капитанов первого ранга и адмиралов русского ВООБЩЕ НИКАК НЕ УЧИЛИ принципам вождения эскадр в бою, ему стало хреново. Ну как, как, черт побери, можно вообще воевать, если высшие офицеры учатся своей главной работе, "по ходу дела"?
* * *
Руднев окончательно забыл о том, что такое восьмичасовой сон. В очередной вечер, когда он, борясь со слипающимися глазами, пытался написать очередной приказ начальнику порта, в дверь его кабинета как-то особенно суматошно постучали.
— Ну, что там еще стряслось, господи? — вскакивающий из положения "задремал сидя" адмирал опрокинул на так и не дописанный документ чернильницу.
— Никак нет, ваше превосходительство, не то, чтоб стряслось... Тут, вот, к Вам... По личному делу... — донесся из-за двери странно нерешительный голос ординарца.
— По какому еще на хрен личному делу? Какие у меня могут быть личные дела, если я уже третий месяц как не могу найти времени даже к мадам Жужу сходить? Кого там принесло на мою голову?
