«Готово, — подумала Кларисса. — Запись передана».
«Она сказала мне, что хранит секрет, который не хочет уносить с собой в могилу. Я не думала…»
Девушка повернулась лицом к корзине, и на мгновение показалось, что ее глаза заблестели.
Затем она отвернулась.
«Ну, я не знаю, что здесь такого важного, что она не могла сказать мне, но я закончила. Увидимся».
«Подождите!» — запоздало попросила Рёко, когда девушка ушла, проигнорировав ее.
— В чем дело? — спросила Асами, выглянув из-за плеча Рёко.
— Не знаю, — сказала Рёко. — Но…
Она снова оглядела комнату, высматривая Ацуко Арису, но женщина, казалось, растворилась в пустоте.
«Не знаю, почему же я не могу побывать на семейном событии без появившихся из ниоткуда призраков», — подумала она.
— Дай мне секунду, — сказала Рёко, садясь в удобное кресло. — Я хочу взглянуть, что это за запись воспоминания. Скажи, что я занята, если кто-то будет меня искать.
Ее приветствовал тихий стук падающего на зонт дождя.
Воспоминания, реконструированные из периода до установки имплантатов идеальной памяти, всегда были несколько размыты, но этот мир выглядел особенно похожим на сон, и серое, пасмурное небо только способствовало этому качеству. Детали проступали и исчезали из вида: стряхивающий потоки воды гладкий тротуар, проезжающий мимо насыщенно-красный автомобиль, яркая анимированная реклама свежего моти, держащая ее руку рука ее матери…
Ее мать…
Она взглянула вверх, на посмотревшее на нее в ответ тонкое коричневое лицо, казалось бы, высоко возвышающееся над ней. Она дернула руку, остановившись поглазеть на рекламу.
— Может быть позже, хорошо, filhinha? Идем.
Ей в разум просочилось несколько кусочков контекста. Они навещали ее дедушку, который был в больнице. Ее дедушка был очень старым человеком и очень больным. Ей казалось, он всегда был болен. Конечно, она не могла вспомнить, когда он не был.
Она позволила матери увести ее за руку, прочь от рекламы и в богатое здание больницы, которое, как она теперь осознала, было перед ней. Они тихо прошли по зданию, мимо автоматизированных постов охраны, в красивый, пустой лифт с яркими кнопками и прозрачными стеклянными стенами.
Потребовалось лишь мгновение, чтобы достичь комнаты, где уже собралась остальная семья. Не так уж и много — бабушка сидела рядом с мужчиной в инвалидном кресле, держа старика за руку. Ее лицо, все покрытое морщинами, тем не менее, всегда заставляло ее выглядеть моложе. Казалось невозможным, что она когда-нибудь заболеет, но печаль… ну, ее лицо выглядело таким печальным…
А затем был ее отец, по-видимому расхаживающий по комнате, с мрачным лицом. При их появлении он сразу же направился к ним.
— Как он? — угрюмо спросила у него мать.
— Не очень, — сказал отец. — Началось каскадное повреждение клеток мозга. Теперь может быть всего несколько месяцев. Он хочет эвтаназии.
— Понятно, — сказала мать, в то время как девочка внизу озадачилась смыслом фраз. — Ну, мы знали, что это наступит.
— Он хочет увидеть свою внучку, — сказал отец.
— Знаю, — сказала мать, подводя ее к инвалидному креслу. — Давай, filhinha.
— Дедушка, — вежливо сказала она, и старик улыбнулся. Ее бабушка посадила ее к старику на колени, мужчина на мгновение приобнял ее, и она заерзала. По правде говоря, ей не очень нравилось быть рядом с дедушкой — он странно пах — но он всегда был к ней добр. Плюс с ее стороны невежливо было так говорить о больном человеке.
Ее мать встала перед ней, распахнув глаза, и через мгновение моргнула, сделав снимок. Ее бабушка поставила ее обратно на пол — она была слишком тяжелой, чтобы он мог долго удерживать ее.
Ненадолго повисла тишина.
— Я просил… — начал дедушка.
— Я знаю, — сказала бабушка. — Мы пойдем. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
И после этого остальные ушли, сноподобное качество памяти заставило их исчезнуть из комнаты. Остались только она, растерянно моргающая, и старик.
— Дедушка… — начала она.
Но затем с тихим скользящим шумом открылась одна из дверей в комнату, и вошла женщина.
Нет, не женщина.
Девушка.
Мгновение девушка стояла у самого порога, казалось, рассматривая их обоих. Длинные черные волосы девушки, с алой лентой сверху, сдвинулись, когда она поправила их и, всего на мгновение, взгляд девушки задержался на ней, как будто почти вонзившись в нее, и она поняла, почему приняла ее за женщину.
— Они знают, что я здесь? — пошла вперед девушка.
— Нет, — сказал дедушка. — Я не сказал им, с кем встречаюсь. С телепатией Арису я не могу исключить ее осведомленность, но обычно она уважает мою приватность.
Он приостановился.
— Немного безумно. Они бы вовсе не стали меня слушать, если бы я не умирал.
— Ну, еще есть время принять мое предложение, — сказала девушка.
— Нет, — резко сказал дедушка. — В прошлый раз я был молод. Я хотел испытать больше жизни. Вот почему я позволил тебе оплатить мое лечение. Сейчас у меня есть семья, дети. Не думаю, что мне стоит задерживаться еще дольше. Особенно если это потребует… ресурсов.
Последнее слово было сказано со взглядом на ребенка, тем взглядом, что использовали взрослые, когда пытались что-то скрыть.
— Мало кто вообще знает, что такое продление жизни возможно, — с изогнувшей губы легкой улыбкой сказала девушка. — Иначе спрос для столь ограниченного ресурса был бы ненасытен. К примеру, Ацуко не знает. Но подумай, что она чувствует.
— Я знаю, и мне жаль, — сказал дедушка, на мгновение опустив глаза. — Но я не считаю себя вправе оставаться как пиявка жить здесь. Кроме того, мне всегда хотелось встретиться с этой моей сестрой.
Девушка слегка улыбнулась шутке.
— Знаешь, она настояла, чтобы здесь была ее внучатая племянница, — сказала девушка. — Не уверена, почему. Может быть, ей понравилось, что ты назвал ее в ее честь. Хотелось бы, чтобы она мне что-нибудь объясняла, по крайней мере иногда. Хотя, полагаю, для этого она недостаточно часто разговаривает со мной.
— У тебя есть сестра, дедушка? — странно спросила девочка.
— Это шутка, — мягко объяснил дедушка. — Не подкатишь меня к окну, Хомура?
— Если настаиваешь. Знаешь же, не просто так кресло роботизировано.
— Настаиваю.
Девушка подошла к инвалидном креслу и тепло улыбнулась ей свысока, погладив ее по голове. Она надулась, издав гневный хмык. Она ненавидела, когда взрослые так делали.
— Помнишь, когда я был молод, и называл тебя онээ-тян? — спросил старик, когда кресло направилось к окну.
— Пожалуйста, не напоминай.
— Я был по уши в тебя влюблен.
Хомура поморщилась.
— Я же сказала не напоминать. Мне из-за тебя было плохо, ты был таким неловким.
Ее дедушка усмехнулся, и девочка задумалась, о чем был этот разговор. Девушка и дедушка говорили почти как равные, и «онээ-тян» называли старшую сестру, но девушка была очевидно гораздо моложе.
— Ну, во всяком случае, спасибо, что познакомила меня с Арису, хотя не уверен, не стоит ли вместо этого благодарить эту мою сестру.
Они достигли окна, девочка последовала за ними.
— Насколько помню, — сказала девушка, — единственный способ, которым я добилась от тебя согласия на свидание, это поставила его условием продления жизни.
— И мне придется с ней об этом поговорить. Никто не любит манипулятивных и властных старших сестер.
— Даже всеведающих?
— Особенно всеведающих.
В разговоре наступило затишье, во время которого девочка размышляла, что может означать «всеведающих». Ну почему взрослые не могли просто использовать слова попроще?
— Взгляни туда, — сказал дедушка.
Она так и сделала, и это, возможно, было самое чистое воспоминание всего сна.
Митакихара под затуманившим окна влагой дождем выглядела сырой и мрачной. Район вокруг них был застроен гигантскими башнями гиперкласса, сияющими и прекрасными под солнечным светом, но мрачными сейчас. Чуть дальше видны были другие районы города: роботизированные сборочные заводы, университет, военная база и, особенно, государственное жилье, некоторыми насмешливо называемое трущобами.
— Надвигается буря, — сказал ее дедушка. — Все не может так продолжаться. Здесь мы держим низший класс удовлетворенным, с бесплатным жильем, бесплатной едой, бесплатным практически всем, и даже тогда остается обида на гиперкласс, на нас, бездельничающих здесь в кругу роскоши. Мы здесь в порядке, но что насчет других мест? Что насчет тех мест, где они ничего не получают, где их дети голодают на улицах? Таких мест, откуда родом моя невестка? Что происходит там?
Мгновение Хомура молчала, встретившись взглядом с мужчиной в инвалидном кресле.
— Конечно, надвигается буря, — сказала она. — Но чего ты от нас хочешь? Мы смягчаем все, насколько можем, вмешиваясь, где можем. Чуть больше, и мы рискуем войной. Настолько катаклизменной войной, что это может прикончить нашу расу.
— Ваш МСЁ развращен, Хомура, — сказал старик. — Развращен, декадентен и ленив. Я знаю, что поговаривают в ваших коридорах власти. Я знаю о сковавшем вас параличе. Они просто не могут столкнуться с необходимыми жертвами. Не из комфорта своих особняков, лодок и чаепитий. Гиперкласс губит этот мир, и мы его часть, осознаете вы этого или нет.
— Не говори мне о жертвах, — отрезала девушка. — Ты понятия не имеешь о цене, что придется заплатить.
Ее дедушка выразительно взглянул на горизонт.
— В итоге цену придется заплатить. В этом проблема. Лучше сейчас, чем позже.
Повисла тишина.
— Так ты позвал меня сюда, чтобы сказать это? — спросила девушка.
— Нет. Не только. Речь идет о Мадотти.
Он схватил девочку за плечи, удивив ее, так как она почти не шевелилась, поглощенная разговором.
— Учитывая, что грядет, что я вижу, я хочу, чтобы у нее была нормальная жизнь. Никакого контракта, никакого МСЁ, ничего. Я знаю, что ее шанс высок, но я не хочу, чтобы ей пришлось видеть надвигающееся, и не хочу, чтобы она участвовала. Я даже не хочу, чтобы она знала об МСЁ.
Хомура ошеломленно уставилась на него.
— Это абсурдная просьба, — сказала она.
— Ну, я ее высказал. Уважь желание умирающего.
— Ее родители…
— Я уже поговорил с ними, и они согласны. Они не знают, с кем я встречаюсь, но они знают, о чем я прошу. Ты знаешь историю ее матери. Арису будет не рада, когда выяснит, но она может никогда не узнать, что это была моя просьба. Это ведь не чрезмерно, не так ли, с твоим-то влиянием? Даже инкубаторы уважают твои запросы.
Хомура сурово и холодно посмотрела на него, и это ужасно было видеть, но ее дедушка спокойно встретил ее взгляд.
— Очень хорошо, — сказал она. — Но только ради тебя. Это все?
— Да.
— Тогда позволь мне стереть ей память. Если ты и правда серьезен, в этом разговоре для нее слишком много информации.
Ее дедушка искоса взглянул на девушку.
— Ты так можешь?
— Я этому училась. Это не слишком сильно, но она ребенок — ее память все равно хрупка. Пока она не получит слишком много напоминаний или не узнает слишком много правды, подавление должно держаться.
Долгое время двое взрослых смотрели друг на друга.
— Ладно, действуй, — сказал дедушка.
— Будет непросто скрыть следы моей силы, но я должна справиться.
Девочка уже пятилась назад, боясь последствий сказанного, но ее дедушка поймал ее за руку, а девушка подняла ладонь, излучающую зловещее фиолетовое свечение. Невозможным образом одежда, в которую она была одета, заметно изменилась.
— Прости, — сказала девушка, — но все закончится быстро.
Девушка вцепилась светящейся рукой ей в лицо, сжав пальцами череп. Ее ослепило светом, а боль обожгла ей душу.
Последние части видения состояли лишь из света и голоса Акеми Хомуры.
— Знаешь, каким было желание ее матери, Тацуя? Я знаю. Я ее спросила. Она желала мести, любой ценой. Надеюсь, это не бросит нас всех в пламя.
Рёко растерянно очнулась от сна наяву, голова слегка пульсировала. Слишком быстро обрушились на нее факты — она уже знала, что Ацуко Арису была бабушкой ее бабушки, хотя на самом деле она не знала истинности этого. Но остальное — ее предок и Акеми Хомура, разговаривающие о загадочной сестре, которая, в контексте, могла быть только одним человеком, точнее, одним божеством…
В этот раз она смогла сложить кусочки вместе. У ее бабушки не было причин присутствовать на этой встрече, помимо просьбы некоего божества. Воспоминание было запечатано, казалось бы, стерто, и, тем не менее, вот оно снова, готовое для ее изучения. Весьма телеологически, но не стоит удивляться, что все становится таковым рядом с настоящим божеством.
Которая по какой-то причине дала ей знать, что они родственники.
Как там сказала Богиня? Что она для чего-то рождена? Кёко даже в шутку сказала что-то о пророке.
Произошедшая от бога, используемая ею как инструмент, наполненная видениями — это наверняка похоже было на какого-то пророка. По крайней мере, насколько говорилось в историях.
Она желала изучить мир, и вот она, изучает те его части, о существовании которых она даже не знала. Но она не знала, хочет ли быть пророком.
Рёко почувствовала, как в ней вздымается иррациональный гнев. Не из-за того, как обращались с ее бабушкой, но из-за окружавших ее. Что она должна была делать с этим знанием? Чего добились, скрыв это от нее? Почему с ее семьей все так вышло? Никто из ответственных не был доступен. Ацуко Арису ушла и могла даже не знать о произошедшем. Старик из видения был давно мертв. Акеми Хомура пропала.
Она позволила гневу наполнить ее, потому что он приносил ясность. Ей не хотелось думать ни о чем другом. Еще оставалось, с кем она может поговорить, кто, похоже, ко всему приложил свою руку.
Кто даже сказал ей:
«Загляни ко мне снова, когда все это закончится, хорошо? Полагаю, нам многое нужно будет обсудить».
И правда пророческие слова. Конечно, сложно удивляться этому, когда они сказаны Богиней.
И у нее, похоже, было и человеческое имя, которое Рёко прекрасно знала. Как там сказала Хомура?
«Знаешь, она настояла, чтобы здесь была ее внучатая племянница. Не уверена, почему. Может быть, ей понравилось, что ты назвал ее в ее честь».
Итак, ее бабушку назвали в честь Богини. Старик явно был родственником бабушки по отцовской линии — как минимум, на это намекал этнос. Складывая все вместе, получалось, что у Богини должно быть в точности такое же имя, как у ее бабушки. Это значило, что человеческим имени Богини было…
«Канамэ Мадока», — немного потрясенным голосом закончила за нее Кларисса.
К тому времени, как она достигла Зала Ленты, сила ее гнева остыла, возможно, к изрядному облегчению Асами, которую она потащила — а после телепортировала — с собой практически силой. Она, похоже, напугала Асами, судя по тому, как девушка продолжала спрашивать, в порядке ли она, и предлагать сходить купить ей сладкие напитки.
