Ридигер мотнул головой:
— Пока князь под городом стоит, Ратуше не до нас, мелкотравчатых.
— А далеко стоит?
— Точно на южной дороге первый лагерь, на северной — второй, а третьего со стен не видать, гдето к Финьтену... Первый лагерь тут за рощицей, почти рядом. Пять пальцев ходу, если конь хороший.
Спарк огляделся. Они разговаривали в веселом, светлом осеннем перелеске, где-то полдня пути от стен ГадГорода к югу, на пустом насквозь Тракте. ГадГород оттянул всех ратников на стены; а хуторяне степного края, учуяв войну, принялись закапывать зерно. И первым же делом позакладывали наглухо ворота, превратив П-образные хутора в настоящие крепости. На восток от перелеска открывалась холмистая степь, усыпанная темными домиками-веснушками. Хлеб давно убрали; до озимых было далеко. Земля светилась серебристой ковыльной изнанкой. Пашни ржавели сорнякомскороспелкой, шерстились пшеничной стерней — еще золотой, пока дожди не пошли. Желтые, красные и винноцветные перелески кудрявыми овечками разбрелись по окоему, под чистейшим синим небом; и так славно было сидеть на теплом пригорке, спиной в бугристый сосновый ствол! И ни о чем, совсем ни о чем не думать...
— Еще что видел?
— Послы княжеские из Ратуши выходили со старшиной городской... ну как знаешь, когда ватага из кабака валит. Ругаются и грызутся; а кто чужой подступи — сразу друг за друга горой. Думаю, сговорились. На юг пойдут. И скоро, пока Золотой Ветер держится. До Теней и Туманов решится все...
Помолчали. Спарк проследил полет паучка на белесой нитке — точь-в-точь зыбкая судьба человеческая. Вздохнул:
— Земля берет, в Воду уходят, Воздух уносит, а Огонь удостаивает... Берт, стало быть, удостоился... А родичей его не потянули к ответу? Дочку там, племянников, или деревенскую родню?
Ридигер сокрушенно покачал головой:
— Чего не знаю, того не знаю. Прости.
— Я тебе и так должен, — Опоясанный поднялся и пошел к опушке, поддал ногой листья — золотые, золотые, золотые! Как вся осень вокруг, как проклятое обручье.
А время такое. Время Золотого Ветра. Ровно десять осеней назад Игнат стоял на холме перед Трактом...
Опоясанный хлопнул Ридигера по плечу:
— Деньги найдешь, где обычно. К нам больше не суйся, оставляй только знаки, где уговорено...
Лазутчик услышал между слов: "Тебя еще потерять не хватало!", а Спарк продолжил обычным голосом:
— Ну, езжай!
* * *
— Езжай. Следующий!
— Дык, это...
Над телегой нависает чудовище. Тело звериное, на четырех лапах. Вместо шерсти — перья. Громадное такое чудовище, черно-пестрое.
Телеги, конные и пешие струятся в узкое горлышко. Дорога старательно перекопана, оставлен только извилистый проезд на одну тележку ровно. Большие упряжки распрягают, а телеги прокатывают на руках или веревками. Ломовые, которые одной лошадью не вытянешь, приходится разгружать. Перелески по обе стороны дороги усажены заостренными кольями, завалены сухостоем. Каждому видно, что сухостой сюда старательно стаскивали со всей округи: чтобы пост нельзя было объехать.
А на посту и вокруг полно волков — с хорошего теленка ростом; таких тут отродясь не видали. И, вдобавок эти самые пернатые чудовища. Которые, вдобавок ко всему, еще и летают. Несмотря на то, что стоящий человек едва-едва дотянется рукой до холки; а уж до мощного, чисто птичьего, клюва — и в прыжке достанет не всякий. И такое вот чудо, глазами с зимнюю шапку величиной, рассматривает лежащих на телеге пятерых мужиков. Едут на заручины куда-то "до кума, во-он там, за лесом, на большак, ваше-ство". И, по всему видать, отмечать заручины начали загодя.
Непонятно, кого или что ищут странные существа. Старший княжеский гонец только и молится в мыслях, чтоб не их. Чтоб приняли за селян. Потому что совсем рядом с дорогой на колья насажены три головы в знакомых шлемах. Точно такие шлемы гонцы оставили в деревне, приказав старосте спрятать их понадежней, и посулив, в случае удачи, не требовать дорогой доспех обратно. Старший прикрывает глаза, поворачивается на сене, устраиваясь поудобней. Опускает ладонь на рукоятку меча, засунутого к самому дну телеги. Успокаивается: чудовище, шумно обнюхав телегу, отваливает в сторону. Разевает клюв и скрипит совсем по-человечески:
— Езжай. Следующий!
Телега медленно выкатывается на чистую дорогу. Конь совсем не испуган, хотя волков вокруг множество. Староста дергает вожжи окаменевшими руками. Навстречу — никого. Гонцы осторожно ворочаются в сене, все еще не веря собственному счастью. Вырвались! Удалось обмануть! И уже прикидывают, сколько золота за сведения о диковинных существах отвалит князь.
* * *
— Князь готовит удар на Тракт...
Великий Маг опустил свиток на стол. Прошелся к верстаку и обратно, по щиколотку утопая в золотистых пахучих стружках. Лучший предсказатель Леса — ежик Дилин — погружался в деревянное море по пояс. Чтобы ходить в мастерской, ему приходилось грести обеими руками, точь-в-точь как плыть.
— Стружек — немеряно, — вздохнул старый Сеговит, начальствующий над изготовлением приборов, магических и чертежных инструментов. — Матрасы набиваем. Придумай, что с ними делать — озолотимся.
Великий Маг Огня — Скорастадир — нетерпливо стряхнул вездесущие желтые кудряшки с алой мантии:
— По времени как-то уж очень точно с Болотным Королем совпало, не находишь? Те с севера, а Владыка Грязи с юга, от болот на запад. По карте — налево и вверх. Точно к Излучине выйдет. Пустоземье мог Князю обещать за помощь. А ГадГород просто под руку попался...
Сеговит переступил по желтому ковру:
— Знаешь, я думаю вот... Мы, маги, живем долго. Судя по нашим архивам и записям, Владыка Грязи вовсе бессмертен.
— И что же?
— Да что! — всплеснул обеими руками дед, — И не тошнит же его, сволочь туманную, воевать и воевать и воевать! За то время, что он живет, на наших северных окраинах Финтьенская империя успела родиться, прославиться, сгнить и рассыпаться; от нее одна столица осталась. Княжество поднялось из деревушки в предгорьях. ГадГород из кучки хаток на болоте до купеческой столицы разросся. А эта сволочь знай себе зверье плодит да к нам тучами выгоняет — вот и вся его жизнь, на что потрачена?
Скорастадир фыркнул, выругался и ушел. За ним из мастерской выбрался ворчащий Сеговит. Дилину наскучило плавать в стружках, и он поднял себя заклинанием — солнечные барашки шлейфом посыпались с серых иголок.
— У Скора теперь жена, — Доврефьель забрал ухоженную бороду в горсть. — У Сеговита его железки. Вот скажи, Дилин: зачем отмерять такие маленькие промежутки времени, что ты их даже заметить не успеваешь? Для чего их считать? Сеговит все над часами бьется, чтоб совсем мелкие части дня отсчитывали... Слушать невозможно: так-так-так-так... и так все время, представляешь?!
Дилин хмыкнул. Полетал туда-сюда, лавируя между лучей утренного солнца, и стараясь не поворачиваться лицом к слепяще-белым окнам. Со вздохом сожаления убрал левитацию и мячиком шлепнулся на пустой верстак. Поднял на старого волшебника грустную мордочку:
— Владыка Грязи начнет не раньше весны. Я видел! Который раз под Золотой Ветер кошмары снятся...
Доврефьель зевнул:
— Опять подняли ни свет, ни заря, ур-роды. Знаешь, я почти добил ту задачу с сетью. Там, если твоим языком записать, всего два преобразования в основе. И получается точно, как я хотел. С ооодного... ух, чуть челюсть не свернул... края Леса можешь увидеть, что творится на другом.
— Только для этого надо магов по Башням держать, а наши в Школах все... — ежик зевнул следом. — Лет через двадцать, как навыучим, станет проще.
— Хрена тебе лысого и квадратного... — Доврефьель уселся на верстак. — Письмо видишь? Мир кончается. Долгий мир был, не пожалуешься. Пять по восемь лет без единой войны... И теперь вот. Не иначе, Болотный Король нашел проход через горы на восток. Откуда-то же взялся в ватаге красноглазый атаман. Да еще вышколенный драться чуть не лучше самого Лотана?
— Я спать хочу, — зевнул еще раз Дилин, — А не судьбы мира распутывать.
Доврефьель молча-издевательски поднял одну бровь. Ежик печально кивнул:
— Ну да, конечно, ты прав. Как засну, мне точно про судьбу мира и приснится... Красное все такое и с брызгами, как тот фонтан, что у нас на площади сделали. Слушай, мы же у Спарка тогда так и не спросили: а что, у них фонтаны и зимой работают? Или их... ну, замерзают, и они так стоят ледяными цветами до тепла? Красиво, должно быть!
Великий Маг покачал головой:
— Напиши ему письмо. К счастью, в его краях Башни и Сеть содержатся в исправности. Письмо вчера на закате отправлено, а получил его я около полуночи... — слез с верстака и еще раз зевнул. Добавил:
— А раз в исправности, то и войско мы поднимем там за день... ну, за два.
Ежик опустил голову:
— Я, сдается, понял, что ты задумал: напасть на ГадГород, пока Болотный Король чешется. А Князю нас в хороших стенах не взять. Они не соединятся... Кого ты хочешь в ЛаакХаар с посольством отправить? Людей надо, там нас не принимают.
Ректор Магистерии направился к выходу:
— О посольстве завтра буду думать, когда высплюсь. Посольство надо на свежую голову и по очень хорошему размышлению подбирать. Это тебе не армия!
* * *
Армию Леса наместник знал очень хорошо. Во-первых, за время обучения он стажировался в гарнизоне Берега Сосен — вперемежку с походами на ладьях Морской Школы. А во-вторых — и, пожалуй, в главных, — Лес-то и начался именно с остатков имперской армии. С той ее части, где готовили отряды боевых зверей. После первой горячей войны, которая превратила восток в пепельные пустыни, связь с метрополией прервалась. Биостанции оказались заброшены. Зверей, которых до того учили и лечили — где успели выпустить из клеток и со слезами отправили на вольное житье; а где попросту расстреляли... Что, конечно же, не понравилось выжившим.
И получился дикий слоеный пирог из людей, сохранивших оружие и знания; зверей, получивших свободу и толком не умеющих ей пользоваться; просто диких зверей, которых тогда в Лесу и окрестных землях было не в пример больше; наконец, мутантов, добравшихся до этих земель в промежутке между первой горячей войной и "черной смертью" — второй цепочкой войн, в которых и догорела Империя. После этого из-за восточных гор приходили раз в сто лет. Как учитель Стурон в Школе Левобережья. Или как та красноглазая сволочь, перерубившая Ратину два ребра...
Население Леса никогда не забывало, каким концом копье втыкается. Соседи его тоже выросли не в парнике между огурцами и дынями. Так что ожиреть на покое и позабыть о чистке оружия Лесу никто не позволил. Вот и вышло, что для подъема ополчения в любом краю необъятного и малонаселенного Леса, достаточно было проплыть в небесах грифону с бочкой горящей смолы. Видно отовсюду; а двигаться надо туда, куда летит небожитель.
Совсем скоро — буквально за одну ночь — под рукой Опоясанного сошлись сто восьмерок медведей всех мастей и размеров, двадцать восьмерок чьелано: пестрых, золотых, белых и угольно-черных. Волки считались не восьмерками, а десятками. Боевой порядок десятки строился на двух четверках, отвлекающей и нападающей. А еще два волка оставались в резерве. Чаще всего это были самый опытный и самый молодой... Только раз Спарк видел правильную атаку волчьей лавины. Сотня или две серых зверей накатываются на строй мерной рысью, потом берут разгон — кажется, даже лениво переваливаясь с боку на бок; вдруг спохватываешься: да они ведь уже летят! Летят плотно, сбившись в мощный серый клин... а по спинам бегущих разгоняется лучшая — самая легкая, быстрая и свирепая десятка. И, когда щитоносцы умело склоняют длинные копья, эта самая десятка вдруг делает прыжок — из-за удвоенной скорости разбега, неимоверно длинный — легко перелетая закованные и оскаленные сталью первые ряды фаланги, нацеливаясь под знамя. Обрушивается на головы в середине строя, калеча руки, перехватывая сухожилия, полосуя направо и налево шипами боевых ошейников. Мгновение — и в стене щитов распахивается прогрызенная со спины брешь. В нее-то и бьет серый клин; и спасти от этого могут лишь стрелки, да не десяток, не два — а только сплошная завеса, залпы в упор, сотня на сотню. Но и тогда волки не отменяют атаки, не сдерживают разбега: врезаются прибойной волной, мечтая не уцелеть, а убить. И вот ради этого ощущения: когда земля дрожит под ногами, когда слитное движение увлекает за собой, и нечувствительно забываешь собственную трусость — ради одного этого чувства, и даже его бледного отблеска многие неглупые люди соглашаются надевать форму и выделывать нудные кунштюки на плацу с оружием...
Волков, которые так живо напомнили Спарку Берег Сосен, собралось тысячи две. А сколько собралось ежей, наместник даже не стал считать. Колючие шары заполнили всю опушку. Выпили воду в трех ручьях. Вынесли два лагеря в степь. Утыкали все вокруг сперва мишенями — а потом эти самые мишени стальными иголками, метательными звездочками, стрелками из духовых трубок, и какими-то вовсе непонятными кусками железа, больше всего похожими на развертку осьминога, но летавшими по заковыристым петлям и выходящими на цель сбоку или вообще со спины. Все это железо свистело и визжало каждый день; ежи шныряли под ногами; на опушке громоподобно рычали медведи, по вечерам на холмах перекликались часовые стаи Тэмр... Людям в городке казалось, что они попали в страшную сказку. Однако уже на третий день горожане освоились и совместно с охотниками выставили две сотни стрелков.
Движение по Тракту перекрыли. Проезд в ворота форта наглухо засыпали, мост разобрали. Полуготовые стены и ворота городка закрыли так же. Спарк торопился: со дня казни Этавана прошла всего половина октаго, но и это невыносимо долго, когда твою девушку в любой момент могут счесть ведьмой. Войско вполне разделяло его чувства: еды с собой у каждого было не так, чтобы очень. А охотой армию не прокормишь. Так что назначенный Доврефьелем командир — поседевший в пограничных стычках медведь с Берега Сосен — отдал приказ выступать в тот же день, когда тройка грифонов привезла его в Пустоземье.
И снова началась деловитая суета, звяканье, приглушенное бряканье и сержантская ругань; замелькали цветные картинки, имевшие для Игната значение только в той степени, в которой приближали его к девушке, ожидаемой вот уже десять лет.
* * *
— Десять лет на том болоте люди тонут! Как же они прошли?
Посадник ГадГорода оперся на парапет. Перегнулся через стену. Поморгал. Протер глаза. Сплюнул в ров.
Войско никуда не исчезло. В одну — не сказать, чтоб очень прекрасную! — ночь подошли тысячи и тысячи неизвестно кого. Подошли, конечно же с юга. Тут посадник ничуть не удивился. В последнее время неприятности только с полудня и приходят. А вот как они ухитрились обойтись без Тракта, протащить столько войска напрямик лесом, да потом еще по болоту? Оставили Косак по правую руку — там, небось, и знать не знают, что ГадГород в осаде. Князь дороги перехватил, а эти вовсе без дорог. По болоту влезли, и на тебе: стоят почти перед воротами!
