Закон выживания прост во все времена: хочешь жить — убей врага!
Убей так, чтобы после него тебе достались его запасы и разработки... Вторая мировая не прошла даром — жалеть противника больше никто не собирался.
— "Голос" рассказал, что вампиры сожгли Пярну... — Девочка ткнулась лбом в живот отца, демонстрируя, что она — все же ребенок. — А пилоты не вышли на связь с Траннуиком и Балликасл — тоже...
— Девочка моя... — Матвеев покачал головой, радуясь такой нежданной ласке со стороны уже совсем взрослой, дочери. — Рации имеют свойство выходить из строя, "Голос" очень любит эффектные сообщения, а вампирам, нет нужды сокращать поголовье своего скота. Кто-то должен их кормить, ремонтировать жилье... Все это построено людьми — и будет служить людям. И обслуживаться — людьми.
— Думаешь, Пярну — вранье? — Серые глаза отстранившейся дочери, нашли усталые глаза отца и замерли, ожидая ответа.
— Город мог сгореть и по другой причине. Правила ТБ пишутся обугленными пальцами...
— Первое правило химика: горячая колба выглядит точно также как и холодная! — Понимающе кивнула девочка.
— Иди уже! — Матвеев подтолкнул дочь к двери. — Жди подарка!
Детская фигурка выскользнула за дверь, а доктор биохимии Матвеев сел на край стола.
Завтра его дочурка выйдет в свет. Страшный и жестокий. Ничего не поделать — сейчас ребенок это единственная возможность получить необходимые сведения. Дети не только будущее. Дети, сперва, настоящее. И только потом — будущее!
Можно сколько угодно твердить им, о том, что мир прекрасен или жесток, но, пока они с ним не столкнутся нос к носу — мир будет для них сжат родительскими шорами.
Пошарив рукой на столе, Матвеев нащупал тяжелую, металлическую рамку с фото всей их семьи.
— Что, Карменсита, думаешь, дочка справится? — Доктору показалось, что глаза любимой женщины на фото как то по особенному сверкнули. — Вот и я думаю, что справится... Ведь она — просто твоя копия!
... Феечку Олег умудрился обидеть. Сильно так чем-то зацепить за живое, так сильно, что "табурет", повинуясь неслышному приказу своей владелицы, перевернулся в воздухе вверх тормашками, "высаживая" своих пассажиров на ходу, прямо в открывшийся портал.
Следом, с секундной задержкой, полетели вещи, еще позже, словно вишенка на тортик, в портал полетела "Дура", блистая своим защитным кожухом и завывая попадающим в отверстия, воздухом.
Горизонтальный портал принял груз, а вот "вышли" приятели в портал вертикальный, собирая собственными носами кучу желтой хвои и сосновых веток. Пять метров свободного падения это пять метров свободного падения и от законов физики нельзя избавиться, даже если ты пролетел в неведомое чудо, именуемое порталом.
Самый неприятный момент посадки оказался не в поцарапанном носе или синяках. Самый неприятный момент лежал сейчас прямо под ногами компаньонов, мокрый и едва шевелящий глазами. Бен едва успел удержать руку Олега, в которой "Коготь" появился раньше, чем до Аркана дошло, что лежащий у их ног — вампир. Учитывая отделку его костюма, украшения и состояние — вампир не из простых кровососов.
— "Высший разум"! — Вспомнил название этих длинноухих, Аркан, пощелкав пальцами. — По телевизору показывали таких...
— В чем отличие от не высшего разума? — Олег держал вампира на мушке. — Подыхают хуже?
— Власти больше... — "Стекло" пожал плечами. — Может рассказать больше...
Фигура эльфа пошла полуденным маревом миража, грозя растаять в тиши соснового леса и "Коготь" выплюнул все тридцать патронов прямо в голову существу, выспренно именующему себя "Высшим разумом".
Последние пули уже молотили хвойную подстилку — только капли крови говорили, что лежащий эльф напарникам не приснился, на похмельную голову.
— Блин! — Олег принялся прыгать по тлеющей хвое, затаптывая искорки. — Так и до пожара... Рукой подать!
Забота о природе, Аркана умилила.
Олег иногда казался как раз тем, кем и выглядел — лишь недавно перешагнувшим совершеннолетие, пацаном.
"Оттого и малышня от него в восторге..." — Аркан смотрел на друга, тщательно чистившего свое оружие, пока вокруг светило солнце и перепархивали с ветки на ветку, толстенные птицы, давно не боящиеся человека. — "Научиться бы, так же как и он, радоваться жизни..."
— Для этого надо умереть, Аркан. — Олег закрыл глаза и подставил лицо солнцу, принимая "солнечную ванну".
Бену показалось, что солнечные лучи, падающие на лицо толстяка, разбиваются на тонкие нити и разбегаются по всему тело, прячась под кожей, растекаясь под ней тонкими кольцами, золотого цвета, кольчуги.
Пока Олег безответственно тащился, грелся и наслаждался, "Стекло" решил разобраться с припасами, ругаясь и радуясь одновременно: стекла у них в поклаже отродясь не водилось, а вот пакеты с крупами, и приборы, доставшиеся "по наследству", можно было смело списывать если и не битое, так в порванное или поломанное — однозначно. "Дуру", с вмятиной на кожухе — точно.
Разобравшись с рюкзаками, морпех потер руки — введённое Олегом правило хранить крупы в двух пакетах — матерчатом и полиэтиленовом — оправдало себя полностью. "Порталы Кэтрин" превратились в хорошо перемешанную массу деталей, хотя и преподносились, как "портативные и ударозащищенные". Наверняка, имелся ввиду пинок излишне торопливого лаборанта, но никак не падение с высоты в пять метров, на колкую хвою. Котелку, ложкам и кружкам, да что им станется, алюминькам-то!
Олег все грозится настрогать ложек из дерева, чтобы губы не обжигать, да сделать ободки на кружки, для тех же целей, только никак не может найти подходящего дерева. Вечно то оно у него трескается, то лопается, то пахнет. Аркан честно сказал, глядя на мучения компаньона, возящего лезвием ножа по деревянному чурбачку в надежде придать тому хоть видимость будущей ложки, что руки толстяка заточены под металл и для деревянных поделок слишком грубые.
Олег после этого заупрямился еще больше и выстругал-таки, большую деревянную ложку-половник. На стакан жидкости и с ручкой, в сорок сантиметров длины.
Половник получился тяжелым и слишком прочным — Бен с его помощью совершенно спокойно забивал кролика, шарахнув зверька по лбу.
На "проверку", но совершенно "чисто случайно", по черепушке отхватил и самый настоящий волк, выскочивший на запах свежезаваленного кабана.
Череп сломался. Кухонная утварь — тоже.
Растерянный Олег, применивший половник совсем не по назначению, торжественно сжег деревянные обломки в костре, пообещав, что следующий черпак прослужит дольше, будет легче и короче.
Улыбаясь воспоминаниям, Бен попытался поднять с земли модернизированную механизмом "Дуру" и сказал все, что думает о "рационализаторах и изобретателях", едва успев убрать ногу из-под удара.
И без того не самое легкое орудие убийства, набрало не меньше десяти килограмм, лишилось привычного приклада и обзавелось длинным рукавом подачи патронов, собранных в ленту, теряющуюся в серебристом, жестком, ранце.
Толстячок, крякнув, самоделку поднял, упер себе в пузо, направил в сторону серого валуна, торчащего из земли, и принялся шарить пальцами по тому месту, где раньше был спусковой крючок.
Крючок остался на месте, а вот Олег, от отдачи, мало того что сел на пятую точку, так еще и согнулся от боли в отбитом пузе.
Валун был вырван выстрелом со своего места и лишился своей верхней части, разбросав острые осколки на пару метров вокруг себя.
— Отдача стала меньше... — Наконец смог выдохнуть Олег. — А...
— Одним дураком чуть не стало меньше! — Аркан не сдержался и наградил толстяка подзатыльником. — Ты чем думаешь, в конце-концов? Совсем больной — стрелять, не проверив оружие!
Олег повертел носом, признавая справедливость претензий и раскаянно потупился.
— Сильно прилетело? — Сменил гнев на милость, морпех.
— Как конь, копытом... — Сравнил ощущения, сидящий на хвойном ковре, парень. — Только копыто у него, размером с тарелку!
Бену, видевшему лошадей только издалека, такое объяснение ничего не объяснило, но...
— Слушай, Олег... Давай-ка валить отсюда! — Бен повертелся, как флюгер, принюхался и поморщился: к запаху пороха примешивался еще какой-то, резкий и ядовитый, словно горел совсем недалеко старый пластик. — Если Высший выживет, то здесь будет не продохнуть от всех тварей... Давай, капитан подводного назначения, не время боль кормить и холить.
— Ты совсем как мой начальник. — Олег осторожно встал на ноги, прислушиваясь к собственным ощущениям.
— Думаю, твой начальник был мужик что надо! — Бен протянул Олегу его рюкзак.
— Н-да... — Олег помрачнел и закинул рюкзак за спину, вдеваясь в лямки. — Может мы... На тебе отсюда уберемся? На ковре-самолете, разумеется! Ведь надо отсюда быстрее выбираться? Или я не прав?
— Прав. — Аркан полез во внутренний карман, доставая заветную коробочку. — Как можно быстрее и дальше...
Расставив подсвечники, морпех достал четыре огарка...
... Творец вновь перетасовал карты и принялся выкладывать новый пасьянс, тихонько улыбаясь и качая головой в такт собственным мыслям.
Сколько их у него?
Десять? Сто? Миллион?
Помнит ли он самый свой первый акт творения или давно впал в маразм творения ради самого творения, как подопытные мышки жмут рычаг, пропускающий разряд через вживленные в мозг электроды, умирая от голода и бессилия.
Есть ли у него любимцы?
И почему он — именно Он, а не Оно или Она?
Карты чередовались: рубашкой вверх, рубашкой вниз.
Туз мог лечь на даму, но сверху оказывалась тройка. Масти красные и черные, под другим углом зрения меняли цвета на противоположные, становясь красными пиками и черными бубнами.
Картинки перешептывались, стараясь не раскрывать рта и надеясь, что руки Творца сведут вместе давно любящие сердца, отведут злого врага во второй ряд, рубашкой вверх и накроют, скрывая с глаз, телом верного друга.
Или — преданного слуги. Ненужного раба, оттягивающего проклятье от своего владельца.
Что важнее?
Эти старые карты, знающие мир и помнящие руки Творца еще совсем мягкими и розовыми, а не заскорузшими от крови, мозолистыми. Или сами руки, так неторопливо достающие колоду из холщового мешочка, вышитого и подаренного самым злейшим врагом. Самим Творцом.
Руки неторопливо раскладывают карты, глаз привычно намечает ходы, а в голове, за внешним спокойствием, начинает бурлить адреналин.
Пока расклад еще в самом начале, есть возможность обмануть самого себя. Смухлевать, переложив нужные карты в нужные места, подтасовать друзей и... Наблюдать за причесанными и напудренными куклами, бегающими на поводке своего Творца.
Можно закрыть глаза и отдаться на власть самого короля всех королей — Случая...
И наблюдать за разлетающимися каменными осколками, с грустью прощаясь, с так и не получившейся реальностью, канувшей в пучину Хаоса раньше, чем с поверхности планеты стартую первые корабли, разнося строчки очередного кода ДНК сперва по окрестностям, потом забираясь все дальше и дальше, постоянно меняясь, мутируя, то теряя, то находя свое обличие.
Можно отдать все на откуп самым сильным или самым умным. Самым любящим, страстным или холодным и властным.
А можно просто сидеть и наслаждаться новым раскладом, импровизировать, создавать любимцев, о которых будут слагать легенды, в которых нет ни пылинки правды.
Миры творятся неспешно.
Миры пекутся быстрее, чем блины.
Герои приходят, а там где герои — там многочисленные жертвы, ведь герой это не тот, кто воспитывает в одиночку собственного сына.
Герой это тот, кто виновен в смерти других. Их смерти — его признак героичности, неповторимости и железной воли, в достижении цели.
Иногда карте удается вырваться из расклада и красиво спланировать на пол, делая вид, что ей совсем не место среди прочих.
Быть может это — гордыня или просто усталость, но рука Творца вернет ее в колоду, а затем выложит на игровое поле либо рубашкой вверх, либо картинкой, заставляя соблюдать правила игры, раз и навсегда установленные мирозданием, тем самым Творцом Творцов, творящим все сущее.
Творец может дать и второй, и третий шанс своему любимцу. Может выбросить вовремя из колоды, поменять на другую карту. Может. Для любимца всегда есть чуть больше возможностей. Чуть больше чудес и подарков.
Но, из "ничего" можно взять только ничего, зачерпнув полный ковш пустоты, нельзя утолить жажду.
Любимцу нужны друзья, нужна любовь. Нужен враг.
Руки раскладывают пасьянс.
Жизнь — далеко не шахматы и, записанные ходы, это ходы в никуда.
И любимца, сколько ты его не оберегай, приходится бросать в расплавленный металл жизни, бурю событий.
И Мироздание берет реванш, выставляя своего игрока.
* * *
Не далеко мы с Арканом успели смыться — вновь полыхнула зарница открывающегося портала и мы влетели прямехонька в ад танцующего танго, боя.
Совсем маленький отряд, человек пять, от силы, вполне успешно оборонялся от десятка наскакивающих со всех сторон Младших, успевая огрызнуться тяжелым калибром и по уже шатающимся от изнеможения, вампирам. Длинноухие тоже танцевали свой танец, но подойти близко не могли: стоило самому прыткому вырваться вперед, как раздавалось громкое "кланг" и шустряка уносило в толпу ему подобных, среди которых выделялся безрукий и лишившийся одного уха, в придачу, кровосос, подпрыгивающий от азарта и что-то кричащий.
К моему удивления, одноухий отчаянно матерился по-русски, польски, и немецки, щедро вставляя факи и неопределенный артикль из трех букв.
Окутанные защитой нашего артефакта, мы долго не раздумывали — Бен, как самый опытный, поставил ружье на сошки, помянул имя божье и пригрозил мне, что этого он так просто не оставит.
Подгадав выстрел под раскатистое "кланг" неизвестного нам оружия, морпех нажал на курок и в рядах раненых, словно подорвали тактический заряд, маленький, но мощный.
Не ожидая такого результата, Бен торопливо сделал еще два выстрела: первый — в сбившихся кучкой Младших, оставляя на их месте огненный шар и второй, на всякий случай, в сторону трех эльфов, замерших на своих местах, всего на пару мгновений. Мгновений этих как раз и хватило для того, чтобы эльфы перестали существовать, разнесенные в пух и прах маленькими кусочками огненной шрапнели, на которые развалилась пуля, при подлете к цели.
Три выстрела, с совершенно различными поражающими эффектами, не скрою, произвели на нас впечатление — сразу приходило в голову объяснение из двух слов — "инопланетные технологии"!
Дав команду убираться с места боя, Аркан с уважением погладил нашу вундервафлю по помятому кожуху и вскрикнул, отдергивая руку.
— Такая горячая? — Удивился я.
— Не... — Бен сунул руку подмышку. — Ледяная, зараза!
На моей памяти, старый морпех матерился всего дважды, являя собой просто образец идеального офицера. Еще бы не пил-курил-бегал по юбкам, так и вовсе, мечта любой агитационной компании!
На мои вопросы о таком отношении к ругательствам, "Стекло" лишь отмахивался и переводил разговор на другую тему.
