Оставив часть людей для охраны лодок, аделантадо отправился с остальными далее пешком в сопровождении проводников. Пройдя около четырех с половиною миль, отряд в первый раз заночевал на берегу реки, которая извивалась бесчисленными излучинами по всему краю и которую ему пришлось пересечь с лишком сорок раз. На следующий день он продвинулся дальше на полторы лиги и вступил в густой лее, где, по словам проводников, и находились копи. Но здесь и в самой почве оказалось множество золота. Испанцы собирали его прямо под корнями деревьев, необычайно высоких и пышных листвою. За два часа пребывания там каждый смог набрать малую толику золота прямо на поверхности земли. Отсюда проводники повели аделантадо к вершине высокого холма и там, указав ему на всю простиравшуюся окрест, сколько хватал глаз, местность, уверяли его, что вся она, на двадцать дней пути на запад, изобилует золотом, и при этом назвали несколько основных месторождений.
Аделйнтадо вернулся со своим отрядом к расположению экспедиции в восторженном настроении и обрадовал Адмирала сообщением о результатах своего похода. Вскоре, однако же, выяснилось, что хитрый Кибиан обманул их. По его наущению, проводники показали испанцам дорогу к приискам, расположенным в землях соседнего касика, враждебного Кибиаиу: он надеялся этой уловкой направить опасных пришельцев на территорию своего недруга, дабы избавить от них свои владений. Адмиралу стало известно, что подлинные золотые копи страны Верагуа гораздо богаче и находятся значительно ближе.
Шестнадцатого февраля неутомимый аделантадо с отрядом в пятьдесят девать человек снова выступил походом и направился по берегу мора на запад, а по морю вровень с ними шла шлюпка, в которой находилось четырнадцать человек. В этом походе он исследовал пространный участок берега и посетил владения нескольках касиков, встречавших его дружелюбно и гостеприимно.
На каждом шагу обнаруживались признаки обилия золота в этой местности — у многих туземцев свисали с шеи на хлопковых шнурках большие золотые пластины. Здесь были также маисовые поля, причем одно из них тянулось на целые шесть лиг; и в изобилии иронзрасталн разные роскошные плоды. До аделантадо вновь дошли известия о существовании в глубине страны некоего народа, достигшего высокого совершенства в искусствах и ремеслах; люди там ходили в одежде, и вооружение у них было такое же, как у испанцев. Либо то были смутные и преувеличенные сведення о государстве Перу, либо аделантадо неправильно понимал своих собеседников. После нескольких дней отсутствия он возвратился с немалым количеством золота и самыми обнадеживающими сообщениями о стране. Однако гавани, равной реке Белен, обнаружить не удалось, да и золота нигде не было так много, по его убеждению, как в области Верагуа.
Глава 7
Строительство поселения на реке Белен. Заговор индейцев. Поход аделантадо против Кибиана
(1503)
Со всех сторон приходившие к Колумбу сведения о богатстве страны, сообщения о златообильном крае, протяженностью в двадцать дней пути, который показали его брату с вершины горы, слухи о богатой и цивилизованной стране, расположенной на небольшом удалении, — все убеждало его, что он оказался в одной из наиболее благодатных частей Азиатского континента. И вновь разгорелось неуемное его воображение. Ему казалось, что он достиг уже самого первоисточника богатств, откуда черпал несметные сокровища царь Соломон. Иосиф Флавий в своем труде об иудейских древностях высказал мнение, что золото для строительства Иерусалимского храма добывалось в копях Золотого Херсонеса. Колумб полагал, что это и были копи страны Верагуа. Они лежат, замечает он, "на том же расстоянии от полюса и от экватора", и если он правильно понял индейцев и их сообщения заслуживают доверия, то он находится примерно на том же расстоянии от Ганга.
И Адмирал почел целесообразным основать здесь колонию и устроить рынок, который сосредоточит в себе торговлю всем добываемым в этой обширной стране. В первые же два дня, сообщает Колумб государям, видел он в этой стране больше золота, чем за четыре года на Эспаньоле. Этот остров, предмет его гордости и надежд на протяжении нескольких лет, был у него отнят и стал ареною смуты; жемчужный берег Парии был разоряем авантюристами — повсеместно предначертания Адмирала рушились. Но теперь появилась гораздо более благоприятная область, которая и должна была вознаградить его за все беды и утраты.
Посоветовавшись с братом, он решил незамедлительно начать здесь строительство поселения для закрепления власти короны, для исследования и разработки залежей. Аделантадо согласился остаться здесь с большинством людей, пока Адмирал отправится в Испанию за пополнением и припасами. Было отобрано восемьдесят человек, которые были разделены на десятки. Они сразу же занялись постройкой жилищ на небольшом возвышении у одного из рукавов реки Белен, в пределах расстояния полета стрелы от ее устья. Эти дома строились из древесных стволов и покрывались листьями пальм, росших на ближнем берегу. Одно из строений, большего размера, должно было служить складом боеприпасов, артиллерии в отчасти провианта. Для безопасности главная часть запасов была размещена на борту одной из каравелл, которую решено было оставить колонистам. Европейских припасов, правда, оставалось уже немного — в основном сухари, сыр, бобы, вино, растительное масло и уксус, но и в этой стране земля родила великолепные плоды, в том числе бананы, ананасы и кокосы. В изобилии она также давала маис в различные корнеплоды, такие же как на Эспаньоле. В реках и море у берегов было полно рыбы, для добычи которой у колонистов имелись все необходимые снасти. Туземцы выделывали напитки разного рода: один, из ананасного сока, имел винный аромат; другой, из маиса, напоминал пиво, а еще один приготавливался из плодов особого вида пальмы. Голода, таким образом, опасаться не приходилось. Колумб прилагал немалые старания, чтобы поддержать готовность индейцев снабжать колонию до его возвращения всем потребным, и сделал немало дарений вождю Кибиану, стремясь примирить его со вторжением в его земли.
Необходимые приготовления для основания колонии были завершены, дома для колонистов покрыты кровлями и снабжены всем для жизни в них, и Адмирал собрался было выйти в море, когда возникли непредвиденные препятствия. Сильные дожди, столь досаждавшие путешественникам на протяжении всей экспедиции, прекратились. Иссякли бурные потоки с гор, и река, внезапный надъем которой поставил было экспедицию в угрожающее положение, так обмелела, что на отмели глубина не превышала полусажени. Суда Колумба, хоть и небольшие, невозможно было перетащить через песчаные косы, пересекавшие устье реки, — обветшавшие каравеллы распались бы на части. И поэтому он вынужден был, призвав на помощь все свое терпение, молиться о возврате недавно проклинаемых дождей, чтобы с полою водою выбраться в море.
Между тем Кибиан, касик Верагуа, с затаенной тревогой и негодованием наблюдал, как пришельцы сооружают для себя жилье, проведывая о тайнах его владений и проявляя намерение обосноваться в них. Вождь был смел и воинствен, под его властью находилось немало воинов; не зная ничего об огромных военных преимуществах европейцев, он возомнил, что с помощью хитрости без труда разгромит их и уничтожит. По всей округе он разослал гонцов с повелением всем воинам собраться у его дома на реке Верагуа под предлогом подготовки к войне с соседней областью.
Индейские воины в немялом числе проходили, мимо залива, где стояли на якоре каравеллы, направляясь к ставке своего вождя. Ни Адмирал, ни его офицеры и не подозревали об истинных замыслах туземцев. Среда моряков был, однако, некий Диего Мендес, человек усердный, храбрый и глубоко преданный Адмиралу. Во флотилии он занимал должность главного нотариуса, и ему предстояло остаться в колонии на берегу королевским счетоводом. Приметливый и сообразительный, Мендес усмотрел в передвижениях индейцев нечто такое, что возбудило у него подозрение о замышляющемся вероломстве. Он сообщил об этом Адмиралу и предложил совершить на лодке вылазку вдоль побережья моря до реки Верагуа для наблюдения за индейским лагерем. Смелое это предложение было принято. Мендес вышел из устья реки, но не прошел и лиги вдоль берега, как заметил большой отряд индейцев. Он без сопровождающих немедля сошел на берег и, велев держать шлюпку наготове, бесстрашно направился к. индейцам. Иж было около тысячи, в полном вооружении и с запасами провианта, словно перед военным походом. Мендес предложил им сопровождать его шлюпку с вооруженными моряками. Индейцы отклонили его предложение, выказав явное раздражение его вмешательством. Он возвратился на шлюпку и всю ночь не спускал с них глаз, пока они, видя его неусыпную бдительность, не ушли на реку Верагуа.
Мендес поспешил обратно к Адмиралу, чтобы довести до его сведения все, что видел; по его мнению, индейцы намеревались врасплох напасть на испанцев. Адмирал не хотел верить в такое вероломство и потребовал более определенных доказательств, прежде чем прервать, казалось бы, вполне дружественные отношения с туземцами. Тогда горячий и неутомимый Мендес предложил пробраться с одним человеком в самую ставку индейцев, дабы разведать, что там происходит. Это было смертельно опасное предприятие, но такие предприятия доставляют удовлетворение тем, кто самой судьбою предназначается для них. Вместе с неким Родриго де Эскобаром Мендес отправился пешком по самому берегу моря, минуя густые леса, почти непроходимые для европейца, и добрался до устья реки Верагуа. Здесь они обнаружили два каноэ с индейцами, и Мендес завел с ними переговоры знаками. Из этих переговоров он вынес убеждение, что не обманулся в своих подозрениях. Войско, за которым он наблюдал, направлялось в бухту, где стояла испанская флотилия, чтобы совершить внезапное нападение, сжечь корабли и дома и учинить резню. Плавы эти были расстроены, когда испанцы обнаружили скопление воинов, и на время отложены, но не далее чем в течение двух дней должны были быть приведены в действие. Мендес иросил индейцев доставить его по реке к ставке Квбиава. Те отвечали, что он обрекает себя на верную гибель; однако с помощью подарков он убедил их выполнить эту просьбу, и они привезли его в самое селение кашка.
Хижины деревни были разбросаны под деревьями по берегу реки. Жилище вождя оказалось просторным и стояло особняком, выше всех прочих — на холме, возвышавшемся над рекою. Мендес застал деревню в суете и суматохе военных приготовлений. Появление двух испанцев оказалось неожиданным и вызвало замешательство. Когда они вознамерились подняться на холм к жилищу вождя, туземцы воспрепятствовали им. Мендес, прослышав, что Кибиан ранен в ногу стрелой, объявил себя лекарем, явившимся для врачевания раны, и раздав несколько подарков, добился разрешения посетить касика. Дом последнего располагался на самом гребне холма. Перед ним простиралось широкое, ровное, открытое пространство, а вокруг красовалось сотни три голов убитых в бою врагов. Не дрогнувши, вступил Мендес со своим спутником в столь мрачное преддверие жилища сурового воина; при их приближении женщины и дети, собравшиеся у дверей, с пронзительными воплями ужаса скрылись за стенами дома.
Навстречу белым людям в ярости выбежал молодой и крепкий индеец, сын вождя, и нанес Мендесу такой удар, что тот попятился на несколько шагов. Испанец попытался утихомирить его любезными словами и, вынув склянку с притиранием, заверил его, что явился с единственным намерением — вылечить ражу его отца. С великим трудом удалось ему хоть на время рассеять подозрения молодого индейца и умерить его неистовство, подарив ему гребень, ножницы и зеркальце и показав ему и другим индейцам, как пользоваться этими предметами при обрезании волос и устройстве прически, чему те уделяли большое внимание. Удивления достойно то, что с дикарем гораздо легче поладить, пользуясь его мелочными пристрастиями, а не иными слабостями. Убедившись в невозможности добиться встречи с касиком и поняв по многим признакам, что над испанцами в самом деле нависла опасность скорого нападения, Мендес немедля возвратился к месту стоянки флотилии.
Известия, принесенные Мендесом, подтвердил индеец-толмач, рожденный в этих местах и привязавшийся к белым людям, — он случайно прослышал о замыслах своих земляков и раскрыл их Адмиралу. Оказалось, что Кабиан намеревался глубокой ночью напасть с многочисленным отрядом воинов на корабли и дома европейцев и все их сжечь, не дав ни одному испанцу уйти. Немедленно для охраны эскадры и поселения были выставлены усиленные дозоры, но искушенный в военных делах аделантадо предложил дерзкий план. Он хотел двинуться прямо на селение Кибиана, неожиданно напасть на него, взять его с семейством, а также знатнейших воинов в плен, отослать их в Испанию, деревней же завладеть в пользу испанцев.
Для решительного аделантадо высказать замысел значило сразу же начать его осуществление, тем более, что надвигавшаяся опасность не допускала промедлений. Взяв с собою семьдесят четыре человека в полном вооружении, в том числе Диего Мендеса и индейца-толмача, раскрывшего вероломные намерения Кибиана, он отплыл на лодках 30 марта к устью реки Верагуа, поднялся по ней и, прежде чем индейцы успели заметить его передвижения, высадился в деревне, под холмом, на котором располагалось жилище касика.
Когда Кибиану донесли, что аделантадо с большим отрядом находится у самого холма, он выслал к нему человека с просьбою не подниматься к его дому — и не потому, должно быть, что убоялся враждебных действий или догадался о раскрытии его замысла, но лишь из страха, что испанцы увидят его женщин: Фернандо Колумб вскользь упоминает о том, что тамошние индейцы чрезвычайно ревнивы. Да и испанцы, вероятно, подавали немало поводов к ревности.
Аделантадо на просьбу не ответил. Он стал подниматься по склону, а чтобы касик не поднял тревоги и не обратился в бегство при виде большого войска, взял с собой лишь пять человек, в том числе Диего Мендеса; остальным же велел следовать за собой с большой осторожностью и скрытностью — по двое и разойдясь на достаточное расстояние друг от друга. По выстрелу из аркебузы все должны были окружить дом касика и не позволить никому уйти.
На пути к дому аделантадо был встречен еще одним посланцем вождя, умолявшим его не входить, ибо касик сам выйдет к нему, невзирая на рану. Вскоре после этого показался сам Кибиан, который, усевшись перед входом, потребовал, чтобы аделантадо приблизился без сопровождения. Тогда дон Бартоломео приказал Диего Мендесу н четырем его спутникам оставаться пока на небольшом расстоянии позади него и следить за его движениями; им надлежало, как только они увидят, что он взял вождя за руку, поспешить на подмогу. Затем он пошел вперед вместе с толмачом, причем последний дрожал от страха, испытывая привычный трепет перед могущесгвенным вождем и сомневаясь, смогут ли испанцы справиться с ним. Между аделантадо и Кибианом произошла короткая беседа через толмача. Потом аделантадо заговорил о ране касика и как бы для того, чтобы осмотреть ее, взял его руку. Увидя условленный сигнал, четверо испанцев бросились вперед, а пятый выпалил из аркебузы. Кибиан попытался освободиться, но аделантадо держал его железной хваткой. Оба обладали недюжинной силой, и между ними завязалась яростная схватка. Превосходство, впрочем, осталось за доном Бартоломео, и поскольку подоспели испанцы, Кибиана связали по рукам и ногам. Услышав выстрел, весь испанский отряд поспешил к дому, окружил его и схватил всех, кто там находился — около пятидесяти человек всех возрастов. Среди них оказались жены и дети Кибиана, а также в некоторые его знатные соплеменника. Никто не был ранен, поскольку сопротивления оказано не было, а аделантадо не позволял бессмысленного кровопролития. Увидев, что повелитель их пленен, бедные дикари наполнили воздух горестным" причитаниями; они умоляли отпустить его, обещая в виде выкупа несметные сокровища, спрятанные в окружающих лесах.
