Вместо того, чтобы улучшить свое положение, торговый флот Таро вымер, что имело катастрофические последствия для доходов королевства. Однако даже это было не самое худшее, потому что в Таро все еще шел значительный поток товаров из Чариса, хотя Горджа позаботился о том, чтобы у него не было официальных сведений об этом положении дел. Конечно, все это не было законным. Чарис объявил блокаду, и Мать-Церковь — или, по крайней мере, канцелярия великого инквизитора — официально закрыла все мировые порты для торговых судов Чариса. Поэтому очевидно, что никто не мог поставлять продукцию чарисийских мануфактур в такое законопослушное королевство, как Таро!
К сожалению, Таро нуждался в этой продукции. Никто в королевстве не мог производить ее в достаточном количестве — или достаточно дешево — для удовлетворения потребностей подданных Горджи, и последнее, что ему было нужно, — это негодование подданных, которые не могли обеспечить свои семьи всем необходимым для жизни, потому что их король беспокоился о мелких юридических тонкостях, связанных с закрытыми портами и товарами, на которые наложено эмбарго. И поэтому он прикрыл глаза на оживленную подпольную торговлю контрабандистов, доставляющих грузы по всему юго-восточному побережью герцогства Транжир.
Но во многих отношениях контрабанда только усугубила ситуацию. Никто из контрабандистов особенно не интересовался благотворительностью. Они требовали — и получали — холодную звонкую монету за свои товары. Это означало, что ограниченный (и сокращающийся) запас твердой валюты Таро неуклонно просачивался в самые карманы врагов королевства! Отказ Храма оказать свою щедрость Гордже был особенно болезненным ударом в этих обстоятельствах.
И сейчас дела обстоят не намного лучше, — мрачно подумал он. — Не то чтобы я мог винить во всем храмовую четверку.
После того, как Тринейр официально освободил Горджу от обвинения в предательстве планов храмовой четверки, королевство, наконец, было неохотно включено в планы строительства Церкви. Вероятно, даже это произошло только из-за того, насколько сильно изменились эти планы, как только этот несравненный военный гений Аллейн Мейгвейр наконец понял, что с самого начала они должны были строить галеоны. Гавин Мартин, барон Уайт-Форд, довольно решительно высказал это мнение в своем собственном первоначальном отчете о кампании на рифе Армагеддон. Разумеется, этот отчет был полностью проигнорирован. На самом деле, было несколько резких комментариев о побежденных, некомпетентных адмиралах, предлагающих оправдания своим собственным неудачам. Было определенное горькое удовлетворение в том, что Уайт-Форд был оправдан, хотя Горджа не был особенно удивлен, когда никто в Зионе не потрудился официально подтвердить это. И не было никаких сомнений в том, что изменение планов Церкви, вызванное внезапной потребностью в еще большем объеме мощностей верфей, во многом было связано с тем фактом, что она наконец начала размещать заказы даже в Таро.
Однако неохотный характер включения Таро был очевиден по количеству кораблей, которые были назначены королевству. Из двухсот сорока с лишним военных галеонов новой постройки, которые Церковь приказала заложить, только двадцать два были заказаны у Таро, несмотря на тот факт, что один только Транжир мог бы построить половину этого количества. И королевству также было поручено переоборудовать менее двадцати торговых галеонов для военно-морских целей. Даже Деснаирской империи, у которой раньше никогда не было флота, было выделено вдвое больше судов... и заплачены абсурдно завышенные цены, которые потребовали деснаирские верфи. Если уж на то пошло, Церковь в первую очередь помогла построить их проклятые верфи!
К сожалению, Горджа не мог притворяться, что решение Церкви бросить такой маленький кусочек пирога в сторону Таро было продиктовано исключительно досадой. Печальная правда заключалась в том, что Таро был единственной строительной площадкой Церкви, которая не была связана с материком. Чарисийские каперы и крейсера достаточно сильно жалили, мешали и грабили прибрежные суда, перевозившие военно-морские материалы на материковые верфи; их способность доминировать в канале Таро между Таро и провинцией Уиндмур Сиддармарка фактически пресекла любые попытки доставить те же материалы в Транжир. Древесину можно было бы распилить внутри страны и перетащить по суше на верфи, пусть медленно и кропотливо. Корпуса можно было построить. Можно было даже соткать паруса и установить такелаж. Но ни один литейный завод в Таро не обладал опытом производства морской артиллерии. Все довоенные орудия королевского флота Таро были доставлены с чарисийских литейных заводов, которые — по какой-то странной причине — казались умеренно не склонными доставлять такие товары в Транжир именно в данный момент.
Во многих отношениях Чарис был мастером железа для всего мира, ибо даже Сиддармарк или империя Харчонг не могли по-настоящему соперничать с продукцией его литейных цехов. Мало того, что было намного дешевле покупать железные изделия, включая артиллерию, у Чариса, но и опыт, а также чисто физически заводы с литейными цехами также были в подавляющем большинстве сосредоточены в Чарисе. Таким образом, даже если бы Горджа обладал неограниченными финансовыми ресурсами (которых у него определенно не было), у него не было опытных мастеров-литейщиков, которые знали бы, как создавать пушки, которые не взрывались бы при втором или третьем выстреле. Пара небольших отечественных литейных заводов добились определенного прогресса в приобретении необходимых навыков, но это было удручающе сложно и мучительно медленно.
И, как отметил Уайт-Форд, вероятно, не совсем неразумно, чтобы экипажи немного опасались оружия, которое продемонстрировало такую ярко выраженную тенденцию убивать или калечить своих стрелков, — с отвращением подумал он.
Что ж, возможно, сегодняшняя утренняя встреча могла бы привести к некоторому улучшению этой ситуации. Это было маловероятно, но человеку всегда свойственно надеяться.
— Хорошо, — сказал он, устраиваясь поудобнее на подушках кресла своего отца, поворачивая голову, чтобы посмотреть на камергера, стоящего прямо в дверях зала совета. — Скажи сэру Рику, что он может войти сейчас.
— Конечно, ваше величество.
Камергер поклонился, открыл дверь и вышел в коридор. Минуту спустя в комнату вошел плотный, коренастый мужчина лет шестидесяти с небольшим. Он был почти лыс, а его оставшаяся челка полностью поседела, но брови оставались густыми и черными, а в окладистой бороде лишь слегка виднелись серебряные прожилки. Глаза у него были очень темно-серые, а нос явно кривой, сломанный в юности в драке на корабле. Он также ступал с явной хромотой, вызванной падением с высоты, которое положило конец его карьере в море и отправило его в ученичество в литейный цех Чариса. За прошедшие десятилетия сэр Рик Фармин стал одним из самых богатых мастеров-литейщиков Таро... пока большая часть его богатства — как и у многих других подданных Таро — не была в значительной степени уничтожена в результате блокады Чариса.
Фармин все еще был в гораздо лучшем положении, чем большинство других подданных Горджи. На самом деле, он был в состоянии возместить большую часть того, что потерял, потому что он также был одним из немногих людей во всем королевстве, у которых был хоть какой-то опыт в литье и сверлении артиллерии.
— Ваше величество, — сказал владелец литейного цеха, почтительно кланяясь. — Сэр Рик. — Горджа кивком поблагодарил за любезность, затем махнул пожилому мужчине, чтобы тот снова выпрямился. Фармин повиновался жесту, и Горджа откинулся на спинку своего огромного кресла. — Скажите мне, — сказал король, — чему я обязан тем, что сегодня утром нахожусь в вашем обществе?
— Во-первых, ваше величество, позвольте мне поблагодарить вас за согласие встретиться со мной. Я понимаю, что обратился с просьбой об аудиенции в довольно сжатые сроки.
Левая рука Горджи отмахнулась, и Фармин слегка наклонил голову, признавая милость короля.
— Во-вторых, ваше величество, — продолжил Фармин, — я пришел пригласить вас присоединиться к барону Уайт-Форду на литейном заводе через пару дней — думаю, во вторник — для пробной стрельбы из нашей последней попытки изготовить удовлетворительное тридцатишестифунтовое орудие. — Губы мастера железа слегка скривились. — Я надеюсь, что этот раз пройдет немного лучше, чем предыдущий. Сказав это, однако, я не собираюсь позволять вам — или барону Уайт-Форду — приближаться к этой штуке, когда она действительно заряжена, ваше величество.
— Уверен, что королева Мейил оценит это, — пробормотал Горджа с легкой, причудливой улыбкой.
— Я всегда стараюсь оставаться на стороне королевы, ваше величество, — заверил его Фармин, и в его серых глазах мелькнул ответный юмор.
— Мудрое решение, поверьте мне, — ответил Горджа. Затем он склонил голову набок. — И это были ваши единственные причины, по которым вы хотели встретиться со мной сегодня утром?
Его тон был по-прежнему приятным, но в нем также чувствовалась явная нотка твердости. Не гнев, а указание на то, что он был совершенно уверен, что это были не единственные причины просьбы Фармина... и предложение владельцу литейного цеха перейти к другим и, предположительно, более важным мотивам.
— Нет, ваше высочество, — признал Фармин, и его тон тоже немного изменился. На самом деле, к удивлению Горджи, в нем появился намек на... осторожность. Это было не совсем то слово, которое искал король, и он знал это, но оно подходило ближе, чем все остальное, что он мог придумать.
Владелец литейного цеха сделал паузу — можно было бы почти сказать, что он колебался — на мгновение, затем слегка пожал плечами.
— Как я уверен, вы знаете, ваше величество, — продолжил он затем, немного уклончиво, — первоначально я обучался в Чарисе. На протяжении многих лет я также вел довольно много дел с чарисийскими фабриками. Или, возможно, мне следует сказать, что я действительно имел с ними довольно много дел до нынешних... неприятностей.
Он снова сделал паузу, наблюдая за выражением лица короля, и Горджа кивнул. — Конечно, я в курсе всего этого, сэр Рик, — сказал он немного нетерпеливо. — И вы едва ли одиноки в том, что у вас были финансовые отношения — или, если уж на то пошло, личные отношения — с Чарисом! Я не думаю, что есть кто-то, участвующий в наших текущих строительных программах, кто этого не делал, если вас это беспокоит.
— Я не беспокоюсь об этом, ваше величество, но это имеет определенное отношение к причине, по которой я попросил вас о встрече сегодня утром. — Фармин спокойно посмотрел на короля. — Так случилось, ваше величество, что недавно мне было доставлено письмо кем-то, кто, увы, я подозреваю, получил его у контрабандиста из Чариса.
Брови Горджи поднялись, и Фармин деликатно кашлянул в поднятую руку.
— Я не говорю, что он получил его непосредственно у контрабандиста, ваше величество, — сказал он затем. — Я только говорю, что, по-моему, именно так письмо, о котором идет речь, первоначально попало в королевство. Однако оно было адресовано мне, что, как я уверен, ваше величество оценит, вызвало у меня немалое беспокойство. — Он снова пожал плечами. — Моей первой мыслью было передать его непосредственно отцу Франклину, хотя я с готовностью признаюсь вашему величеству, что меня совсем не радовала перспектива привлечь внимание инквизиции к человеку, который передал мне письмо.
Что ж, я не удивлен, услышав это, сэр Рик, — сухо подумал Горджа. — И не просто потому, что вы не хотели втягивать другого парня — кем бы он ни был — в неприятности. О, окажу вам любезность, поверив, что вы думали об этом, но я также уверен, что держать себя подальше от глаз инквизиции было не совсем второстепенным фактором в вашем решении не приставать к интенданту!
Но Фармин еще не совсем закончил.
— Я также не был рад перспективе привлечь внимание инквизиции к адресату письма, которое было вложено в письмо, адресованное мне, — продолжил пожилой мужчина. — Потому что этим адресатом, ваше величество, являетесь вы.
Глаза Горджи расширились, и он наклонился вперед в своем кресле.
— Прошу прощения? — сказал он очень осторожным тоном, и Фармин невесело улыбнулся.
— Моя собственная реакция была почти такой же, ваше величество. Я открыл свое собственное письмо только потому, что очень долго знал человека, который послал его мне, и потому, честно говоря, хотел оценить, насколько это может скомпрометировать меня в глазах инквизиции. — Он сделал это признание спокойно. — Насколько мне было известно, я не сделал и не сказал ничего такого, что могло бы создать для меня проблему с законом, но в такие времена никогда нельзя быть слишком осторожным в подобных вещах.
Он непоколебимо выдержал пристальный взгляд короля, и Горджа медленно кивнул, когда до него дошел смысл слов собеседника. Король мог придумать немало возможных последствий того, что инквизиция обнаружит, что кто-то в Чарисе также адресовал корреспонденцию непосредственно ему. Как ни странно, ни одно из этих последствий не было бы приятным.
— Как только я нашел вложение, — продолжил Фармин, — я всерьез подумывал о том, чтобы сжечь оба письма. Однако при более зрелом размышлении я понял, что у меня нет возможности узнать, будут ли отправлены дополнительные письма, если это письмо не приведет к тому результату, который имел в виду его отправитель. Идея о том, что по королевству будет распространяться неизвестное количество писем чарисийцев, адресованных мне — и, вполне возможно, вашему величеству, — мне не понравилась. И, честно говоря, мысль о том, что отправитель письма может попытаться связаться с вами по другому каналу, который в конечном итоге может довести все это до сведения инквизиции, была еще менее привлекательной.
Владелец литейного цеха не упомянул о вероятности того, что "другой канал" не знал бы, что начальное письмо пришло через Фармина. Что, по-видимому, означало бы, что другой человек, насколько было известно инквизиции, не был бы замешан в попытке установить какую-то тайную связь с королем. Фармин был слишком проницателен, чтобы не подумать об этом, и тот факт, что он не сказал об этом ни слова, многое подсказал королю Гордже из Таро.
— Должен ли я предположить, сэр Рик, — осторожно сказал он через несколько секунд, — что вы принесли это письмо мне?
— Оно со мной, ваше величество.
Фармин серьезно поклонился, затем извлек из-за пазухи большой конверт. Увидев это, Горджа протянул руку, и Фармин, прихрамывая, обошел стол, чтобы положить ее ему на ладонь. Но он помедлил, прежде чем вручить его своему королю.
— Ваше величество, я принес вам оба письма, — сказал он, глядя Гордже в глаза. — Очевидно, я не открывал письмо, адресованное вам. Я понятия не имею, что в нем содержится. Если вы решите передать все это в руки инквизиции, я буду сотрудничать любым способом, который они — или вы — потребуете. Действительно, если вы этого хотите, я немедленно отнесу оба письма к отцу Франклину, даже не упоминая об этой встрече.
