Он занялся тем, что набивал табак в чашечку трубки, и решил не думать об этом слишком глубоко.
.IV.
Королевский дворец, город Горэт, королевство Долар
Трое мужчин, сидевших на одном конце огромного, богато отполированного стола, подняли головы, когда кто-то резко постучал в дверь комнаты. Дверь открылась, и в нее вошел высокий темноволосый мужчина лет пятидесяти с небольшим.
— Епископ-исполнитель Уилсин и отец Абсалан здесь, ваша светлость, — тихо сказал он.
— Понимаю. — Сэмил Какрейн, герцог Ферн, взглянул через стол на своих спутников, затем снова на человека в дверях. — Спасибо, Лоринк, — сказал он. — Пожалуйста, проводите их внутрь.
— Конечно, ваша светлость.
Лоринк Сервантиз был личным секретарем Ферна почти восемнадцать лет. За эти годы он многое повидал, и очень немногие вещи могли поколебать его монументальный апломб. И все же в его карих глазах было что-то необычное, очень похожее на беспокойство, когда он поклонился своему покровителю. Что бы это ни было, оно, казалось, исчезло к тому времени, когда он выпрямился, отступил на шаг и снова закрыл дверь.
Двадцать секунд спустя она открылась снова, и все трое мужчин за столом встали, когда он снова появился, за ним последовали епископ-исполнитель Уилсин Лейнир и отец Абсалан Хармич.
— Ваша светлость, епископ-исполнитель Уилсин и отец Абсалан.
Немногие представления когда-либо были более излишними, и Ферн шагнул вперед, чтобы поцеловать протянутое кольцо Лейнира.
— Ваше преосвященство, — пробормотал первый советник Долара, выпрямляясь. — Вы оказываете нам честь своим присутствием.
— Для меня большая честь быть так вежливо принятым такими верными защитниками Матери-Церкви, — ответил Лейнир.
Герцоги Торэст и Сэлтар по очереди вышли вперед, чтобы поцеловать кольцо Лейнира, и Ферн жестом указал епископу-исполнителю на почетное место в дальнем конце сверкающего стола. Высокий Хармич — Лейнир был выше среднего роста, но интендант был на семь лет моложе и на полторы головы выше — занял кресло по правую руку от своего начальника. Сервантиз открыл крышку стола в углу и начал садиться, собираясь делать заметки, но поднятая рука Лейнира остановила его. Герцог Ферн поднял одну бровь в вежливом вопросе, и епископ-исполнитель слегка покачал головой.
— Спасибо, Лоринк, — сказал Ферн после самой короткой паузы. — Не думаю, что нам понадобятся заметки для сегодняшней встречи.
— Конечно, ваша светлость, — ответил Сервантиз. Он снова закрыл стол, затем поклонился Лейниру и Хармичу. — Ваше преосвященство, отец, — пробормотал он и удалился, тихо закрыв за собой украшенную резьбой дверь зала заседаний.
На секунду или две повисло молчание, затем Лейнир прочистил горло.
— Спасибо, что приняли меня так быстро, ваша светлость, — сказал он Ферну.
— Ваше преосвященство, вы епископ-исполнитель Долара, — суховато заметил Ферн. — Обычно мы можем выкроить немного времени в нашем плотном графике, когда вы считаете, что вам нужно перекинуться с нами парой слов.
— Знаю, — Лейнир коротко улыбнулся. — Я также знаю, что это не всегда легко, потому что у вас действительно очень плотный график, у всех вас. Это верно в любое время, но я до боли хорошо понимаю, что в данный момент это еще более верно. В самом деле, я бы не стал вам мешать, если бы до моего сведения не было доведено дело значительной важности.
— Какого рода "дело", ваше преосвященство? — послушно спросил Ферн, когда епископ-исполнитель сделал паузу, явно напрашиваясь на вопрос.
— Я получил письмо, — ответил Лейнир. — Оно пришло в прошлую пятидневку, и я провел последние шесть дней в молитве и медитации, пытаясь решить, что с этим делать.
Ферн кивнул с внимательным выражением лица, хотя его собственные источники предположили, что "молитва и медитация" на самом деле были случаем ожидания ответа от Зиона. Герцог не знал, что содержала срочная семафорная передача Лейнира, но оба тайно — и дорого — подкупленных источника Ферна в семафорном управлении, управляемом Церковью, подтвердили, что епископ-исполнитель отправил в Храм длинное зашифрованное сообщение, адресованное Жэспару Клинтану, Замсину Тринейру и Аллейну Мейгвейру. Это было достаточным основанием для беспокойства, но едва ли настолько необычным, чтобы подняться до уровня беспокойства, учитывая тот факт, что Мать-Церковь находилась в состоянии войны... и проигрывала. К сожалению, послание Лейнира сопровождалось еще более длинным посланием от Абсалана Хармича, адресованным исключительно великому инквизитору, и это превратило реакцию герцога из простого беспокойства в откровенную тревогу.
Тот факт, что получателям этих сообщений потребовалось по меньшей мере три дня, чтобы определиться с ответом, не заставил Сэмила Какрейна чувствовать себя ни на йоту менее встревоженным.
— Помолившись и поразмышляв, — мрачно продолжил Лейнир, — я решил, что мой правильный курс — поделиться с вами содержанием и проблемами этого письма.
— Конкретно со мной, ваше высокопреосвященство, или со всеми присутствующими вместе?
Еще один ненужный вопрос, — подумал Ферн, — поскольку вы специально попросили, чтобы мы все трое были здесь. Интересно, ваше преосвященство, устали ли вы от этой дипломатической песни и пляски так же, как и я?
— Непосредственно с вами и герцогом Сэлтаром. — Лейнир кивнул в сторону Сэлтара. — Однако при данных обстоятельствах, полагаю, это также затрагивает законные опасения герцога Торэста.
— Тогда, пожалуйста, скажите нам, чем мы можем быть вам полезны.
— Спасибо, ваша светлость.
Лейнир сунул руку за пазуху сутаны и извлек два сложенных листа бумаги, исписанных от руки. Он осторожно развернул их и положил на стол перед собой, проведя по ним тыльной стороной ладони, как будто хотел разгладить следы сгибов, затем снова поднял глаза.
— Ваша светлость, это письмо, адресованное мне от сэра Клифтина Раджирза. Ему было нелегко написать это письмо, и боюсь, что после долгих молитв я пришел к выводу, что некоторые его части должны рассматриваться как подпадающие под печать исповеди. — Епископ-исполнитель медленно покачал головой. — Сэр Клифтин, очевидно, был глубоко обеспокоен своим решением вообще написать мне, и я считаю, что те части письма, которые непосредственно касаются его духовных проблем, лучше оставить между ним, Матерью-Церковью и Богом. Надеюсь, вы отнесетесь с уважением к этому решению с моей стороны.
— Конечно, я сделаю это, ваше преосвященство, — заверил его Ферн так серьезно и трезво, как будто у него был реальный выбор в этом вопросе.
— Спасибо.
Лейнир снова мимолетно улыбнулся, но затем его ноздри раздулись, и он откинулся на спинку стула, расправив плечи.
— Ваша светлость, уверен, вы знаете — и что во всяком случае это известно герцогу Сэлтару, — что сэр Клифтин и сэр Фастир Рихтир были близкими друзьями много лет?
Ферн кивнул, и Лейнир погладил лежащее перед ним письмо.
— Причина, по которой я упоминаю об их давней дружбе, заключается в том, что я считаю, что это придает дополнительный смысл опасениям сэра Клифтина. Думаю, что лучше всего напомнить всем нам, что это письмо друга и человека чести и глубоких убеждений, а не личного врага, политического оппонента или кого-либо, у кого есть то, что вы могли бы назвать топором. Другими словами, он никогда бы не сказал ничего... потенциально вредного о таком давнем друге, если бы не верил, что на нем лежит первостепенная ответственность перед Богом и архангелами за это.
Епископ-исполнитель сделал паузу, и Ферн взглянул на двух других герцогов. Затем он снова повернулся к Лейниру.
— Должны ли мы предположить, что это письмо каким-то образом... критикует сэра Фастира, ваше преосвященство? — спросил он осторожным тоном.
— Боюсь, что так и есть. — Выражение лица Лейнира было серьезным, но он поднял руку в почти умиротворяющем жесте. — Имейте в виду, это никоим образом не критикует преданность сэра Фастира Богу, Матери-Церкви или его королевству. Во всяком случае, это превозносит его преданность. В то же время, однако, у сэра Клифтина есть опасения — глубокие опасения — по поводу некоторых недавних решений сэра Фастира. Полагаю, он чувствует, что усталость, которая, я уверен, вполне объяснима, учитывая ужасное бремя, которое джихад возложил на плечи сэра Фастира, начинает влиять на эти решения.
— Понимаю.
Ферн откинулся на спинку своего стула, и его мысли понеслись вскачь. Он действительно знал о тесной дружбе между Раджирзом и Рихтиром, и он никогда бы не ожидал, что Раджирз предоставит инквизиции такие потенциально смертельные боеприпасы против Рихтира.
Но на самом деле он этого не сделал. Или, во всяком случае, он не увидел бы этого таким образом, так что, возможно, тебе следовало это предвидеть. Ты всегда знал, насколько... агрессивно предан Матери-Церкви Раджирз. Если во всем королевстве и есть хоть один человек, который по определению не способен подвергнуть сомнению версию реальности Жэспара Клинтана, то это должен быть он. И то, как продвигается джихад, должно быть, подобно кислоте, разъедающей его душу. Он думает, что мы подводим Бога, и это неприемлемо. Но он также верит, что Мать-Церковь по-прежнему остается выведенной в Писании чистой и послушной невестой, а не пленницей кого-то вроде Клинтана. Что он не воспринял это как предательство своего друга по отношению к великому инквизитору. Если бы он хотел это сделать, он бы написал Хармичу, а не Лейниру! Нет, он послушный сын Матери-Церкви, делящийся своими заботами с ее старшим пастырем здесь, в королевстве, и он искренне верит, что она выслушает его с состраданием, а не осуждающе.
— Какое из решений сэра Фастира вызывает беспокойство генерала Раджирза, ваше преосвященство? — спросил он после долгого молчания. Он очень мягко подчеркнул воинское звание, и глаза Лейнира, казалось, вспыхнули.
— Сэр Клифтин, — тон епископа-исполнителя признал — и отверг — намек герцога на то, что, будучи офицером королевской доларской армии, опасения Раджирза было бы более уместно выразить его светскому начальству, — обеспокоен тем, что истощение сэра Фастира влияет на его готовность встать и сражаться. Я должен отметить, что сэр Клифтин выражает мнение, что если на самом деле генерал Рихтир... не склонен вступать с еретиками в бой до конца, то эта нерешительность гораздо больше обязана тысячам потерь, понесенных его армией, чем каким-либо признакам физической или моральной трусости с его стороны. Сэр Клифтин согласен, что сэр Фастир — хороший и благочестивый человек, ваша светлость, и храбрый солдат, но он также очень устал. Офицер, который видел слишком много своих людей, жестоко убитых еретиками. Если на самом деле это так — если скорбь по всем другим храбрым солдатам, погибшим по его приказу, влияет на его суждения — это было бы совершенно понятно. Действительно, учитывая, как долго он занимал свое командование, и давление, под которым он действовал так долго, было бы замечательно, если бы человек калибра сэра Фастира не пострадал — по крайней мере, в какой-то степени — от потерь, понесенных его полками.
Вы слишком стараетесь, ваше преосвященство, — подумал Ферн. — Если бы вы действительно были такого высокого мнения о Рихтире — или, во всяком случае, ваше начальство так считало, — вам не потребовалось бы шести дней, чтобы принести это нам. Конечно, это скорее поднимает вопрос о том, почему это заняло так много времени. И о том, почему этот сумасшедший Клинтан еще не требует с пеной у рта, чтобы мы отправили Рихтира в Зион!
— Уверен, что генерал Рихтир испытывал сильный стресс, ваше преосвященство, — сказал он вслух. — И Книга Бедар предупреждает нас о многих способах, которыми усталость и стресс могут повлиять на наше суждение. Не могли бы вы, возможно, быть немного более конкретными в отношении аспектов его недавних решений, которые заставляют вас — и сэра Клифтина, конечно, — думать, что это может быть правдой в его случае?
— Думаю, что решение просто сдать Брикстин и Уэймит еретикам без боя может быть подходящим примером, ваша светлость, — несколько резко сказал Хармич, впервые вступив в разговор.
Интенданту было всего тридцать с небольшим, он был шатеном с очень светлой кожей. Уроженец епископата Сент-Сесилия на берегу пролива Син-ву, он с трудом переносил жаркое лето в Доларе. Однако это было не единственное, что он находил трудным в своем нынешнем задании, поскольку был человеком сильных страстей. Он также не был тем, кого можно было бы назвать терпимым человеком, и при этом он не всегда был тактичным. Лейнир бросил на него злобный взгляд, но интендант королевства казался невозмутимым.
— Ни одна из крепостей даже не подверглась нападению, когда он приказал их гарнизонам эвакуироваться, — продолжил он. — Конечно, они могли бы сковать значительное количество сил еретиков, если бы сопротивлялись, пока их не освободили!
— Это то мнение, которое высказал сэр Клифтин? — спросил Ферн через мгновение.
— Это было одно из решений, которые касались его, да, ваша светлость, — сказал Лейнир, прежде чем Хармич успел ответить, и на этот раз интендант не смог проигнорировать острый взгляд, сопровождавший эти слова.
— Верил ли сэр Клифтин, что Брикстин или Уэймит могли продержаться в течение длительного периода? — спросил герцог Сэлтар, слегка наклонившись вперед в своем кресле.
— Нет, ваша светлость, не в течение длительного периода. — Лейнир, казалось, был недоволен этой уступкой, но он бросил на Хармича еще один суровый взгляд, когда интендант заерзал на стуле.
— И, в ответ на... трудности, которые вы видите в анализе отца Абсалана, — продолжил епископ-исполнитель, оглядываясь на Сэлтара, — сэр Клифтин не предполагал, что будет возможно эвакуировать обе крепости за что-то меньшее, чем длительный период. Он, однако, чувствовал, что они могли бы задержать еретиков достаточно долго, чтобы позволить генералу Рихтиру установить новый фронт, скажем, между Крейсиром и большой дорогой на Брикстин. Как он указывает, рабочая сила, достаточная для создания новых окопов в тот момент, была легко доступна. При наличии еще пятидневки или двух эта рабочая сила могла бы возвести пригодные для обороны земляные укрепления. По крайней мере, по мнению сэра Клифтина.
— Понимаю. — Сэлтар снова откинулся на спинку стула и задумчиво погладил свои пышные усы. — Никто в мире не испытывает большего уважения или большего восхищения мужеством и тактическим мастерством сэра Клифтина, ваше преосвященство, — сказал он тогда. — Он продемонстрировал и то, и другое слишком убедительно, чтобы когда-либо сомневаться в них. Тем не менее, думаю, было бы неплохо указать, что расстояние от Крейсира до главной дороги на Брикстин составляет чуть более девяноста миль для полета виверны. В то время, когда сэр Фастир — и отец Пейрейк — отдали приказ об эвакуации двух крепостей, эффективная численность армии Сиридан сократилась примерно до тридцати восьми тысяч человек. Это дало бы ему около четырех человек на ярд фронта, если бы он попытался удерживать линию так долго.
