— Я уже все решил, — сквозь зубы процедил Олег. — Некуда дальше тянуть. И хватит, сколько можно!
Начальник Канцелярии пожал плечами.
— Смотри, ты у нас главный.
Еще пара минут прошла в напряженном молчании. Потом Олег откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и глухо произнес:
— Не обижайся. Просто нервы как струны натянуты...
— Я не обижаюсь...
— Обижаешься. Извини. Просто как-то неудачно слив памяти произошел... оттуда. Полчаса назад. Меня там чуть самодельной гранатой не грохнули, вот и наложилось. Что интересно, там мне все совершенно по барабану, словно нервов вообще нет. Пожал плечами и забыл. А здесь — прямо трясучка нападает, когда типа "вспоминаешь" события в первый раз.
— Бурная у тебя там жизнь, — прищурился Павел. — Где ты под гранату попал? На очередной демонстрации?
— Потом расскажу, — отмахнулся Олег. — Не до того сейчас. Ну, скоро там эти тормоза по жизни закончат мебель переставлять? Не могли заранее подготовиться!..
— Мы приехали на час раньше запланированного, — педантично поправил его Бирон. — Да и не забывай, что запланированное время им только утром озвучили. Говорил я тебе — вчера следовало сигнал дать. Подумаешь, выступление в годовщину инаугурации...
— Годовщина три дня назад прошла, — поморщился Народный Председатель. — Если бы я тогда речуху толкал, никто бы и бровью не повел. И что вам со Шварцманом так приспичило в выходной все устраивать? Чем среда хуже? Или четверг?
— Ты точно не выспался, — констатировал начальник Канцелярии, поудобнее устраиваясь в кресле. — Вместе же решили, что в выходные наши козлы из города наверняка по дачам разъедутся. Забыл?
— Ах, да... — Олег утомленно прикрыл глаза. — Забыл. Извини. Не обращай на меня сегодня внимания. Ну когда они закончат?..
Скрипнула приоткрывшаяся дверь, и в щель просунулась встрепанная голова режиссера. За его спиной маячила бдительная фигура олегова телохранителя.
— Олег Захарович, — промямлил режиссер, — мы готовы. Врезаемся в сетку вещания через три минуты...
Он не успел закончить фразу, а Олег уже оказался на ногах. Твердой пружинистой походкой он подошел к двери и распахнул ее. Шум в студии смолк как по команде. Все присутствующие обернулись в его сторону. Не обращая на них внимания, Олег подошел к столу перед телекамерами, уселся и открыл папку. Словно по волшебству, его пальцы перестали дрожать. Все волнение куда-то ушло. Осталась только твердая уверенность... и еще то самое давнее чувство: пан или пропал. Сегодня-завтра, максимум в течение следующей недели Большая Игра завершится. Одно из двух: или случились утечки, и тогда его сегодня же и закопают, или их не произошло, и тогда у него появляются хорошие шансы закопать всех врагов чохом. Ну, родной, давай. Покажи им...
— Тридцать секунд, — придушенным голосом сообщил режиссер, высовываясь из-за камеры. — Приготовьтесь, господин Народный Председатель. Я махну рукой, а на камерах вместо красных зажгутся зеленые лампочки.
Олег молча кивнул и сосредоточился, в последний раз оглядывая две лежащие перед ним страницы текста. Две страницы, которые хуже эпидемии серой оспы. Он знал их наизусть, но на всякий случай пробежал глазами еще раз.
— Десять секунд! — сообщил режиссер.
Олег вздохнул, пригладил ладонью непослушный клок волос на макушке и уставился в камеру. Живот превратился в сплошной каменный клубок.
— Пять секунд... четыре... — режиссер замолк и показал три пальца... два... один...
Отмашка! На всех телекамерах вспыхнули яркие зеленые лампочки. Где-то далеко-далеко позади Пашка поднял сжатый кулак с отогнутым большим пальцем: сигнал о начале спецоперации ушел всем задействованным группам.
— Граждане Народной Республики Ростания! — негромко произнес Олег. — Год назад вы оказали мне огромное доверие, проголосовав за мою кандидатуру на пост Народного Председателя. Скромный, никому не известный чиновник одного из многих министерств неожиданно оказался вознесенным на самый высокий пост, какой только можно себе представить, обойдя куда более известных и, возможно, более опытных и знающих кандидатов.
Внезапно он почувствовал сильное искушение ляпнуть что-нибудь о Демиурге, подтасовавшем результаты голосования, но чудовищным усилием воли взял себя в руки. Пусть первыми узнают историки... лет этак через тысячу.
— Целый год я провел на ответственном посту, и не думаю, что вы все так же рады моему избранию, как и прошлой осенью. Кризис в народном хозяйстве продолжает разрастаться. Полки магазинов опустели до пределов. На выросшие у многих зарплаты покупать особо нечего даже на черном рынке. Страна стремительно катится в пропасть.
Где-то за камерами послышались испуганные перешептывания.
— Я не хочу особенно вдаваться в детали нынешнего положения. Это, и еще многое другое, я уже высказал на двадцать седьмом съезде восемнадцатого ноября. Однако я знаю, что большую часть моего выступления так и не опубликовали. Все видеозаписи, пошедшие в эфир, оказались тщательно отредактированы, а выжимки из моей речи, что попали в газеты, совершенно не отражают главную суть. Подписанные мной постановления, вступившие в силу с понедельника, оказались просаботированы моим собственным правительством, члены которого фактически вступили против меня в преступный сговор.
Вот оно. Слова произнесены. Пути назад больше нет. Что они там разорались за телекамерами? Меня же заглушат...
— Я объявляю, что нынешнее правительство распущено, а все главы входящих в него комитетов и министерств смещены с занимаемых должностей. В ближайшие несколько дней как в правительстве, так и в администрациях Наместников произойдут серьезные кадровые перестановки. Служба Общественных Дел занимается выявлением саботажников, которые будут примерно наказаны.
Ага, теперь в студии мертвая тишина. Хорошо. Ну, ребята, пан или пропал. Суббота, день. Все часовые пояса уже проснулись. Меня должна слышать вся страна. Надеюсь только, что пашкины спецы держат события под контролем, и выступление действительно идет в прямом эфире...
— С прошлого понедельника вступили в силу постановления, касающиеся кардинальных реформ в народном хозяйстве страны. Полные тексты постановлений опубликуем не позднее послезавтрашнего дня. Кто-то сочтет их крамольными, уводящими страну от пути, по которому ее вели наши отцы и деды. К сожалению, больше так жить нельзя. Нынешние проблемы в народном хозяйстве обусловлены отнюдь не некомпетентным управлением. Их корни — в основах нашей экономики, которая перестала стимулировать людей работать и честно зарабатывать. Рост производительности труда уже много лет находится на нулевой отметке, и падающие цены на нефть и внедрение энергосберегающих технологий в мировой экономике лишают страну одного из немногих источников твердой валюты. Неурожаи последних нескольких лет в нашей стране резко сократили стратегические запасы зерна. Животноводство находится на грани полного краха.
Он перевел дух.
— Я должен произнести страшное слово, от которого меня настойчиво предостерегали советники. Однако я чувствую себя обязанным сказать вам правду. Сограждане! Страна находится на пороге голода. Наступающая зима станет одной из самых тяжелых в нашей истории. Я отдал приказ в ближайшее же время приступить к введению в стране карточной системы распределения основных продуктов.
— Однако не следует отчаиваться и впадать в панику. Наша великая страна уже не раз попадала в переделки, не уступающие нынешней ситуации. Наши деды и прадеды отчаянно боролись за свои идеалы в условиях жестокой гражданской войны, и все же построили Путь Справедливости в том виде, в котором считали его правильным. Мы — их достойные потомки, и мы справимся и с нынешним кризисом. Настало время отказаться от устаревших догм и заняться кардинальным обновлением нашего общества.
Он откашлялся.
— Сограждане! Сегодня мы оказались в тяжелом положении. Но мы выстоим. И в борьбе мне понадобится помощь каждого из вас независимо от его политических убеждений. С сегодняшнего дня полностью отменяется политическая цензура в средствах массовой информации. Должности цензоров официально упразднены. Я хочу, чтобы вы свободно и в полный голос высказывались о том, что происходит. Я хочу, чтобы вы все приняли нынешние реформы близко к сердцу. Я знаю — вы привыкли не доверять государству и бояться новых инициатив, потому что они только приводят к лишним проблемам. Но сейчас у нас нет выбора. Или мы сплотимся и победим, или Ростания перестанет существовать. И помните — это не моя борьба. Это — НАША борьба.
Напечатанный текст закончился, но Олег почувствовал, что что-то осталось висеть в воздухе, недосказанное. Он поколебался. Где-то на заднем плане маячил Павел, показывая пальцем на наручные часы.
Олег захлопнул папку и отложил ее в сторону.
— Сограждане! Я знаю, что вас много раз обманывали, — устало произнес он в камеры. — Вас столько раз обманывали, что вы уже не верите никому. Но поверьте еще раз, ладно? У нас просто нет иного выбора.
Он положил ладонь на стол условленным знаком, и в тот же миг огоньки на камерах погасли. Несколькими секундами позже за ними последовали и прожекторы. Народный Председатель потер ладонями глаза, перед которыми плавали зеленые круги, и устало поднялся. В студии стояла мертвая тишина. Он прошел к выходу, запинаясь о змеящиеся по полу кабели, и вышел в сопровождении Павла и телохранителей. Только тогда из-за спины послышался неясный, с каждой секундой усиливающийся ропот голосов.
— Мастер ты речи толкать, — ухмыльнулся ему в коридоре начальник Канцелярии.
— Как работает план "Па-де-де"? — осведомился Олег, широко шагая по коридору в сторону лестницы.
— Всех взяли, — хмыкнул Бирон, поправляя в ухе крохотный наушник. — Только у Ведерникова на даче охрана попыталась сопротивление оказать. Трое раненых у нас и двое — у них. Все живы.
— Хорошо. Кто следит за сеткой вещания? Кассеты с блоками постановлений в эфир пошли?
— За сеткой вещания следит лично Шварцман, — снова ухмыльнулся Павел. — Заявил, что сил больше нет в кабинете сидеть.
— Угу, ясно, — в тон ему ответил Олег. — А кто следит за Шварцманом? Ладно, просто я так шучу. Что на местах?
— По сообщениям, полученным за пять минут до твоего выступления, СОД проводит аресты. Голосупов перонально надзирает. Все по плану.
— Если история нас чему-то и учит, — вздохнул Олег, — то лишь тому, что ничто и никогда не идет по плану. Но хоть началось все правильно, и то радует. Ну, Пашка, поехали по домам. Передохну полчасика, и надо пообщаться с новым правительством в полном составе. Ох, чувствует мое сердце, сегодня ночью нам спать не придется...
Запись выступления Народного Председателя повторялась с равным интервалами весь субботний день, перемежаемая официальными блоками информации, касающимися новых законов и постановлений. Первая реакция населения оказалась предсказуемой. Хотя в стране, растянувшейся на пять часовых поясов, в момент первой передачи где-то еще стояло утро, а где-то уже перевалило далеко за полдень, продуктовые магазины, окрытые по субботам по укороченному рабочему дню, быстро оказались осажденными огромными толпами людей. С прилавков сметалось все, что еще на них оставалось: залежалые консервы из скверной рыбы и морской капусты, банки томатного сока, твердокаменные сухари и пряники, пачки соли и приправ... В провинции по большей части набеги носили характер обзорных экскурсий пустых полок, поскольку магазины и без того пустовали. В столице, традиционно снабжавшейся куда лучше, осада магазинов затянулась на несколько часов, но и ее итог стал тем же: пустые прилавки и раздраженные продавцы, монотонно выдававшие запоздалым покупателям один и тот же ответ: нет, не было, кончилось, не завезли... Сметали не только продукты — налетам подверглись обувные, одежные, хозяйственные, электротоварные магазины и вообще все, что торговало хоть чем-то. В течение одного дня все хозяйственные магазины закрыли месячный план по выручке только на распродажах вонючего хозяйственного мыла, зубного порошка, электролампочек и антитараканьих средств. В магазинах электротоваров влет шли громоздкие и ненадежные бобинные магнитофоны "Зелегань" ценой по двести тридцать форинтов за штуку, выпускаемые по схемам тридцатилетней давности и до того никому и даром не нужные. В значительной степени в опустошение полок внесли вклад продавцы, припрятавшие в подсобках довольно много товаров, ранее к ходовым не относившимся — просто на всякий случай. Народная инспекция, в течение следующей недели обходившая магазины, заставила кое-что — что еще осталось — выложить обратно.
На кооперативных рынках к концу субботы цена на мясо взлетела втрое. Традиционно идущая по семь-восемь форинтов за килограмм, мороженая говядина ко времени их закрытия шла по двадцать и выше. Примерно в том же соотношении поднялись цены на поздние тепличные помидоры и огурцы, репчатый лук, картошку и прочие овощи. На следующий день цены подскочили еще в два раза, однако уже к полудню все рынки закрылись по банальной причине: товар кончился.
Ювелирные магазины тоже подверглись покупательским набегам, но не слишком серьезным. Большая часть свободных средств населения ушла на закупку продуктов по любым ценам, так что на драгоценности денег практически уже не оставалось. Однако и там месячный план по продажам закрылся уже к концу дня.
В восемь часов вечера офицеры Восемнадцатой мотострелковой дивизии, расквартированной под Моколой, подняли мятеж. Позднее выяснилось, что они действовали по давно подготовленному плану Генерального штаба. Уже через полчаса к Восемнадцатой дивизии примкнула Вторая гвардейская, а также Седьмая десантная, в течение двух часов совершившая марш-бросок на столицу со своих зимних квартир под Кудрявцевым Долом. Вторая гвардейская охраняла в столице все государственные объекты, включая правительственные, но исключая резиденцию Народного Председателя. Здание Министерства обороны мятежники захватили в течение десяти минут и без какого-либо сопротивления, если не считать того, что министр обороны генерал армии Джубал хан-Мурат Канелли, назначенный на пост полгода назад и не смещенный вместе с остальными, попытался отстреливаться из наградного пистолета и погиб вместе с секретарем и двумя часовыми, до конца выполнившими свой долг. Вскоре арестованные члены бывшего правительства оказались выпущенными из Шельметьевских казарм, куда их переправили незадолго до того. Они немедленно сформировали Чрезвычайный кризисный комитет, заявивший о принятии на себя функций единственной законной власти в стране. Начальник Генштаба также позаботился захватить телецентр, который уже завершил трансляцию выступления Народного Председателя и работал по обычной сетке, и пустил в эфир первого канала пленку, на которой ЧКК объявил о низложении Народного Председателя и введении в стране чрезвычайного положения. Остальные каналы транслировали записи патриотических маршей и классические балеты.
Внутренние войска УОД не примкнули к мятежникам, но остались полностью блокированными в своих казармах. Все входы и выходы из них оказались под прицелом тяжелых танковых разрядников, открыто сидящих на опорах прямо посреди улиц и площадей. Точки лазерных прицелов на воротах недвусмысленно намекали на последствия попыток их открыть. Впрочем, никто и не намеревался такие попытки предпринимать. Управление Общественных Дел хотя и не противостояло ставленнику Народного Председателя Голосупову так же открыто, как Министерство обороны противостояло Канелли, но и не испытывало к молодому Нарпреду никаких симпатий. Танки у ворот казарм послужили не только и не столько серьезным препятствием — в арсеналах УОД нашлись бы и противотанковые гранатометы — сколько удобной отговоркой для самоустранения из происходящего.
