— Это все? — сухо спросил снедаемый любопытством Малфой, спокойно взглянув в холодные зеленые глаза.
— Это только вершина айсберга, — передернул плечами Поттер. — Хотите еще фактов? — ответные кивки, серьезные лица без следа пренебрежения и презрительного превосходства. — В духе недавно упомянутого закона магической связи. Знаете, кто такой Сириус Блэк?
— Предатель Поттеров? — нахмурился Монтегю.
— Да, он самый, но по совместительству он еще и мой крестный, — Драко пораженно посмотрел на Гарри, впервые в жизни лишаясь дара речи и отчаянно пытаясь держать себя в руках, — о чем Дамблдору, читай: Верховному Магу Визенгомота, было прекрасно известно, но он все равно оставил его двенадцать лет гнить в Азкабане.
— Я знаю эту историю: Блэк опознал настоящего предателя по колдографии в «Пророке» и сбежал, используя свой анимагический облик, — между бровями Паркинсон залегла морщинка, пока она пыталась вспомнить сопутствовавшие детали, и кивнула, поняв, что это вся известная ей по делу информация.
— Я не спрашиваю, — хмыкнул Поттер, — откуда тебе известна орденская версия событий, но логических неувязок никто не заметил? Например, очевидный факт, что данная версия полагает, что двенадцать лет заключения были такой райской жизнью, что только желание отомстить выгнало Блэка из стен Азкабана. Причем странно, но жаждой мести он воспылал, лишь узнав точное местоположение этой личности, а до этого просто предавался праздной лени, валяясь в камере, и игнорировал возможности побега, ведь, определившись, Сириус выбрался на третий день.
— Это действительно звучало глупо, — признал совладавший с собой Малфой, наконец сумевший переварить то обстоятельство, что они с Поттером являются кузенами.
— Еще один факт — Блэк не мог увидеть газету.
— Почему? — спросил Винсент, и Гарри подумал, что его изрядно бесят попугайные привычки малфоевских горилл.
— Хранитель Тайны, предавший по доброй воле, заговор с целью тройного убийства, взлом и проникновение, соучастие в двойном убийстве, покушение на жизнь ребенка, — методично перечислял Голдстейн, — кстати, последнее является худшим преступлением в классификации магического мира. В сумме, если не соблюдать процедуру, пожизненный срок в Азкабане с содержанием на нижнем уровне. Суд без размышлений влепил бы поцелуй.
— И? — подтолкнул не ухвативший суть Теренс.
— Туда не спускаются люди — это вотчина дементоров, — пояснил Голдстейн, — а они газет не читают.
— И после такого предательства он все еще состоял в птичьем ордене и хранил ему верность вплоть до своей смерти? — возмутился Забини. — Гриффиндор — это все-таки диагноз!
— А Слизерин — ничем не заслуженная привилегия, — покачав головой, парировал Гарри.— Тут задействованы немного иные факторы. Во-первых, законы магии, вопреки вашим словам, не являются общедоступным знанием. Их изучение не входит в школьную программу, а передается из уст в уста в старинных семьях, а таких с каждым поколением все меньше, и, разумеется, если дитё свернет с пути «чистоты», вы из вредности им не расскажете. Ну и поскольку Сириуса из семьи выперли, подразумевается, что он их тоже не знает, и поэтому, когда Дамблдор стал ему втирать: «Ах, мой дорогой мальчик, я был так не прав… Все доказательства указывали на тебя, а я так волновался о сиротке-Гарри, так оплакивал дражайших Лили и Джеймса… Я думал, что моя способность верить в лучшее в каждом безгранична, но я просто не мог перенести взгляда на тебя, боясь взять грех на душу… Впервые я отступил от своего главного правила: соблюдать презумпцию невиновности, предоставлять каждому второй шанс. Никогда не прощу себе твоих невинных страданий…» — картинно хватаясь за сердце, строя скорбные рожи и вполне правдоподобно имитируя голос директора, сказал Поттер. — А так как Сириуса действительно вытащило из тюрьмы священное право мести и магическое обязательство за меня, он притворился, что поверил всему этому бреду. Конечно, не сразу, а слегка побушевав для вида и устроив локальный погром с крушением мебели и немного повозмущавшись. Потом скормил директору байку про побег, присовокупив таинственного посетителя, издевавшегося над ним, демонстрируя статью, у которого он отобрал палочку, которая, какая жалость, не пережила заплыв, и теперь никак не установить, кто был сей незнакомец. И все ему поверили, как верили всегда еще в школьные годы, когда он мог выболтаться из любых неприятностей. А меня похвалили и преисполнились удовлетворения, что я вырос, как и положено герою, с непоколебимой уверенностью, что все в итоге поступят правильно, если только дать им возможность, и готовый поверить в любую чушь, которая исходит из директорских уст. Дамблдор до сих пор не отдает себе отчета в том, что я вырос полной противоположностью, и вместо затравленного, униженного существа с комплексом неполноценности он получил олицетворение всего того, что пытался вытравить из меня все эти годы. Он не осознавал, что я пришел в магический мир взрослым человеком, уже утратившим детские иллюзии и наивность — я никому не доверял, всех подозревал, на опыте убедившись, насколько часто оказывался прав в своих первых впечатлениях. Вам сложно такое представить, но, когда вы вынуждены справляться с трудностями в одиночку, когда вам столько всего приходится пережить на своем коротком веку, ускоренное взросление — неизбежное следствие. Воздвигнуть стену, которая будет разделять вас от ужасного мира — это необходимость, единственно приемлемый способ пройти через Ад, на который он меня обрек. Все, что остается — сцепить зубы, терпеть и учиться быть самостоятельным, самодостаточным, и если не свихнешься в процессе, то станешь человеком, способным выжить и мимикрировать практически в любой ситуации, с сильной закаленной волей и развитыми инстинктами, на которые всегда можешь положиться, — слизеринцы внимательно вслушивались в его слова, стараясь найти в них признаки хвастовства или превосходства, но ничего подобного не обнаружили. Поттер говорил прямо и откровенно, простая спокойная констатация без любой попытки выставить себя исключительным человеком. — Сколько себя помню, я всегда жил по своим правилам, прогибался, где приходилось, но никогда не сдавался, руководствуясь чутьем, подпускал к себе некоторых людей, чтобы не превратиться в озлобленного одиночку. Дамблдора мои инстинкты мгновенно отнесли в категорию «чрезвычайно опасен», но они молчали в отношении Люпина и Блэка, которые позже достоверно доказали, что у нас общая цель, и отсюда вытекает второй фактор. Месть — блюдо, которое лучше подавать холодным, поскольку ненависть — плохой советчик. Вот мы и решили, что выждать подходящий момент для вступления в открытое противостояние, лучше под крылом врага. Так легче копить информацию, изучать вражескую стратегию и перевербовывать соратников, пока у третьей стороны недостаточно сил, а сам я скован по рукам и ногам — своей юностью и еще не готов исполнить пророчество.
— Ох, — засмеялся вдруг Боул, — держите меня семеро — терпеливые и хитроумные гриффиндорцы!
— Думаешь, — увидев несколько закушенных улыбок, решился Гарри, — они такое же мифическое существо, как проницательные слизеринцы?
— Эй!
— Вы не спросили, чем на самом деле занимался все годы заключения Сириус, не поинтересовались, где был Люпин, и даже не съязвили на тему: ты даже оборотню не был нужен, — сказал парень, заставив их несколько смутиться точности манеры поведения в нормальных условиях, но сегодняшние обстоятельства таковыми не являлись. — Анимагическая форма действительно помогла Блэку пережить тюрьму и сбежать, вот только для этого ему пришлось голыми руками разобрать участок стены и вырыть пару-тройку туннелей. Все эти годы он думал, что Волдеморт одержал победу, и жил желанием отомстить за смерти друзей и их маленького сына. Ремуса за два года пять раз клеймили беглецом, — Пэнси ощутила волну тошноты и увидела, что не только у нее появилось желание прижать ладошку ко рту. — Его гнало знание, что я остался без семьи и позаботиться, кроме него, обо мне некому, но без родной волшебной палочки он не мог полностью избавиться от следящего заклинания, а любая из тех, что он смог добыть, были человеческими и едва-едва слушались оборотня. Не будет преуменьшением сказать, что он тоже был в заключении, лишенный прав и с полной конфискацией имущества, благо то, чем он действительно дорожит, хранилось в другом, не известном никому месте. Дамблдор и Люпину вещал, что Министерство непостижимым образом узнало о его болезни, и когда ему стало об этом известно, он так старался что-то предпринять, но было уже поздно, и Ремуса доставили к месту ссылки… что все эти годы он не оставлял попыток вытащить оборотня оттуда, ведь сиротке-Гарри были нужны близкие люди, но вот беда — бесплодных до недавних пор. Только зря он распинался, Рем, как и Блэк, ему ни на грош не поверил. Директор снова упустил одну меленькую, но немало важную деталь — у оборотней чрезвычайно развитое обоняние, и Люпин великолепнейшим образом знал, чей запах ощущает каждый раз при активизации следящих чар. А теперь скажите мне, что это — совпадение, — Поттер обвел их серьезным взглядом, — что единственные маги, которые могли предъявить права на мою опеку, провели по двенадцать лет в Азкабане и Резервации и появились в моей жизни после эмансипации, когда уже никак не могли влиять на мое воспитание и условия проживания. Это о терпении, а что касается хитроумия, — Гарри поджал губы, пытаясь удержать голос ровным и не допустить в интонации распиравшее его веселье, — вам не доводилось слышать о Биче Слизерина?
— О Мародерах, легендарных мстителях Слизерина? — Хиггс сделал акцент на последнем слове, намекая на желательность разъяснений, откуда о них узнали представители другого факультета, но либо Поттер этого не понял, либо притворился. Вместо этого Гарри моргнул и, чтобы скрыть охватившее его замешательство, колко заметил:
— Прямо-таки и легендарных.
— Тебе не понять, что такое дело чести, — с сознательной бесцеремонностью вздернул подбородок Притчард. — Они — тайное общество, созванное из уроженцев действительно старых семей, сохранивших верность архаичному Кодексу, выступившее вразрез традиций факультета, сводя счеты за новичков из их среды. Конечно, это все лишь теория: никто не видел их лиц, никому достоверно не известно, кем они были, но их поступки говорили громче всяких слов. К тому же в пользу этой теории, Мародеры не проявлялись с тех пор, как последний потомок древних покинул стены Хогвартса. Они были призраками из темноты, несущие кару, мстящие за обиды, нанесенные тем, кто не в состоянии защититься сам, — он запнулся, отметив, что Поттер сжал кулаки, а его лицо исказилось негодованием, словно кто-то целенаправленно разбередил его глубокую рану.
— Верно, я и забыл, что для вас в порядке вещей травить малышню, — лицо гриффиндорца приняло обманчиво-спокойное выражение, но тело оставалось напряженным. — Мало им, как слизеринцам, подвергнуться остракизму и отчужденности от всех остальных, так еще вы добавляете, превращая существование в собственном Доме в борьбу не на жизнь, а на смерть. Для вас это как-никак неотъемлемая часть обучения аристократической элиты: заискивать, лебезить, изворачиваться, пресмыкаться, без конца лгать и желать сломать того, кто слабее, не только из личной или семейной ненависти, но чисто ради удовольствия, осознания вседозволенности и собственной власти, — сказал Гарри тоном, в котором звучала легкая нотка враждебности, изрядно сдобренная омерзением.
Кассус Уоррингтон подумал, что из чужих уст это и правда звучит дико и не вызывает ничего, кроме отвращения. Его даже не интересовало, откуда Поттеру настолько досконально известны нравы, царившие в Слизерине, как он вообще знает о них так много, чтобы вести весь сегодняшний разговор и выстраивать его в свою пользу. Ему просто впервые в жизни стало стыдно за то, что он воспринимал как должное. Первая истина, которую каждый из них познавал, гласила: если не хочешь быть кому-то чем-то обязанным, или стать чьей-то игрушкой и прислужником — тебе нельзя быть слабым. Слизерин не тот факультет, где студентам свойственно, позволительно или желательно привязываться к кому-либо, ведь как бы слизеринцы ни выгораживали свой факультет, все превосходно понимали, что, по существу вещей, являются самым настоящим серпентарием, где в любой момент можно получить нож в спину даже от хорошо знакомого человека. Да, они объединялись против общего врага, но никогда не забывали о внутрифакультетских распрях. Здесь всегда каждый сам за себя, всегда в борьбе и старании избежать чужих сетей, пока однажды не вырастаешь в крупную рыбу и не начинаешь строить заговоры сам. Разумеется, всегда существовала возможность. Например: родители могли заранее озаботиться обеспечением надежного защитника для чада, но не всем такое было под силу, ведь даже мелкому Малфою в свое время пришлось отбиваться от нескольких придурков, решивших, что неплохо бы иметь его в должниках. Хотя тот был достаточно умен, чтобы стать всяческим исключением из правил, и еще на первом курсе обзавелся людьми, которые дружили с ним не из-за денег и не из-за того, что выросли с ним, а потому что он сплотил их общим интересом. Кассус никогда не видел, чтобы в глазах Слизеринского Принца и его свиты плескались отчаяние, страх и ужас, как в глазах любого другого первокурсника. Они не боялись, но и не были настоящими детьми, как тот же Лукас, с пляшущими бесенятами в глазах взахлеб рассказывавший, что грифы сжульничали и не убрали после Хогсмида игровую зону, и теперь у них есть альпинистская стена, на которой они соревнуются с Поттером, и куча других маггловских приспособлений для отдыха и развлечения. Судя по всему, Поттер вообще проводил с малышней неправдоподобно большое количество времени, да-да, тот самый отстранено-холодный Поттер, чей рассказ о собственном взрослении заставил Кассуса увидеть в нем идеального слизеринца, закаленного броней безразличия, с начисто выбитыми чувствами и теми же побоями выращенным пресловутым хребтом. Если подумать, его детство мало отличалось от условий большинства из них и самого Кассуса в частности, и тем не менее Поттер сидел посреди зала, смеялся, шутил, дурачился и вел себя не как Наследник и будущий убийца, а нормальный парень шестнадцати лет, на чьи плечи не возложена ответственность за целый мир. Стоило признать, что Поттер заслуживал уважения хотя бы за то, что находил в себе силы выживать раз за разом, сохраняя в себе жажду жизни, невзирая на то, как та с ним обходилась, и при этом не сдаться, как они, а оставаться самим собой, а не тем, что из него старательно лепили. Волк-одиночка с собственной стаей, которая любого порвет для него в куски, как и он для них. Это то чему их учили на факультете? По словам Лукаса, Гриффиндор был похож на семью, которую они сами создавали, и внезапно Уоррингтон поймал себя на желании, чтобы Слизерин стал подобен ему, в конце концов, по крайней мере в одном гости правы: есть традиции плохие и хорошие, а воспитание по-слизерински вдруг перестало казаться достойным продолжения. Это пугало…
