— Думаю, предложите какой-то компромисс. Не надо.
Что за скотина догадливая!
— Н-не... предложу!.. — надеешься, что голос звучит твердо. — Подотрись своими думками.
Она одобрительно кивает.
— Пойдемте.
Уловив заминку, уточняет:
— Завтракать.
За едой напряжение отпускает тебя. Жареное рыбное филе, сыр, вино. Хлеб с отрубями. Кисть винограда с ягодами размером с грецкий орех. Такой сорт вывели когда-то в Гане. Ксена заботливо подкладывает тебе еще ломтик рыбы. Вкуснятина, чо.
— На убой кормишь, — говоришь Ксене. Та реагирует на насмешку не совсем так, как ожидаешь. То есть, глаз не опускает, от ответа не уходит.
— У меня нет задания ликвидировать вас.
— Что, если бы? Уже убивала... раньше?
Так. Ты ее поймала. Она медлит.
— Сколько человек ты убила, Ксена?
Сейчас занервничает. Скажет резкость. Начнет грубить, а то и вовсе взорвется. Тогда медальон-ментоблокатор не справится с нагрузкой. Перестанет (на короткое время) защищать Ксену. Ты ужалишь ее мыслью. Прием называется "удар скорпиона". Ну, же! Давай, отвечай мне!
Ксена неторопливо кладет в рот большую, полупрозрачную виноградину. Насладившись вкусом, аккуратно выплевывает костоки на блюдце. Чуть заметно улыбается.
— А скольких людей убили вы, носительница многих имен?
С проклятием выплескиваешь свой бокал в ее холеное лицо. Вскакиваешь. Сейчас войдешь в форс-режим, и покажешь гордячке, где раки зимуют.
Охнув, сгибаешься. Оседаешь, как надувная кукла, из которой выпустили воздух. Не хватило пяти миллисекунд. Ксена бережно подхватывает тебя. Укладывает мордой в пол, заворачивает руки за спину. Стягивает запястья клейкой лентой.
— Вы — чуточку не в форме. В другое время — сделали бы меня на раз-два.
Не успеваешь поблагодарить за комплимент, как отрубаешься напрочь. Когда в глазах проясняется, обнаруживаешь себя на том же полу, сидящей враскоряку. Ксена, рядом, обнимает тебя за плечи.
— Извините. Пришлось вас на минуту нейтрализовать.
Что-то мешает на шее, дергаешься, руки по-прежнему связаны сзади.
— No terurEj... Я подарила вам свой медальон. Он вмонтирован в ошейник, который не снять. Только попробуйте. Шарахнет разрядом, от которого умрете на месте.
Других объяснений не нужно. Больше не видишь даже той, фильтрованной мысленной ауры Ксены. Ни образов, ни проблесков эмоций. Ничего. Ментоблокатор включен на полную. И он всё так же выполняет свои функции! Блокирует твой ментальный поток. Защищает всех от тебя.
— Ta viled hak la... отнять медальон, затем подчинить меня, — говорит Ксена. — Хорошая импровизация. Но, экскурсия на Обо сильно вас подкосила. Вы не хотели это признать, и постоянно себя переоценивали... En' karo seg dir ta...
Она права, ты хотела ее вырубить. Тебе это обойдется дорого. Огрызаешься:
— No gajEj, prostituto! Ta...
Умолкаешь растерянно. Сообразив, что Ксена со времени, как ты очнулась, говорила исключительно на Тонго! Не очухавшись полностью, ты подсознательно переводила родную речь на язык Мира — англик.
Ксена ласково гладит тебя по голове.
— У меня хорошее произношение?
— Отвратное. Квакаешь, как чертова votrango, деревенщина, то есть... Не бери в голову. Я придираюсь. В Тонго слова произносятся, как пишутся. Фонем немного, трудных нет. Любой местный акцент — не в счет. Нормальное явление.
— Тонго сконструирован, как универсальный язык? Напрасная попытка. Нашу речь ему не вытеснить.
— Совсем нет. Тонго — не замена прочим языкам, они вымерли... вместе с их носителями. Тонго — наречие выживших. Не желавших иметь ничего общего с теми, кто погубил Терру.
— Мне о стольком надо вас расспросить, — вздыхает Ксена. — Нет времени. Катастрофически. Пожалуйста, ноги вместе вытяните. Не дрыгайтесь, не то ударю.
Ловко связывает твои лодыжки нейлоновым шнуром. Рывком ставит тебя на ноги.
— Шагните! Аккуратно... не спотыкайтесь. Отлично, идемте. Тихонько, не торопясь. Скоро привыкнете.
Выводит тебя в коридор.
— Простите за причиненное неудобство. О вас рассказывают чудеса. Будто вы когда-то забили ногами двоих крепких мужчин. В то время, как руки ваши были скованы за спиной. Уж не знаю, враки это или нет. Не хочется проверять: какая вы в состоянии стресса.
— Троих, Ксена. То была одна из моих вылазок в южные края. Кто ж знал, что не все Горные люди вымерли! Шаболдались по закоулкам мелкими группами. Такой одичалой кучке я и попалась. Вместе с двумя спутниками. Одного сразу... Хотя, ладно, не буду грузить тебя, Ксена, старинными преданиями.
Замечаешь: госпожа полковник огорчена, что захватывающий рассказ оборван в самом начале. Ксена очень любопытная — ценное качество для дознавателя. То, что она расстроена, доказывает одну неприятную для тебя теорему. Которая гласит: ты больше ничего никому не расскажешь.
Невольный вздох. Подсознательно стремление делать шаги короче, чем позволяет длина шнурка на ногах. Взгляд в пол. Бестолку глазеть по сторонам — не убежишь. Остается выслушивать ханжеские наставления Ксены. Что она мелет?
— ...Вы — актриса. По жизни, не по профессии. Остров при вас был сценой, где шел красочный спектакль. Сейчас вы тоже участвуете в постановке. С той разницей, что пьеса написана не вами.
— А ты — суфлер. Да, Ксена? Разочарую всех. Стану нести отсебятину.
— Не важно, что вы скажете. Главное, как. Открою секрет: чем меньше станете выебываться, тем лучше. Для вас и для меня. Пусть представление пройдет достойно. В конце третьего акта... бросьте сопротивляться. Дайте волю отчаянию. Хочу ощутить вас. Трепетную, полную ужаса и раскаяния. Тепло моих рук согреет вас.
— Tofoko.
— Что? Не так хорошо знаю Тонго, как полагала.
— Tro fingo kombo.
— Аа-а... "Накося, выкуси". Как грубо. Зря вы со мной так.
Коридор сузился — двум человекам едва разминуться. Как путь в могилу... Впереди стальная дверь. Ксена откроет ее и втолкнет тебя... куда? Она медлит.
— Повернитесь ко мне, пожалуйста.
Хочет ударить?! Отшатываешься. Ксена делает подсечку, ставит тебя на карачки. Больно хватает за волосы. Шевелюра достаточно отросла, чтобы ухватиться и не отпускать.
— Как. Я. От вас. Устала!
Она нервно выплевывает слова. Куда девалось ее самообладание?
— Запомните. Третий акт. Заканчивается. Вашей сдачей. Плакать. Ползать на коленях. ПОНЯТНО?! Посмейте только отступить от сценария! Обещаю адские муки. Всё ясно?
Киваешь, глотая слёзы. Чего не понять. Какой из тебя герой? Будет так, как желает Ксена. Сыграешь для нее заказанный эпизод.
Сжалившись, она гладит тебя по щеке, помогает подняться на ноги.
— Дайте, отряхну. Вываляла немножко.
В ее прикосновениях — грубая ласка. Эмоционалные качели: добрый-злой-добрый. По факту, Ксена — твоя ученица. Ее крепкая рука поддерживает тебя.
— Соберитесь. Впереди — трудное испытание.
Перерезает шнурок, связывавший твои ноги. Аккуратно разрезает клейкую ленту, сдавившую запястья. Делает это маленьким, острым стилетом. Конфискованным у тебя же. Ты, конечно, не мечтала найти его в обычном тайном месте — пряжке на поясе. Не такая Ксена дура, чтобы не обыскать твою одежду. Всё равно, досадно.
Не оборачивайся. Не задавай вопросов. Металлическая ручка утоплена в двери. Тянуть на себя. Это мы можем. Сколько помнишь, ты всегда всё тянула на себя. Шутка, вы же понимаете. Дверь поддается, бесшумно поворачиваясь навстречу. Шаг вперед. Всего один шаг.
Слепящий свет люстр на высоком потолке! Ксена не обманула. Театр! Ярусы пусты, но партер и зал — заполнены. При твоем появлении раздается легкий ропот, Нина Вандерзузе не забыта. Чувствуется по реакции публики.
Люстры медленно тускнеют. Зал тонет во мраке. Освещена лишь сцена. Остается понять, какая роль отведена тебе.
Явно, незавидная. Ты находишься в клетке. Прозрачном кубе со сторонами в два метра. Не разгуляешься. Ребра куба — стальные. Стенки — из бронированного стекла. Толщиной сантиметров пять, не меньше.
Стекло гладкое, плотное, не отзывается на удар ладони. Кристально прозрачный монолит. Кроме крыши и задней стенки. В крыше заметны решетчатые вентиляционные отверстия. Воздух чист и свеж.
Понятно. Ксена провела тебя по складному переходу. Сейчас он втянулся обратно, вслед за нею. Ушла не прощаясь. От этого грустно и больно. Любопытное переживание. Открытый на древней Терре психологический эффект. Непроизвольная симпатия жертвы к палачу.
У задней стены — что-то вроде жесткого диванчика. Или нижней койки в вагонном купе. Присаживаешься. Приглаживаешь волосы рукой. Толстенные стекла не должны пропускать звуков. Но, отлично слышно зал. Чей-то негромкий кашель. Шарканье ног. Возгласы. Хорошая здесь аппаратура. Тебя тоже должны услышать.
Еще раз поправляешь короткую челку. Поднимаешь голову. Устремляешь лукаво-доброжелательный взгляд в зал.
— Что уставились, мои дорогие? Соскучились? Моё вам здрастьте. Давайте ваши вопросики.
Так когда-то начинала пресс-конференции взбалмошная и бесподобная Нина Вандерхузе. Краса, любовь и гордость Эгваль.
Темная глубина зала высветлилась голубым мерцанием. Включился большой экран над сценой. Он — для публики, тебе не виден. Зато отлично слышен голос диктора: "Величайший политик и военачальник нашего времени... Виктор Энрон!" Тишина, шелест, бульбульканье воды в графине. "Кхе-кхе! Гм-гм..." Занудным голосом маленький владыка большой страны делает первый ход в этой странной партии.
В зале царит благоговейная тишина. В первом ряду на лицах — восторженные улыбки. Вот она — диктатура нового времени! Твоя власть на Острове держалась на три четверти — на насилии; и на одну четверть — на пропаганде. В Эгваль, начиная с Ариэля Солтига — пропорция обратная. Судите сами.
От страны отпал огромный кусок, больше половины населения — провинция Суор. В то же время, еще недавно оккупированный, Остров — восстал, и наносит Эгваль один удар за другим. Магистрат Норденка превратился в нового гегемона Мира. Но, для эгвальцев ничего этого не существует! Всё хорошо, всё прекрасно. Их родина по-прежнему — самая великая, несет свет цивилизации заблудшим окраинным народам.
Вот и Энрон нудит о том же:
— ...Озаряет чистым пламенем нашей духовности! Окормляет малых сих...
Не иначе, как речь ему сочинял иерарх местной Белой церкви. Узнаваемый, цветистый стиль отца Эпифанио.
— ...Охраняет устои от вражьих поползновений, держит щит добра против исчадий ада! Гм.. кхы-кхы...
Звяк. Дзинь. Буль-буль...
— ...Будут заданы вопросы. Будут истребованы ответы! Да постигнет суровая кара врагов нашего народа! Слава Эгваль!
Эк, куда загнул! Терпеливо пережидаешь бурю восторга в зале, скандирование: "Да здравсвует Эгваль!", "Слава Энрону!". И прочие бурные овации.
Каков придурок! Одной нелепой оговоркой вполовину уменьшил эффект своего выступления. Уровнял тебя с многими другими, внутри и вне Эгваль. Непослушными, вольномыслящими, презирающими никчемных, глупых правителей.
Ладненько. Пролог прозвучал. Ловишь себя на мысли, что не испытываешь страха. Хотите ответов? Их есть у тебя. Где же вопросы?
Раздается сильный, дребезжащий на высоких нотах голос. Он звучит ниоткуда.
— Женщина, известная, как Нина Вандерхузе! Назовите имя, данное вам при рождении!
— Я — актриса. У меня — много имен.
— Не изворачивайтесь! Лишь одно имя истинно! С которым вы родились!
— Как вы не правы! Все имена — истинны. Я рождаюсь и умираю с каждой из моих героинь. А у вас, похоже, ни одного имени нет.
— Ээ-э... гмм-м-кхымм-м! К вам обращается Генеральный прокурор Якеш! Назовите первое из ваших имен! Как в детстве к вам обращались родные и близкие?
— По разному, в зависимости от моего поведения. Следующий вопрос!
Завешающие слова выкрикиваешь, стоя лицом к темному залу. В нем смутно белеют физиономии — поди разбери, кто. От них исходит ощущение пустоты. Чёртов ошейник, с ментоблокатором... из-за него никак не разобраться с этой бандой. В зале... пусть — тысяча с небольшим. Кто бы это мог быть? Допустим, весь Народный конгресс, и правительство.
Поглазеть на тебя сбежалась вся эгвальская камарилья?! С чего бы вдруг? Ответ: им доподлинно известно, кто ты. Прокурор ломает комедию. Тянет время, возгоняя напряжение в зале. До финишного аккорда. До неизбежной развязки. Как это будет?
— ...Приглашаем свидетеля...
Чем дальше, тем интересней. Откопали-таки очевидца? Настоящего? Не подставу? Быть не может. Ты всегда заметала следы. Важнейшие распоряжения отдавала устно. Вовремя избавлялась от ближайших помощников, так называемых "государственных секретарей". Неприметные, не засвеченные на людях, невесть откуда появившиеся, они так же тихо исчезали в никуда. И... никаких, блядь, твоих портретов! Никаких фото и кино-репортажей, где мелькало бы твое симпатичное рыльце! Всё рассчитано, чтобы не портить некролог величайшему политику всех времен.
Комедию ухода разыграла бы без сучка, без задоринки. Старушка всех победила, и скончалась со счастливой улыбкой на устах. Прах развеяли над морем, с утеса, где стоит дом-музей Великого Ваги. Навсегда остались бы легенды о провозвестнице "Светлого пути".
Ну, а ты, смывши грим с морды, состригши крашеные под седину волосы, слиняла бы куда подальше. Жить в покое и безвестности. В богатстве. Ты же столько сделала для людей! Имеешь право на скромную награду. Чтобы лет двести не знать ни в чем нужды. После — видно будет. Времена меняются, меняемся и мы. Нашла бы занятие по душе.
Таков был тщательно выстроенный план. Родная планета не пришла на помощь. Пусть их. Ты и так славно устроилась. Подобного спектакля не знала История. Заметьте: развитие Мира на полвека (минимум!) опережает аналогичную эпоху на Терре. Ядерная энергия, компьютеры, мобильная связь. Всепланетная информационная Сеть.
Ну, и хватит. Счастливо оставаться, ебитесь дальше без меня. Только дурак во власти дожидается шарфика на шею, или табакерки в висок. Или того хуже: быть растерзанным разъяренной, обманувшейся в своем кумире толпой.
Как же вышло, что хитроумная, предусмотрительная, гениальная ты — сидишь в эдакой жопе? Простите, в клетке. Не золотой, конечно, но... в оригинальном образчике абстрактного искусства. Как давно всё пошло наперекосяк? Почему ты долго, десятилетиями! не замечала, что дела твои плохи, и чем дальше — тем хуже? Сколько времени длился сладкий сон? Повторила судьбу Великого Ваги, под конец жизни осознавшего реальное положение дел. Беспомощный. Забытый близкими, отвергнутый соратниками. Неудачник. Голый король.
— ...свидетеля, имеющего доложить нам важнейшие сведения...
Кто бы это? Единственный, с кого ты, в минуту слабости сняла ментальную печать — Валентин Эйс — твой последний помощник. Он многое успел разболтать спецам из ОСС. Кроме тайны личности Нины Вандерхузе. Тогда это выглядело чересчур невероятным. Валентин резонно опасался прослыть сумасшедшим. Так и провел остаток жизни в сомнениях. Умер два года назад, во время утренней пробежки. Инсульт. Нельзя перегружать себя в пожилом возрасте.
