Вряд ли. Скорее всего, никто ничего не почувствует и никогда не узнает. Камориль подумалось, что эти все события, в которых он принимал участие, несомненно, грандиозны и необычны, но они никак не соприкасаются с реальностью.
В реальности его ждали исследования и дела. Надо было, опять же, проверить, как там поживает их с Эль-Марко детище — небольшое предприятие фармацевтической направленности, стабильно обеспечивающее им безбедную жизнь. Накопились письма, которые надо разобрать. Дом, опять же, надо было починить, а то не солидно — крайне. Нужно было привести себя в порядок, а то все эти треволнения смыли с Камориль лоск, как не было его, так, что в зеркалах теперь отражался какой-то смутно знакомый мужчина: тощий, усталый, местами помятый. Андрогинности и след простыл. Синяки на запястьях хоть сошли быстро, — может, не без помощи Эль-Марко. Камориль тогда на одном коктейльчике не остановился, так что путь к поместью помнил крайне смутно. Строго говоря, память услужливо подбрасывала ему следующие куски реальности в совершенно произвольном порядке: вот Мйар лобызает ему чувствительные места организма, и это более чем восхитительно; вот Марик смотрит осуждающе, проникновенно, заботливо и обеспокоенно; вот Камориль, обняв за плечо Рина Даблкнота с одной стороны, а Тихомира Одиша с другой, идет по пустой асфальтовой трассе (очевидно заброшенной), и они вместе горланят какую-то старую песню, разудалую, похабную, жизненную неимоверно; а вот потолок в лепнине из черепков, и он кружится над Камориль, как дурной.
Тогда, почти на автомате, Камориль добрался до прикроватной тумбочки и нашел в ней пузырек со специальным зельем, заготовленным как раз на случай таких бед. Его потом выворачивало нещадно на протяжении получаса.
Вот уж где катарсис и очищение.
И вот теперь он сидит тут, в полутемной кухне, кутаясь в махровый домашний халат (черный с золотым), а чашка из-под кофе пуста.
Камориль чувствовал кое-какую нерадостную решимость, но не желал признаваться в ней даже самому себе. Нет. Еще не время. Сейчас можно и нужно ждать.
Сколько времени понадобится этому рыжему умнику, чтобы добраться до Сердца Мира? День? Два? Или он может попросту "вылинять", сиречь, телепортироваться куда надо — и всего делов? Камориль почти ничего не знал о мороке и, казалось, совсем ничего о настоящих возможностях Мартина Майна.
Но Мартин, уходя, вовсе не выглядел спешащим. Но и медлить он тоже явно не желал. Он вел себя так, как будто нужные ему события без него не начнутся. Как будто бы он успеет, — что бы ни произошло. Может, так это у них заведено — у тех, кто играет с судьбой? Может, им всем предопределено встретиться на той горе, рано или поздно, так или иначе?..
И пока туда идешь, можно вполне отвлечься на соблазнение мимо проходящего зазевавшегося некроманта.
Камориль сжал кулаки.
Это все, конечно, было более чем чудесно. И даже дождь. То, как капли стекали по обнаженному телу Мйара, запомнится Камориль навсегда. Его руки, сильные и страстные объятия, его смелый и жесткий поцелуй, долгий, чувственный и глубокий... Вереница следов от укусов на шее все еще саднит. И этот вид возбужденной плоти, наполненной кровью и жизнью, к которой так хотелось прикоснуться, чтобы узнать, насколько она тверда и горяча, а потом почувствовать, как...
Камориль вздохнул поглубже, приказывая себе успокоиться. Да, это было хорошо. Но правда в том, что в реальности — в их с Мйаром реальности, где они и видятся-то не так уж часто, — этого быть не может. И этого больше не будет.
Никогда.
Даже если Мйар вернется, он ни за что не станет вести себя так.
Может, со временем Камориль перестанет помнить все это настолько явственно, и воспоминание превратится в размытый сон. Это пока тело помнит. Скоро, может быть, отболит и перестанет.
Камориль встал и медленно поплелся по пустынному коридору в сторону гостиной. В коридоре свет тоже не горел. Костяные псы следовали за Камориль на приличествующем расстоянии: им было приказано не беспокоить хозяина.
За окнами шел дождь, еще пуще нагнетая атмосферу безысходности и депрессии.
— У-у, как же здесь круто! — воскликнул Ари, когда Камориль как раз проходил мимо гостиной и где-то рядом сверкнула молния. — Прям в дрожь бросает!
— Да уж, — согласился Тихомир.
— Привыкнете, — с улыбкой прокомментировал Эль-Марко, расположившийся на диване, а значит, спиной к вошедшему в гостиную Камориль.
Никс сидела у окна и смотрела на дождь, не принимая участия в ролевой карточной игре, которую разложили на ковре ребята.
Камориль заметил Рин Даблкнот.
— А мы тут у вас кальян нашли, можно его использовать?
— Можно-можно, — ответил некромант. — Только на ковер не опрокиньте. На столик поставьте... Или, погодите, я вам в помощники Кристину пришлю. Заодно и познакомитесь, — он ухмыльнулся.
— А вы с нами будете? — спросил Ари. — Кальян? С солнечным укропом, например?
Камориль покачал головой.
К нему обернулся Эль-Марко.
— Ты как?
— Жить буду, — ответил Камориль. — Точнее... наверное, буду спать. Уложи молодежь по койкам, как закончите употреблять.
— Я за ними прослежу, — кивнул Эль-Марко.
Камориль двинулся вверх по лестнице. Он думал, что, если он им разрешит еще пару раз устроить у себя посиделки, ребята из "Негорюй" полюбят тут бывать. Это будет и плохо, и хорошо одновременно. Хорошо потому, что в них бурлит и плещется жизнь, эмоции и свойственная молодости надежда на лучшее — крайне заразительная вещь. Да и некроманты с элементалистами всегда находили общий язык. А плохо потому, что если так дальше пойдет, то никто, кроме него, не станет грустить, если Мйар больше здесь не появится.
Остановившись на самом верху лестницы, Камориль позволил себе подумать ту страшную мысль, которую всеми силами отгонял:
"Что, если он не вернется?"
Надо было, плюнув на совесть и честь, вшить ему в любимые джинсы передатчик. Давно уже. Хотя, какие джинсы... Мартин Майн, переняв на себя контроль за Мйаровым телом, облачился во что-то более соответствующее характеру.
Был человек — и нет.
Камориль двинулся дальше по коридору, начисто позабыв о своем обещании организовать ребятам Кристину. Он прошел мимо двери в своей кабинет, мимо нескольких закрытых спален для гостей и, так не добравшись до своей, остановился. Дверь в комнату, где свила гнездо Лунь, была приоткрыта.
Камориль насторожился. Взяв с ближайшей полки лучевую кость, лежащую там как раз для таких случаев, он толкнул дверь вовнутрь. Петли были недавно смазаны, так что дверь открылась бесшумно. В полутьме Камориль разглядел огромный белесый кокон, возвышающийся на кровати между матрасом и балдахином. Кокон выглядел неподвижным и целым.
Камориль раскрыл дополнительные глаза.
Это позволило ему совершенно точно определить, где находится Кристина и костяные псы. Своим верхним левым глазом Камориль видел изнанку, пускай и очень ограниченно, но чужое присутствие в комнате распознал. Некромант мысленно отдал псам команду приблизиться. Отойдя от двери на шаг, он пропустил одну из собак вперед. Камориль на секунду прикрыл свои основные глаза, чтобы мельком взглянуть на то, что видит в комнате костяной пес.
Кто-то выдул собаке в морду облачко дыма. Оно тут же рассеялось, а контакт с псом разрушился. Но Камориль успел разглядеть общий силуэт и лицо гостя.
Некромант вошел в комнату, более не таясь, и при входе щелкнул выключателем. Помещение озарил теплый ламповый свет, нещадно впившись в привыкшие к темноте глаза.
— Ну что ты делаешь! — возмущенно заныла Вера. — Весь интим запорол!
— Лучше скажи мне, что здесь делаешь ты, — произнес Камориль сухо.
Вера сидела на светлом диванчике у стены. В одной руке у нее была пепельница, а в другой вампирша умудряясь удерживать сигарету и небольшую коньячную бутылку.
— Ну, мне сейчас некуда идти, — сказала она низко и хрипло. — А тебя тут не было, так что я...
— Ох, Вера, не надо мне врать, — Камориль положил лучевую кость в карман халата. — Ты весьма связно изъясняешься, а это значит, что кого-то уже заточила. То есть, ходила далеко отсюда, ибо людей вокруг поместья, почитай, нет. И ты зачем-то вернулась. Сидишь здесь тихо, не рыпаешься, мой крови, очевидно, больше не хочешь.
— Это ты верно подметил, — хмыкнула Вера. Затянулась сигареткой и выпустила дым вверх. — Все поменялось.
— Зачем ты здесь? — спросил Камориль напрямик.
Вера молчала, курила, на некроманта старалась не смотреть.
Камориль, хмыкнув, прошел внутрь комнаты, ближе к кровати. Протянул руку, чтобы коснуться шершавой поверхности кокона. Обернулся к Вере.
— Животное, что ли, проведать пришла?..
— Может быть, — безразлично ответила Вера.
— Или будешь пытаться со мной рассчитаться?..
Костяные псы Камориль, рассредоточившиеся по комнате, насторожились и повернули головы в сторону Веры. Вампирша снова затянулась и, выпустив дым, произнесла:
— Все поменялось, Камориль. У Богини надо мной больше нет власти.
— А как же новые тела?..
Вера смотрела то на него, то на кокон Луни. Ничего не говорила. Ее ноздри сильно раздувались, когда она делала очередную затяжку. Наконец вампирша заговорила:
— Тебе, наверное, приятно будет узнать о том, что поглощающие провели зачистку нижнего города.
— Когда?
— Несколько дней назад, сразу после того, как вам удалось сбежать и утащить с собой меня. Если б не эта дурацкая блажь твоего сладкого блондинчика — быть бы мне заживо сожженной в Пламени Самоубийц, или еще чего похуже. Они там, понимаешь, с огнеметами ходили. Освященными.
— Однако прогресс не дремлет, — хмыкнул Камориль. — И ты теперь, получается, последняя в своем роде?
— Это было бы слишком просто, не находишь?
— Пожалуй.
— Конину будешь? — спросила Вера.
Камориль понял ее предложение, как объявление перемирия. Понял, что халат мешает двигаться, а потому снял его, оставшись в одних брюках. Повесил халат на спинку стула, стоящего рядом с диванчиком. Сам сел туда же. Вздохнул. Протянул руку, чтобы взять коньяк.
Вера глубоко втянула воздух. Бутылка полетела на пол и, стукнувшись об ковер, треснула и разбилась на множество мелких осколков. Вера ухватилась обеими руками за протянутую ладонь Камориль.
— Ты что творишь, блаженная? — зло вопросил некромант.
Вера тем временем слезла с дивана на пол, и, стоя на коленках, нюхала пальцы Камориль. Ни слова не говоря, она обхватила указательный палец некроманта губами и стала водить по нему языком. Глаза вампирши закатились, и она застонала от удовольствия.
Камориль склонил голову набок.
— Сколько тебя помню, ты ни разу не изъявляла желания поразвлечься со мной одним, — сказал он. — Что, впрочем, всегда было взаимно...
Вера закончила с указательным пальцем, посмотрела на Камориль снизу вверх и переключилась на средний палец.
— А... — протянул некромант. — Я понял. Кровь Мйара. Точно-точно, руки-то я не мыл.
Вера вылизывала его ладони, пальцы и промежутки между ними. Тлеющую сигаретку она передала Камориль, не отвлекаясь, впрочем, от своего занятия.
— Да уж, повезло мне в жизни, — протянул некромант, затягиваясь дешевым куревом. — Если кому я нужен — так сумасшедшему братцу, тяготеющему к инцесту, или вот полоумной упырице, и то, постольку поскольку, — он снова втянул едкий горьковатый дым, от которого зачесалось и заскреблось даже в его привычных к табаку легких. Выдохнул вбок, перестав смотреть на Веру, обсасывающую ему мизинец. — Ну вот что за жизнь, а? Если любовь — то невозможная. Если суть — то извращенная.
Он помолчал. Продолжил, подперев голову свободной рукой:
— Знаешь, я слышал, что лучшие истории любви — творения отчаявшихся одиночек. Но кто же тогда пишет проникновенное о том, как романтично и здорово быть самому по себе?.. Кто сочиняет эти пассажи о темных улицах, обнимающих, как мать, о песнях и книгах, которые помогут в трудную минуту вместо друзей?.. Сильные люди? Клинические идиоты? Ханжи? Избранные? Не такие, как все? Нелюди, в конце концов? Я тогда, выходит, человек, каких поискать.
Вера закончила с его правой рукой.
— Ну, и каково это — любить его безответно? — спросила она.
— Это значит всегда быть вторым, — ответил Камориль.
Переложил сигарету в правую руку и подал Вере левую. Она, радостно улыбнувшись, впилась губами в его пальцы. Вера орудовала языком, извиваясь и постанывая. Костяные псы замерли по углам. Камориль, сделав еще две затяжки, стал проговаривать вслух то, о чем ему лучше было бы молчать:
— Это значит стать его отражением, опорой, вторым голосом, эхом.
— Тем эхом, от которого сходят лавины, — произнесла Вера быстро и полушепотом.
Камориль вздернул брови. Потер переносицу запястьем, затянулся. Несколько раз просунул глубже указательный и средний пальцы, вынул их и провел Вере по полураскрытым губам. Вампирша, прикрыв глаза, ловила каждое его движение. Камориль, увлекшись, говорил дальше, глядя куда-то мимо нее:
— Любить его — значит нести на своей изнанке клятву верности, ни разу не произнесенную, но множество раз подтвержденную. Не предавать, не врать, беречь, молчать и ждать. Это значит, что я должен быть жив для того, чтобы, если когда-нибудь он споткнется, устанет, или мир окажется для него слишком несправедлив, он смог бы прийти ко мне. И пускай этого никогда не случится, пусть, — Камориль снова втянул терпкий дым, и, выпустив его через ноздри, продолжил: — Но наша любовь не будет иметь начала, а значит, не будет иметь конца. И именно поэтому "никогда" означает "вечно".
Вера отстранилась и вытерла рот тыльной стороной ладони.
— А ты забей на правила, Йер, — сказала она. — Игру невозможно выиграть, следуя букве правил. Выйди за рамки, будь лучше и правильней несовершенной системы. Как я.
Камориль вздернул брови.
Дождь за окнами вроде бы стал тише, а то и вовсе прошел.
— Игру, говоришь, — протянул Камориль.
— Верни мне его, — сказала Вера.
— Кого? — спросил некромант.
— Того самого. Который теплый, как прирученное пламя, а не того, чья кровь была у тебя на руках.
— Кабы я мог.
— А разве нет?
Камориль смотрел Вере в ее красные глаза и видел там, кроме толики сумасшествия, какую-то извращенную мудрость, по народному мнению свойственную юродивым. То ли она и правда там была, то ли — показалось. Камориль вздохнул. Затушил сигарету в пепельнице. Оперся локтями об колени, приблизив свое лицо к Вериному.
— Он сказал мне, что нашел ключ от всех дверей, кроме одной. И эта вещь поможет ему взять все, кроме того, что ему не судьба. И он ушел в морок, за этой своей...
Некромант замер. Он вспомнил давешнюю ситуацию, имевшую место быть на холодном камне у самой воды. Мартин Майн мог бы использовать этот свой "ключ". Но не стал, хотя и хотел... овладеть... Уж не это ли та самая "не судьба"? Или люди этой штуковине неподвластны?
— Да он же не врал, — проговорил Камориль, выпрямляясь, — Абеляр не врал. Ключ от всех дверей, кроме одной — это и вещь, и понятие. Он просто не знал, что есть еще и веретено. А значит... но что это мне дает? Не понимаю.
