И ничтожный отряд двинулся на свою очередную авантюру.
Расчёт принца оказался правильным. Шжи бежали. Их войско распалось на отдельные отряды, а то и шайки. Осмелевшие жители деревень стали присоединяться к отряду. Столица княжества, вконец разорённая, была взята без боя. И на землю Зинтриссы вступило уже пять тысяч воинов.
Несчастная Центральная Зинтрисса оказалась между двух огней. Отступавшие на свои земли "союзники", большей частью превратившиеся в неорганизованные банды, беспощадно грабили местное население. Ещё хуже вели себя немногие отряды, по-прежнему возглавлявшиеся князьями и сохранившие порядок. Князьки желали теперь одного: утащить в горы побольше добычи, рабов и женщин. Они были уверены, что отомстить за такую подлость у Зинтриссы не хватит сил и воли. А с другой стороны шли тоже отнюдь не ласково настроенные старки и ликангсцы. Урс практически ежедневно участвовал в стычках, грабил врагов и ощущал себя почти что вновь разбойником, только в законе. В одной из стычек к его стремени вдруг бросился невысокий шжи. Это оказался раб Урса, освобождённый в ходе огненной битвы своими, который теперь решил спасаться у хозяина. Такая расчётливая трусость Вонючки спасла ему жизнь, и Кутур вновь занял место как прислужник воина.
А в один прекрасный день прискакали два всадника с белыми флажками на копьях и объявили всем, что заключено перемирие и начались переговоры. Отряд встал лагерем в сравнительно уцелевшей деревне, наложив на неё и на соседей дань в виде провианта, а после известия о заключении мира двинулся назад в Ликангс и затем в родную Старквайю. Из элитной сотни уцелело всего одиннадцать человек. Среди этих счастливчиков был обладатель двух бронзовых пластин, своего коня и оружия, а также тугого кошелька с деньгами Урс Ликарин, вновь полноправный гражданин, но проходящий покаянное служение на профессиональной военной службе.
Словом,
Все испытанья
Выдержал славный боец:
Из огня спасся,
В походах выжил,
И к новой жизни готов.
— Глава 27. Мир
Итак, королевство Старквайя начало с честью выходить из смут и войн. Рокош девяти принцев закончился. Западная война была быстро выиграна, принесла ещё три вассала и крепкий мир на западе. Оставалась лишь восточная. Войска основного противника — королевства Зинтриссы — потерпели несколько тяжёлых поражений и оказались оттеснены к самой столице. Однако в центре границы успешно действовала крепкая армия единого царства Шжи, которая отличалась не только воинственностью и боевой выучкой бойцов, но и прекрасным командующим — старым, хитрым, осторожным полководцем Ляном Жугэ. В этих условиях Колинстринна процветала. Когда рядом с мастерскими оружейников обосновались бронники и лучники, она стала "центром военной промышленности" всего королевства и даже Империи. Тор чувствовал, что жизнь более или менее налажена, и можно заниматься важными, но не столь горящими, делами. В частности, два из них были в Великом монастыре. Одно трудное, но не длинное. Наконец-то удалось нащупать способ производства торовского булата. Изделия получались дорогими, и хватало мечей и кинжалов на одну битву. Но они уже выдерживали почти по десять, а то и более, ударов. А второе, не менее важное — необходимо было научиться владеть своими незаурядными духовными силами, раскрывшимися за последнее время.
Эсса ждала третьего ребёнка. В роли первой дамы удела она полностью нашла себя. Так же как Тор обеспечил, чтобы дворянские дети и дети мастеров ни в коем случае не оставались неучами, так и она поступала с девушками и женщинами. Съездив на месяц в Зоор, она нашла, что занятия принесли несомненную пользу. Владетельница уже легко понимала светские разговоры высшего общества и сама, пользуясь своим остроумием и ехидством, начала смело участвовать в них. Королева относилась к ней неизменно хорошо, Эсса также старалась относиться к королеве с искренним, ни в коем случае не подобострастным, почтением, что было достаточно легко. Ведь королева была само воплощение достоинства и величия, не говоря уже о красоте. Да и Эсса отличалась достойным поведением.
Тор Кристрорс, Великий Мастер и Владетель, собирался в Великий монастырь Ломо вместе со своими сотрудниками мастером-алхимиком Каром Урристиром и старшим подмастерьем-рудознатцем Хоем Аюлонгом. Аюлонг почти сразу после начала работ у Тора мог бы пройти испытание на мастера, но он предпочёл подождать, втайне надеясь после защиты открытия в монастыре стать Великим Мастером. Урристир с некоторой завистью поглядывал на рудознатца: ему самому эта дорога была практически закрыта, исключительно редко мастеров повышали до Великих Мастеров. Зато, в отличие от Аюлонга, алхимик уже был женат.
Лир Клинагор, старший сын Тора, забежал к нему в мастерскую. Отец поощрял это, хотя сын был ещё мал, чтобы учиться мастерству. Аюлонг спросил его:
— Лир, уже решил, кем будешь?
— Как и отец, воином и мастером! — уверенно ответил Лир.
— А может быть, алхимиком? — спросил Тор.
— Нет.
— Почему?
— От алхимика плохо пахнет, а от тебя, отец, хорошо.
В самом деле, от алхимика регулярно несло самыми разными химическими снадобьями, порою совершенно тошнотворно. А от отца пахло по-мужски: потом и железом.
— А рудознатцем стать не хочешь?
— Нет. Рудознатец только всё разбивает, а ты, отец, создаёшь.
— Может, архитектором?
— Он не сам делает, а только руководит. А ты, отец, и руководишь, и сам делаешь.
Строительство дороги в Ломолинну завершилось немногим более чем за год. Деревня соединилась с остальным владением хорошим трактом, проходящим по живописным местам. Ещё шесть крестьянских семейств получили богатые участки при условии оказывать гостеприимство и помощь путникам, идущим по дороге: тем, кто из владения, бесплатно, а остальным за умеренную плату.
* * *
На торжества по поводу открытия дороги Тор, конечно же, пригласил бывшего владельца Ломолинны графа Ара Лукинтойраса. Тот был просто поражён изменениями в деревне. Дома крестьян выглядели процветающими. Появились ещё три крестьянских двора и господский дом. А Тор со скрытым ехидством предложил графу вернуться по новой дороге. Граф хотел ехать верхом, но Тор предоставил ему с женой и со своей женой экипаж. Мягко шёл широкий экипаж по местам, где раньше были тропы. Это огорчило графа. Почему же он сам не сообразил в своё время сделать такое?
Остановившись в одном из новых крестьянских хозяйств, одновременно служившим постоялым двором, Тор и граф с жёнами, как и полагалось знатным образованным особам, провели вечер за вином, в любовании горами, наслаждении музыкой и в поэтических состязаниях. Эсса, пожалуй, получала от происходящего даже больше удовольствия, чем Тор. Тор хвастался своими успехами в обустройстве владения (конечно же, явно не говоря ни слова о своих заслугах), а Эсса наслаждалась завистливыми взорами графини Сиарассы, которая уступала ей и в поэтических состязаниях, и в богатстве наряда, и в красоте служанок, и в положении при дворе. Эсса же вела себя, как и полагается, скромно и с достоинством, естественно обращаясь к графине как к равной, что означало по этикету высшего света некоторую снисходительность чуть более высшей по положению.
"Дочь кузнеца и сын кузнеца, а теперь в наш круг вошли и даже милостиво на нас смотрят! Но надо держаться: упорно говорят, что Мастер — отец по крови наследника престола. Так что положение у них крепкое, тем более что они сидят в основном у себя во владении и при дворе не стремятся сделать карьеру. Нам они не соперники, а вот заручиться их поддержкой на будущее стоит. Поэтому надо будет намекнуть муженьку, что нужно не бычиться по поводу упущенного, а уместно восхищаться и крепить дружбу. И пригласить их теперь к себе просто необходимо. Муженёк поохотится в компании соседа, а я намекну подруге королевы о способностях нашей дочери Лисиссы, чтобы её взяли в камер-фрейлины". Подобными мыслями была забита голова графини Сиарассы.
Тор не мог не похвастаться чуть-чуть и старшим сыном. В дороге Лир ехал верхом сзади повозки на своём пони. Вечером он, как и полагалось по этикету ребёнку, ещё не ставшему пажом, иногда заходил к пирующим на открытом воздухе родителям и гостям, обменивался с ними несколькими словами и вновь убегал по своим детским делам.
После нескольких чаш вина друзья (или, во всяком случае, тщательно делавшие вид, что друзья) приступили к традиционному поэтическому состязанию. Каждый должен был сложить стихотворение на тему сегодняшнего вечера. Первой была, конечно, гостья. Когда Сиарасса произнесла экспромт, а затем, как и полагалось после одобрения, записала его на жёлтой дорогой бумаге красивыми знаками, Тор сказал, воспользовавшись, что Лир как раз вошел в очередной раз:
— Очаровательная и утончённая графиня. Твоё стихотворение настолько прелестно, что оно звучало бы ещё изящнее в устах ребёнка. Я попрошу сына его прочесть.
К удивлению окружающих, пятилетний (четыре года по календарю старков, но пять с небольшим по священному календарю, в котором исчисляется человеческий возраст) мальчик почти без запинки прочитал стихотворение, записанное не только азбукой, но и настоящими высокими знаками:
Вижу в тумане я дальние снежные горы,
Тёплым вином я согрелась у лучших друзей.
В жаркой пыли городской остаются пусть споры,
Чистой природы красой насладиться успей.
И неожиданно для всех, к гордости отца, Лир выдал свой собственный экспромт:
Синею дымкой покрытые дальние горы
Вечным покоем своим утешают нам взоры.
После чего попросил разрешения уйти и убежал, не слушая похвал, что тоже соответствовало этикету. А в состязание вступил граф.
Пьян я от запаха трав и от мудрой беседы,
Вечные горы вокруг нас охраной стоят.
И созерцанья покой я с друзьями изведал,
В этой долине, где стал вместо пустоши сад.
Теперь полагалось ответить Эссе, как хозяйке.
Я очарована видом скалистых отрогов,
Нашей беседой, умом и величьем гостей.
Жизнь нас измерила много раз меркою строгой,
Чтобы не сбились с пути благородных людей.
И завершил состязание Тор, как хозяин.
Я за гостей своих чашу вина поднимаю,
И от обилия ломится каменный стол.
Пусть вечный мир будет радостью нашего края,
Пусть же Судьба оградит нас от всяческих зол.
После этого графиня, улыбнувшись, взяла лютню.
— То, что у нас получилось, конечно, стишки не самого высокого полёта. Но вместе сложилась недурная песенка. А стих вашего сына, хозяева, прекрасный её припев.
И она спела получившуюся песню целиком.
Отвлечёмся немного от текущего момента. В семьях тех, кто обладал понятием чести, воспитание и образование ребёнка начиналось ещё в чреве матери. В этом мире, в отличие от нашего, помнили, что значительную часть знаний и впечатлений ребёнок получает ещё до рождения, через мать и через свои собственные чувства. Поэтому уже с момента признания беременности мать и отец всячески вводили ребёнка в лучшие стороны положения, занимаемого им по праву рождения. Система у старков была не кастовой, но в некоторых отношениях приближалась к ней. Поскольку ребёнок больше всего воспринимает в самом раннем детстве, естественный путь для него, как считалось, путь родителей. Но, поскольку все души неповторимы и не равны с самого начала, имелись возможности выбрать и другой путь. Особенно часто такое происходило с третьим сыном или с младшей дочерью.
По этой же причине игры детей считались делом высочайшей важности. Появление извращенческих или других нежелательных игр было первым признаком духовной болезни общества. Далее, уже с раннего детства детей начинали подготавливать к суровому воспитанию и обучению, которое проходили все высшие слои общества, начиная с цеховых мастеров и крестьян. Поэтому Лир, умевший читать иероглифы в пять лет, был не столь уж редким явлением, хотя, конечно же, и не частым. А вот азбуку к четырём-пяти годам знали практически все, принадлежавшие к полноправным или почётным слоям общества. Такое раннее обучение начаткам грамоты считалось важным ещё и потому, что оно было ступенью к двум умениям, отличавшим развитого и образованного человека: инстинктивной грамотности и скорочтению.
В принципе занятия с детьми начинались с четырёх лет. Их начинали учить основам этикета и грамоте, плаванию, бегу, а остальному в зависимости от социального положения и пола. В пять лет мальчиков начинали учить военному делу. Мастерству считалось нормальным учить с шести-семи лет.
Отметим ещё две черты старкского воспитания и образования. Не было никакого сюсюканья над ребёнком. Если кто-то калечился или погибал в ходе занятий, это не считалось преступлением со стороны наставника, а родители обязаны были даже не относиться как к трагедии. Смерть при обучении считалась почётной смертью, а покалечившемуся Судьба указала почётный путь в монахи. Далее, не выдерживавших образования часто деклассировали в той или иной форме. Самая жестокая форма деклассирования была в школах гетер и школах искусств. Провалившихся или нерадивых продавали в рабство, невзирая на их происхождение. Единственное право, которое сохраняла семья: выкупить своё опозоренное чадо до того, как оно будет продано с публичных торгов. Но им отнюдь не всегда пользовались, а если выкупали, то деклассированный уезжал подальше и гражданином уже не был.
И, наконец, последняя особенность образования одновременно является причиной, по которой у старков практически не было хронической болезни европейской цивилизации: конфликта поколений. Когда человек вступал в подростковый возраст, его обучение резко меняло направленность. Раньше ему жёстко вбивали основные правила, а теперь начинали учить, что они не абсолютны и что самые главные руководители человека: честь и совесть. На третьем месте: разум. На последнем должны стоять выгода и стремление к сиюминутным удовольствиям. Тот, кто желал "получить здесь и сейчас", слишком часто грубо отбрасывался в подонки общества. А тому, кто утратил честь, как считалось, и жить незачем. Поэтому жизнь таких не ценилась, да и людьми они практически не считались.
Конечно же, играл роль в отсутствии конфликта поколений и ещё один фактор. Родители сами проходили в детстве жестокую школу, в которой их приучали к правилам, а затем отбивали охоту их абсолютизировать. Далее, они не устранялись от детей, а жили одной жизнью с ними. Поэтому уважение к родителям обычно было не искусственным. Дети видели перед собой не равнодушных потребителей, которые почему-то претендуют на роль старших, а действительно старших, прошедших через испытания и сохранивших честь.
Как вы сами видите по нашему рассказу, честь не обязательно означает, что человек становится хорошим. Люди были людьми, они оставались всякими. Более того, считалось, что злые люди тоже выполняют важную социальную роль, не давая расслабиться и тем самым обессилеть хорошим.
