Но на данный момент он все еще находился в положении человека, который должен давать советы, а не брать на себя ответственность, и были времена — как сейчас, — когда он с чувством вины осознавал, что был так же доволен таким положением дел. Честно говоря, он думал, что Жессоп и великий викарий были правы насчет времени, но это не делало решение более приемлемым для Рейнбоу-Уотерса.
— Могу ли я сделать вывод из того факта, что вы подняли этот вопрос, что его святейшество и канцлер... советуют мне сделать это заявление? — наконец спросил граф.
— Милорд, вы являетесь фактическим правителем почти четверти Северного Харчонга, — сказал Остин. — Все мы сожалеем об обстоятельствах, которые заставили вас предпринять шаги, которые вы предприняли, но перед Богом и архангелами у вас не было выбора. — Граф посмотрел на него, и он твердо встретил взгляд этих темных глаз. — Бог — и Мать-Церковь — поставили вас в ужасное положение, милорд, и, несмотря на это, вы всегда вели себя как человек чести и как верный сын Матери-Церкви. Ни великий викарий, ни канцлер не предлагают вам предпринять этот шаг, чтобы... укрепить свое собственное положение или свой собственный авторитет. Однако они верят, что ваше имя и репутация, больше, чем что-либо другое, действительно являются тем клеем, который скрепляет Восточный Харчонг.
Рейнбоу-Уотерс приподнял руку, как бы в жесте протеста, но Остин покачал головой.
— Нет, милорд, это не ваши люди. Или, скорее, это они, но только потому, что вы их ведете, и потому, что многие из них скорее умрут, чем разочаруют вас. Неужели вы думаете, что исповедники Матери-Церкви не знают, как они говорят о вас? "Граф", — говорят они, точно так же, как они называли великого викария Робейра "добрым пастырем". Я не говорю, что они думают о вас так же, как думали о нем. Не думайте об этом ни на мгновение! Но они доверяют вам, они уважают вас. На самом деле, большинство из них любят вас, потому что знают, что вы всегда принимали их сторону, заботились о них. Лэнгхорн знает, сколько офицеров могущественного воинства бросили их, приняли предложение императора Уэйсу вернуться домой к своим семьям, своим землям и поместьям... до тех пор, пока они возвращались домой без своих людей. Вы этого не сделали. Вместо этого вы сражались за них. Они знают это, и именно поэтому ваш авторитет, больше, чем что-либо другое, мешает многим из ваших людей искать мести так же безжалостно, как и любому из повстанцев, которые, возможно, бежали от их штыков.
Рейнбоу-Уотерс опустил руку. Мгновение он пристально смотрел на викария, затем пожал плечами и снова откинулся на спинку кресла, аккуратно положив руки на подлокотники.
— В этом может быть... что-то есть, — сказал он наконец. — Архангелы знают, что им нужен был кто-то, кто встал бы на их сторону после того, как они боролись изо всех сил! Мне стыдно говорить, что до джихада я так же не обращал внимания на обстоятельства их жизни, как и большинство моих товарищей. Я больше не такой, — он улыбнулся с короткой, горькой иронией. — Полагаю, что даже из чего-то вроде джихада может получиться что-то хорошее.
— Но я не король, не император, ваша светлость.
— Дядя, — сказал барон Уинд-Сонг, впервые заговорив, — никто не говорит, что вы такой. Но я думаю, что понимаю, что говорят великий викарий и канцлер — и викарий Жироми.
Рейнбоу-Уотерс посмотрел на него, приподняв одну бровь, и Уинд-Сонг пожал плечами.
— Дядя, вы — вы и воинство — так многого добились. Население района, находящегося под вашей защитой, сейчас на самом деле больше, чем было до восстания, и вы знаете причину этого так же хорошо, как и я. Это потому, что все, кто мог, как дворяне, так и крестьяне, бежали из Центрального Харчонга, чтобы присоединиться к нам здесь, потому что они знают, что вы и воинство защитите их. И воинство смотрит на вас, а не на императора. Даже не на великого викария. На вас. И то, что они слышат из Ю-кво, — это объявление императором войны вам — и через вас всем им — просто потому, что мы прекратили убийства. Это даже не считая железных дорог, каналов, восстановленных нашими инженерами, жилья, которое мы построили, тягловых животных и плугов, которые мы привезли. Они остановили убийства, дядя, и это дает им чувство гордости, которого не смог добиться даже их послужной список в джихаде. Но они слишком много повидали, у них слишком многое отняли. Им нужна уверенность в том, что на этот раз они не будут... преданы в конце концов, как в прошлый раз. Что их офицеры и гражданские чиновники, работающие с ними, не заявят в очередной раз о своей лояльности короне в надежде получить ее прощение... и оставят их на произвол судьбы, когда Чжью-Чжво и этот ублюдок Сноу-Пик наконец решатся на вторжение.
— Я бы никогда этого не сделал! — вырвалось у Рейнбоу-Уотерса.
— Конечно, вы бы не стали, дядя. Неужели вы думаете, что я, единственный из всех людей, этого не знаю? И люди в рядах воинства тоже так не думают. Но, простите меня за то, что я это говорю, вы не становитесь моложе. — Глаза Рейнбоу-Уотерса потемнели, но не от гнева, а от какой-то другой эмоции. — Думаю, что великий викарий и канцлер добиваются здесь открытого заявления — такого, которое сожжет мосты всего воинства, что бы с вами ни случилось, — чтобы помешать тому, кто станет вашим преемником, сделать это с ними.
Рейнбоу-Уотерс смотрел на своего племянника почти целую минуту, затем повернулся его взгляд вернулся к Остину.
— Так думает его святейшество?
— По большей части, да, милорд. — Остин поднял руку, помахав ею между ними. — О, в этом есть и другие аспекты. Вы и воинство преуспеваете здесь невероятно хорошо, но правда в том, что все наши сообщения показывают, что Соединенные провинции добиваются еще большего, в немалой степени благодаря "плану Армака" и инвестициям, которые он сделал возможными.
Остин сохранял безмятежное выражение лица, его голос был спокоен, несмотря на его продолжающееся личное несчастье из-за душ, которые, как он знал, неизбежно переходили на сторону Чариса в расколе в результате всего, что империя и Церковь Чариса сделали для них и их семей.
— Многие потенциальные инвесторы, как в землях Храма, так и в Пограничных государствах, которые в противном случае могли бы увидеть возможности для инвестиций здесь, в Восточном Харчонге, — инвестиций, которые вам нужны, если вы надеетесь сохранить траекторию роста, которую вам удалось создать, — не решаются воспользоваться этими возможностями, потому что они боятся, что если они инвестируют вместе с вами, и если император в конечном счете восстановит свою власть в этих провинциях, все их инвестиции будут потеряны. Точно так же я сомневаюсь, что кто-либо из них искренне верит, что Сноу-Пик и его армия смогут отбить Восточный Харчонг у вас и ваших ветеранов, особенно с Матерью-Церковью, викарием Аллейном и армией Бога, стоящей за вашей спиной. Если вы официально провозгласите независимость Восточного Харчонга, большая часть этих инвестиций начнет двигаться в вашем направлении. И на юридическом фронте Мать-Церковь, земли Храма и Пограничные государства могли бы затем установить с вами официальные дипломатические отношения, что привело бы к многим другим возможностям.
— Никто из тех, кто вас знает, ни на мгновение не поверит, что вы сделали все это, — молодой викарий махнул рукой, указывая не только на офис, но и на город и провинцию за его пределами, — ради личной власти или даже чтобы наказать Чжью-Чжво за указ, который сослал вас и всех ваших людей. Мы не призываем вас провозгласить независимость Восточного Харчонга, чтобы вы могли стать кем-то вроде императора вместо Чжью-Чжво. Нас беспокоит то, что даже сейчас, спустя годы после начала восстания, большая часть Северного Харчонга находится в подвешенном состоянии. Соединенные провинции начинают восстанавливать порядок на западе и медленно расширяются до западных пределов Тигелкэмпа, и все наши сообщения показывают, что они уже смирились с тем, что возврата к власти короны быть не может. Теперь вы делаете то же самое на востоке, и как бы сильно вы ни отшатывались от этой мысли, пришло время сделать ваш разрыв с Ю-кво формальным и официальным.
— Дядя, он прав, — тихо сказал Уинд-Сонг. — И вы знаете так же хорошо, как и я, что никакой другой исход в конечном счете невозможен. Лэнгхорн знает, что мы достаточно часто это обсуждали!
— Возможно.
Рейнбоу-Уотерс поднял руку, ущипнул себя за переносицу, помассировал брови. Затем он снова опустил его и посмотрел на Остина.
— Вы и Мединг вполне можете быть правы, ваша светлость. Я не знаю, какое дополнительное влияние могло бы оказать официальное заявление, но, видит Бог, никто из воинства никогда не смог бы вернуться под власть короны в целости и сохранности. И, честно говоря, сама мысль о том, чтобы позволить тем же людям, которые в первую очередь создали условия для восстания, вернуться на свои места здесь, вызывает у меня отвращение. Но я был так ясен, так настойчив в том, что я не стремлюсь к собственной короне. То, что вы предлагаете, во многих отношениях является отказом от этого обещания с моей стороны.
— Я скорее думал, что вы можете чувствовать то же самое, милорд, и тот факт, что вы это делаете, делает вам такую же честь, как и любые ваши предыдущие действия. Могу я предложить возможный путь?
— Непременно, ваша светлость! — Рейнбоу-Уотерс снова откинулся на спинку стула, пристально наблюдая за викарием.
— Милорд, вы не можете избежать некоторых проявлений, которые вас беспокоят. Мне очень жаль, но просто нет способа сделать это. Однако я бы посоветовал вам объявить, что разрыв с Ю-кво, очевидно, непоправим из-за того, что провозглашает Чжью-Чжво. Что он совершенно ясно дал понять, что возвращение к власти Дома Хэнтей на любых мирных условиях невозможно. Из-за этого у вас нет другого выбора, кроме как принять созданную им ситуацию и провозгласить независимость Восточного Харчонга. Однако, в то же время, когда вы это делаете, вы также провозглашаете создание харчонгского парламента, подобного тому, который создали чарисийцы. Как командующий воинством, вы сохраните за собой... исполнительную власть, как, полагаю, вы могли бы назвать это, но ваш новый парламент будет состоять из нижней палаты, избираемой из вашего рядового и сержантского состава, и верхней палаты, избираемой из вашего офицерского корпуса. Как именно будут расположены палаты, каково будет их взаимное расположение, должно быть разработано заранее, но его цель должна быть очень ясной и очень простой: взять страницу из опыта Сиддармарка и приступить, в консультации и координации с вами, к принятию письменной конституции для провинций под вашей защитой, в которой излагаются относительные полномочия исполнительной власти и двух палат. И если эта конституция предоставит парламенту то, что чарисийцы называют "властью кошелька", и полномочия утверждать или отклонять договоры между Восточным Харчонгом и остальным миром, я думаю, солдаты и офицеры воинства вздохнут с огромным облегчением.
— А как насчет гражданских лиц в "провинциях, находящихся под нашей защитой"? — спросил Рейнбоу-Уотерс. — Если они окажутся исключенными из этого нового парламента, из этой новой конституции, почему бы им не вступить в сговор с Чжью-Чжво, чтобы восстановить его власть? В конце концов, это не они вторглись на его территорию.
— Никто не говорит, что палаты парламента, созданные после провозглашения конституции, должны быть идентичны палатам, которые ее пишут, дядя, — указал Уинд-Сонг. — Воинство, как гарант мира и стабильности, может провозгласить конституцию по праву владения, но оно также может сформировать окончательный парламент любым способом, который оно пожелает в соответствии с этой конституцией.
— Да! — с энтузиазмом сказал Остин, обрадованный поддержкой Уинд-Сонга.
Мало того, что он был самым доверенным советником барона Рейнбоу-Уотерса, он также был очевидным наследником графа. Жена Рейнбоу-Уотерса, Хингпо, бросила вызов всем своим родственникам, чтобы присоединиться к нему в изгнании, но, как бы они ни любили друг друга, у них никогда не было детей. Это сделало Уинд-Сонга, старшего сына его единственной сестры, его наследником по харчонгским законам. Что еще более важно, верная служба Уинд-Сонга в джихаде и с тех пор сделала его единственным возможным преемником графа в глазах воинства. Если он поддержит это предложение и будет настаивать, явно принимая любые ограничения на его собственное будущее положение, которые может наложить новая конституция, это должно было сильно повлиять на его дядю.
— Милорд, — продолжил викарий, — я могу видеть смесь, в которой нижняя палата любого будущего постоянного парламента состояла из представителей простолюдинов, отвечающих имущественным требованиям, таким как владение землей или доход, а также всего рядового и сержантского состава воинства. Другими словами, все ваши люди и гражданские лица, не являющиеся дворянами, которые соответствуют этим требованиям, разделят право голоса и будут иметь право на места в нижней палате. По той же причине вашим офицерам может быть присвоен дворянский статус и на этом основании назначены места.
— Или их места тоже могут быть выборными, дядя. Мы могли бы ограничить право на них теми, кто имеет дворянские патенты или служил офицерами в воинстве, в прошлом или будущем, но они все равно могут быть обязаны избираться на выборах всеми избирателями, имеющими право голоса, — сказал Уинд-Сонг, и Рейнбоу-Уотерс выгнул бровь на него.
— Должен ли я предположить, что ты читал еще и эту чарисийскую чушь о правах человека, племянник? — спросил он, но его тон был легким, ласково поддразнивающим, и Уинд-Сонг пожал плечами.
— У людей есть права, дядя. Вы один из тех, кто научил меня этому. Я только говорю, что если членство в воинстве и дворянский патент, каким бы большим или незначительным он ни был, дают человеку право на место в этой "верхней палате", и если они тоже должны баллотироваться на выборах, тогда мы даем каждому человеку в Восточном Харчонге потенциальное место за столом. Шанс высказать свое мнение в залах власти.
Барон покачал головой, его глаза помрачнели.
— Вы видели, как наши люди отреагировали на землю, которую им дал великий викарий Робейр. Люди в воинстве прямо сейчас покинули эту землю только из-за своего доверия к вам, и если бы они не покинули ее, они бы защищали ее до смерти от любого, кто попытался бы отнять ее у них. Неужели вы действительно думаете, что после всего, что произошло после джихада, после восстания и проклятий Чжью-Чжво и Тан-чжи, которые прогремели из Ю-кво, что если бы мы дали тот же стимул, ту же надежду, то же чувство, что они люди, а не просто "крепостные" и крестьяне — не просто собственность — каждому гражданскому лицу, обратившемуся к нам за защитой, разве они тоже не будут бороться за ее сохранение?
В офисе было очень тихо, так тихо, что звуки уличного движения отчетливо доносились через окно, а бой часов звучал как гром.
ФЕВРАЛЬ, Год Божий 909
.I.
Дворец протектора, город Сиддар, республика Сиддармарк
