— Полагаю, мне следует вернуться внутрь, — сказала она ему.
— Ну, если ты настаиваешь, — сказал другой голос. — Но знаешь, мы только что прибыли.
Она подпрыгнула, затем обернулась с писком удивления — и радости — когда увидела двух мужчин, стоящих позади нее. — Кэйлеб!
Позже она так и не смогла вспомнить, как на самом деле двигалась. Все, что она помнила, были его руки, обнимавшие ее, сокрушительная сила его объятий и горячий, сладкий вкус его рта. Она смутно осознавала, что Мерлин и Сихэмпер стоят в стороне, наблюдая за ними с идеально подобранными улыбками, несмотря на удивление ее оруженосца внезапным появлением других мужчин, и ей было все равно.
Затем, наконец, руки Кэйлеба расслабились, по крайней мере, настолько, что она могла дышать, и услышала, как усмехнулся Мерлин.
— Сообразил, что им скоро придется вздохнуть, — сказал он Сихэмперу. — Хотя я уже начал думать, что, возможно, ошибался на этот счет.
Сихэмпер превратил свой собственный смешок в довольно неубедительный кашель, и Кэйлеб улыбнулся.
— Надеюсь, ты не забыл захватить свои игральные карты, — сказал он Мерлину.
— И почему это может быть, ваше величество? — вежливо осведомился Мерлин.
— Потому что вам и сержанту Сихэмперу придется провести здесь по крайней мере час или около того, развлекаясь чем-нибудь!
— Ах, безудержность юной любви! — ответил Мерлин, и Шарлиан почувствовала, как ее щеки пылают, даже когда она смеялась. Это было странно. Даже Сихэмпер или Сейрей никогда не проявляли такой фамильярности, и все же это казалось совершенно естественным — даже уместным — исходящим от капитана Этроуза.
— Как вы двое сюда попали? — потребовала она, и Кэйлеб покачал головой.
— Это часть того, о чем мы собираемся тебе рассказать, дорогая, — сказал он. — И, поверь мне, тебе будет трудно в это поверить, но все это правда. И слава Богу за это! Если бы Мерлин не присматривал за тобой, не смог добраться туда вовремя...
Его голос затих, и Шарлиэн ахнула, когда его руки снова почти конвульсивно сжались вокруг нее. Он понял, что раздавливает ее, и ослабил объятия, пробормотав извинения.
— Не волнуйся. Я не такая хрупкая, — заверила она его, протягивая руку, чтобы обхватить его лицо ладонью. Бакенбарды зашевелились на ее ладони, как кисточка из жесткого шелка, и она улыбнулась. — И когда ты успел отрастить все это? — спросила она, дергая его за недавно отросшую бороду.
— Я просто был слишком занят, чтобы побриться, — сказал он ей со своей собственной улыбкой.
— Ну, конечно, был занят. — Она потянула снова, достаточно сильно, чтобы заставить его поморщиться, затем посмотрела мимо него на Мерлина.
— Ты же сказал, что приведешь с собой свидетеля, сейджин Мерлин.
— Да, я это сделал, ваша светлость. — Он поклонился ей. — Честно говоря, не думаю, что смог бы оставить его там в Корисанде, даже если бы захотел. Не то чтобы не потребовалось немало изобретательности, чтобы придумать, как скрыть наше отсутствие. Ну, во всяком случае, его отсутствие.
— Как ты это скрывал?
— В данный конкретный момент, любовь моя, — сказал ей Кэйлеб, — "личный состав императора" охраняет пустую спальную палатку. Они знают, что там пусто, даже если они понятия не имеют, насколько далеко от "дома" я нахожусь в данный момент. Что касается их, то сейджин Мерлин и я крадемся вдвоем, чтобы встретиться с представителем фракции в Мэнчире, которая может быть готова выступить против Гектора в обмен на надлежащие гарантии их собственных позиций. Они были не слишком рады тому, что я ушел с одним стражником, даже с Мерлином, но они не были готовы спорить об этом. Ну, во всяком случае, не слишком долго и усердно. И они — и Нарман — понимают, что очень важно, чтобы никто, даже генерал Чермин или Брайан, не знали об этих предполагаемых переговорах. Лейтенант Астин и Гэлвин готовы никого не пускать в палатку до утра, но мы не можем гарантировать, что что-то не всплывет. Так что, как бы мне ни было неприятно это говорить, у нас действительно не так много времени. И, — он лукаво улыбнулся ей в глаза, — мы собираемся провести вместе, миледи, час или два из того времени, которое у нас есть.
— Что означает, — пробормотал Мерлин со своей собственной улыбкой, в то время как румянец Шарлиэн стал еще ярче, — нам лучше начать с тех объяснений, которые я обещал вам, ваша светлость.
* * *
— Неудивительно, что ты всегда казался немного... необычным для меня, Мерлин, — сказала Шарлиэн почти два часа спустя. Она медленно покачала головой, ее глаза все еще были огромными от удивления, когда она смотрела на стражника, которому было более девятисот лет.
Сихэмпер выглядел почти ошеломленным. Впервые на своей памяти он подчинился ее приказу сидеть в ее присутствии без малейших возражений, когда Кэйлеб начал свое объяснение. Теперь настала его очередь посмотреть на Мерлина, и он покачал головой.
— Думаю, я больше не чувствую себя таким старым и слабым по сравнению с вами, капитан, — сказал он. — Не притворяюсь, что понимаю все это. Если уж на то пошло, я не притворяюсь, что понимаю и половину из этого! Но, по крайней мере, теперь я знаю, как тебе удается делать некоторые... странные вещи, рассказы о которых я слышал. Ты действительно задушил трех кракенов голыми руками, не так ли?
— Не совсем, — ответил Мерлин с кривой улыбкой. Затем он снова повернулся к Шарлиэн. — Мы ответили на ваши вопросы, ваша светлость? — тихо спросил он.
— О, ты ответил на вопросы, которые, как я знала, у меня были до этого, — заверила она его. — Конечно, ты дал мне по крайней мере пару дюжин новых!
— Похоже, это действительно так работает, дорогая, — согласился Кэйлеб.
— Самое трудное — это признать, что всю мою жизнь все, чему меня учили о Боге и архангелах, было ложью. — Голос Шарлиэн был низким и горьким, и челюсть Сихэмпера сжалась, как будто она говорила и за него тоже.
— Ваша светлость, вам действительно нужно обсудить это с архиепископом Мейкелом, — сказал ей Мерлин. — Вы уже знали, что такие люди, как Клинтан и Тринейр, могут искажать и злоупотреблять верой других. Однако все, что они на самом деле сделали, знали они об этом или нет, — это пошли по стопам Лэнгхорна и Бедар. Боюсь, в том факте, что продажные и амбициозные люди готовы лгать даже о Самом Боге в своем стремлении к власти, нет ничего нового, но это не делает ложным все, во что вы когда-либо верили о Боге. На самом деле, как бы мне ни было неприятно это признавать, такие люди, как архиепископ и Братья Сент-Жерно, поверили в правду, когда увидели ее, во многом из-за ценностей, которым их научила религия, придуманная Лэнгхорном и Бедар, чтобы поработить каждого жителя Сейфхолда. Подобные вещи, как правило, происходят, когда люди используют благость Божью в качестве оружия. Я лично убежден, что, несмотря на все усилия Лэнгхорна или Бедар, они не в состоянии удержать Бога от того, чтобы Он пробрался сквозь щели, когда Ему этого захочется.
— "Пробираясь сквозь щели", — тихо повторила Шарлиэн, затем улыбнулась. — Полагаю, что это, по крайней мере, один из способов взглянуть на вещи. И я действительно понимаю, почему архиепископ на данный момент не желает оспаривать фундаментальные доктрины Церкви.
— В то же время, однако, мы создаем своего рода собственный внутренний круг, — отметил Кэйлеб. — Мы четверо здесь, Братья, доктор Маклин и несколько других в королевском колледже. Нам придется и дальше быть почти безумно осторожными с тем, кому еще мы расскажем об этом, но это только начало.
— Да. — Глаза Шарлиэн снова закрылись, и Кэйлеб почувствовал, как напряглись ее мышцы в кольце его руки. — И боюсь, что оговорки архиепископа относительно того, чтобы рассказать всю правду графу Грей-Харбору, относятся и к Мараку. Он любит меня, и он доверяет мне, и он полностью осведомлен — и возмущен — коррупцией в Храме и Зионе. Но его фундаментальная вера — такая же сильная часть его самого, как была вера дяди Биртрима.
Последнее слово вышло надтреснутым, таким дрожащим, что, казалось, в нем было два слога, а не один, и рука Кэйлеба успокаивающе сжалась вокруг нее.
— Мне так жаль, любимая, — сказал он, наклоняясь ближе, чтобы прижаться щекой к макушке ее склоненной головы. — Знаю, что ты любила его.
— Любила. Я знаю, — прошептала она. — И я действительно верила, что он любит меня.
— Думаю, что он это сделал, ваша светлость, — тихо сказал Мерлин. Она открыла глаза, полные слез, чтобы посмотреть на него, и он вздохнул. — Первоначальный план был его, это правда, но он никогда не хотел, чтобы тебе причинили вред. Признаю, что не уделял ему достаточного внимания, и мне будет нелегко простить себя за это, к сожалению, я могу просматривать только ограниченный объем данных от снарков, и я ошибочно предположил, что Бинжэймин и архиепископ Мейкел будут пристально следить за ним. Очевидно, они тоже думали, что я буду наблюдать за ним. Вот как весь этот заговор умудрился проскользнуть мимо всех нас, и это только подчеркнуло, насколько важно, чтобы никто из нас ничего не принимал как должное. Но я прокручивал и пересматривал некоторые разведывательные кадры, которые я лично раньше не просматривал, и некоторые из них включают вашего дядю.
— Не имею ни малейшего представления, насколько его план был продиктован амбициями, а насколько он был продиктован истинным ужасом от вашего неповиновения церковной иерархии; если уж на то пошло, я до сих пор не уверен, как он вообще связался с Хэлкомом. Должен был быть посредник, и кто бы это ни был, уверен, что он все еще здесь. Может быть, мы с Совой сможем выяснить, кто это был, продолжая просматривать записи снарков, или, может быть, Бинжэймин найдет его. Но знаю, что твой дядя был непреклонен в том, чтобы проследить за тем, чтобы тебя схватили живой. Это то, что привело его в святую Агту, и это то, почему Хэлком убил и его самого.
— Не оправдывай его, Мерлин, — печально сказала Шарлиэн. — Я всегда знала, что он любит власть. Да, он поддерживал меня, но это было отчасти потому, что без его отношений со мной он не стоял бы по левую руку от трона. Если бы он позволил отстранить меня, те же самые люди отстранили бы его из-за того, как он и Марак работали с отцом, и это означало, что он потерял бы этот доступ к власти. Да, он любил меня... но эта любовь всегда шла в тандеме с его собственными амбициями, и это никогда по-настоящему не испытывалось на прочность. Не так, как это было, когда я решила выйти замуж за Кэйлеба и бросить вызов Церкви. И когда пришло испытание, он выбрал то, что выбрал. Это сделал не кто-то другой, и из всего, что ты сказал, он, должно быть, был тем, кто пошел к сторонникам Храма, а не наоборот. Каковы бы ни были его доводы, каковы бы ни были его мотивы, он все равно был предателем... и я все еще стояла у него на пути.
— Поверь мне, — сказал ей Кэйлеб, — я точно знаю, каково это. Но, по крайней мере, он настаивал на том, чтобы тебя не убили. Мой кузен намеренно намеревался убить меня.
— Я почти жалею, что он не собирался, — вздохнула Шарлиан. — Таким образом, я могла бы, по крайней мере, избавиться от этой... двойственности в том, что касается его.
— Это не помогает, — сказал он задумчиво. — Не так уж сильно. И после чего-то подобного трудно снова научиться доверять.
— Нет, — ответила она, и он удивленно посмотрел на нее. — Не для меня, Кэйлеб, — добавила она. — Но я выросла, вынужденная бороться за свой трон. Тогда мне пришлось усвоить, что некоторым людям можно доверять, даже если другим нельзя. И что иногда это происходит не потому, что те, кто не может быть злыми или от природы склонными к обучению, а просто потому, что в остальном хорошие люди заходят слишком далеко из-за конкурирующей лояльности. Это не делает предательство менее предательским, но позволяет понять, как они были доведены до этого.
— И это становится только хуже, когда в ситуацию вмешиваются вопросы веры, — согласился Мерлин.
— Знаю. — Шарлиэн несколько секунд задумчиво смотрела на что-то, что могла видеть только она, а затем удивила их всех внезапной улыбкой.
— Ваша светлость? — сказал Мерлин.
— Я просто подумала, что мне нужно будет вести письменные заметки о том, кто что знает, — сказала она. — И должна признать, что никогда бы не вообразила, будто Нарман Бейц должен быть где-то рядом с самим внутренним кругом.
— Полагаю, у него был кризис совести, — сухо сказал Мерлин.
— Чепуха, — фыркнул Кэйлеб. — Ответ намного проще, Мерлин. Как ты всегда говорил, этот человек умен. Он, его княжество и его семья оказались между молотом и наковальней. Он должен был принять решение, и теперь, когда он его принял, пути назад нет. Клинтан, конечно же, не собирается приветствовать его возвращение с распростертыми объятиями, что бы он ни делал! А это значит, что весь его значительный интеллект теперь на нашей стороне.
— Думаю, вы оба правы, — задумчиво произнесла Шарлиэн. — Знаю, как сильно я возмущалась тем, что меня заставили сотрудничать с Гектором в нападении на королевство, которое никогда не причинило мне или моим людям никакого вреда. Думаю, что Нарману это тоже ни капельки не понравилось. На самом деле, я склонна думать, что то, что он был вынужден плясать под дудку Клинтана, вероятно, подтолкнуло его к открытому и искреннему разрыву с Церковью.
— Ну, что бы ни случилось, думаю, он прав насчет того, как нам нужно справиться с этой ситуацией, — сказал Кэйлеб более трезво, и Шарлиэн кивнула.
Совет Нармана, как только он оправился от изучения "видений" сейджина Мерлина — что, на самом деле, он проделал довольно быстро, — был лаконичным.
— Ваше величество, — сказал он, — единственное, чего вы не можете себе позволить по стольким причинам, что я даже не могу сосчитать их все, — это попытаться скрыть участие Холбрук-Холлоу во всем этом. Мне жаль, если это причинит императрице боль, но это все, что нужно. Прежде всего, вам придется объяснить, что с ним происходило. Во-вторых, будет важно, чтобы барон Уэйв-Тандер "обнаружил", что он был частью заговора, и чтобы ее величество подтвердила это в Чисхолме, предпочтительно лично, а не письмом, и пусть она при этом стоит на чисхолмской земле без единого чарисийского оруженосца. Чтобы никто не настаивал на том, что вы и ваши чарисийцы действительно заставляете императрицу лгать об этом или стоите за всем этим. Я имею в виду кого-то, кроме Церкви. Им будет все равно, кто даст показания о его причастности. На самом деле, они, вероятно, собираются представить его как своего рода мученика, убитого из-за его верности, а затем опороченного ложными обвинениями его убийц. Во всяком случае, нет ничего столь незначительного, как правда, чтобы хоть немного изменить то, как их пропагандисты попытаются использовать это... дело против вас.
— Поскольку вы ничего не можете поделать с версией Церкви, особенно важно, чтобы вы донесли то, что действительно произошло, до всех ваших собственных людей. И, в дополнение к тому, чтобы дать понять, что вы не просто покончили с ним, потому что он был раздражающим препятствием, абсолютно необходимо, чтобы все в Чисхолме знали, что, хотя убийцы, возможно, были чарисийцами, двое людей, наиболее ответственных за весь заговор — Хэлком и Холбрук-Холлоу — оба были родом из-за пределов королевства. На самом деле, человек, который на самом деле собрал все это воедино, не только не был чарисийцем, но и был одним из первых дворян в Чисхолме. Если вы это сделаете, и если ее величество подчеркнет, как ее телохранители-чарисийцы сражались до последнего человека, чтобы спасти ее от убийства, спланированного ее собственным дядей, вы действительно сможете изменить все это, по крайней мере, с точки зрения любого чисхолмца, который еще не категорически против образования империи.
