Редакторы всех СМИ срочно уже выпустили нужные статьи, видеорепортажи. Газеты не просто проинформировали читателей в нужном ключе сухими фактами. Риторика прессы как обычно должна быть чрезвычайно кровожадной. Все передовицы уже должны пестреть заголовками с требованием немедленно покарать кучку заговорщиков: "Презренные предатели, наёмные псы фашистских разведок заслуживают только смерти!". "Сокрушительный удар будет немедленно нанесёт по наймитам Америки и Запада!".
Так что обеспечить массовую поддержку режима в этой ситуации для них не так уж сложно. Во всех учреждениях и на предприятиях, даже в столичных фитнесс-клубах и ресторанах, уже наверняка накануне были проведены митинги, где звучали требования о немедленно уничтожении проклятого поезда и расстреле без всякого суда тех, кто попадёт в руки правоохранительных органов: "Никакого суда отщепенцам и изменникам родины! Они этого не заслуживают, этим шавкам только немедленная смерть!".
Конечно не все поверят госпропоганде. Но любая попытка хоть словом, даже робкой мыслью, поддержать организаторов Процесса чревата суровым наказанием. А всё потому, что власти очень давно научились прослушивать мысли в стране. Уже много лет они на всех уровнях стимулируют в стране доносительство. Многие люди даже не считают зазорным "настучать" на друга или родственника. Ведь это элементарная проверка на лояльность. А значит, тот, кто не донёс первым, сам попадёт под подозрение.
Глава 178
Пока длился перерыв в судебном заседании и решались технические вопросы многие чеботарёвцы продолжали думать о деле — кто-то ещё раз просматривал документы и готовился к возобновлению слушаний, как Ласточкина. Но были и такие, кто пытался на время дать мозгу отдых. Некоторые пили чай, спали. Чудак Дзен что-то шил в уголке. Разглядеть что он там мастерит, не представлялось никакой возможности, ибо едва почувствовав на себе чей-то чересчур пристальный взгляд, обычно открытый всем и каждому юноша тут же прикрывал своё рукоделие от посторонних.
Решив наконец тоже позволить себе короткий перекур, Лиза направилась в тамбур, однако, не доходя, заметила майора с профессором Чеботарёвым, мужчины о чём-то бурно спорили, лица у обоих были такие, будто они выясняли кто тут из них главнее. Пришлось разворачиваться и идти в противоположную сторону. Там не оказалось ни души, только ветер гулял по причине оставленной кем-то незапертой наружной двери. Перед тем, как её прикрыть, Лиза подставила лицо под врывающийся поток, вдыхая загадочный аромат проносящихся лесов и полей. И ещё чего-то. Этот резкий неприятный запах исходил от массивной рукояти, Лиза поняла это когда потянула на себя тяжёлую дверь, и вляпалась ладонью в слизь непонятной природы. Присмотревшись, обнаружила ещё несколько таких же следов вокруг. И ещё кое-чего помимо слизи. Что заставило Ласточкину поспешно вернуться к остальным...
Между тем Путлер уже успел за время её отсутствия отказаться от резервного адвоката. Хотя две недели назад вроде был дал добро, чтобы ему в случае возникновения форс-мажорных обстоятельств доставили эту женщину из прошлого. Судья Наталья Репка, — отличившаяся тем, что в далёком 2021 году, по прямому распоряжению из Кремля, осудила чуть ли не прямо в здании аэропорта вернувшегося после отравления из Германии Алексея Запального, — вначале показалась Путлеру человеком подходящим. Прозвучавший тогда заказной приговор в отношении его личного врага был расценен им как доказательство полной лояльности чиновника в судейском звании. Но, когда Путлер указывал её фамилию вопроснике в качестве резервного адвоката (а это произошло не сегодня и даже не вчера), у него ещё не было личного опыта пребывания в качестве обвиняемого. Лишь недавно, по его словам, подсудимый осознал, что одной преданности мало. Тем более что запоздало всплыла крайне неприятная информация, что оказывается вскоре после выполнения его задания послушный судья через коллег пыталась принести свои извинения Запальному, жаловалась что на неё надавили. Даже раскаивалась в своём поступке! За это чекисты с ней быстренько расправились, но хозяину о произошедшей досадной накладке докладывать не стали... "Нет, она мне тоже не подходит, — капризно отклонил предложенную кандидатуру подсудимый. — Напрасно вы волокли бабу из прошлого — амёба, а не защитница".
Один из судей возразил, что не стоит обвиняемому отказываться от услуг действительно профессионального юриста, ибо теперь ему точно некого предложить на замену.
— Лучше вообще никого, чем такую! Вы что не видите, у неё дрожат губы и руки, — с откровенным презрением ответил Путлер.
Лизе стало жаль несчастной женщины, та конечно помнила свою гибель и страшно боялась снова пережить мучительную смерть от отравления "новичком".
Лиза всегда вскипала, когда рядом кого-то мучили и унижали, даже если речь шла о преступнике.
— Не в вашей ситуации проявлять щепетильность! — в волнении бросила она в лицо Путлеру.
— Почему это? — усмехнулся он и упёр руки в бока. — Разве я не имею права на лучшего адвоката. Если мой первый оказался болван и рохля, и второй тоже явно не блещет достоинствами. Так не лучше ли подождать того, кто окажется в достаточной степени компетентен? Или на худой конец, засучить рукава и самому встать к барьеру, чтобы защищаться от вас самостоятельно.
— Хоть вы и учились на юриста, но не имеете опыта для своей квалифицированной защиты, — напомнила Софа. Ей, как и Лизе было понятно к чему клонит подсудимый — выставить себя жертвой неправедного суда, чтобы заслужить сочувствие присяжных и наблюдателей.
— Но ведь ни у кого из вас его тоже нет, — резонно заметил политик.
— На нашей стороне истина! — горячилась Софа. — К тому же ваша ставка в случае проигрыша — собственная жизнь. Разве вы ещё не заметили, что при всех издержках, мы работаем командно, поддерживая друг друга и дополняя, а вы окажитесь один.
— О! Это очень благородно, что вы так заботитесь о моей жизни, — захихикал обвиняемый, поочерёдно насмешливо рассматривая поочерёдно каждого из присутствующих в комнате противников. — Было бы большим преимуществом иметь в качестве адвоката моей защиты кого-то из вас — человека высокой убеждённости и моральных качеств, хоть и не эксперта в юриспруденции!
Путлер загадочно улыбнулся:
— Полагаю, этот человек не пойдёт против справедливости, если согласится стать щитом перед безоружным. Я даже готов закрыть глаза на недостаточную компетентность избранника. Для меня важнее искренность и порядочность. И ум, конечно.
— Нам хотелось бы соблюсти правила и дать вам нужного человека, — ответил Путлеру за всех Владлен Николаевич. — Но все мы тут придерживаемся чётких убеждений, которые не позволяют нам встать на вашу защиту.
ВВП снова загадочно улыбнулся и хитро подмигнул:
— Адвокат не обязательно должен быть моралистом... Что же мне остаётся? — он притворно вздохнул, в глазах его блеснули самые натуральные слёзы. — Может, покаяться, чтобы заслужить снисхождение.
— Вы могли бы покаяться. Если не перед судом, то перед народом. Чистосердечное признание вины может иметь для вас самые благие последствия, — поддалась на игру Лиза, забыв на время о своём статусе обвинителя. И на какие-то секунды ей показалось, что политик готов вполне согласиться с этим пунктом. Но в итоге всё снова свелось к насмешничанью с его стороны:
— Старую собаку новым трюкам не научишь. Боюсь вам всё-таки придётся предложить мне что-то более серьёзное, чем эта дешёвая попытка уговорить меня добровольно расколоться и взять вину на себя. Так что думайте лучше, если желаете, чтобы я вам и дальше подыгрывал в вашем кислом шоу.
— Тогда вас может ожидать приговор, — жёстко предупредил судья.
— Ой, я уже наложил в штаны от ужаса! Но для этого должно подразумеваться, что я должен чего-то бояться, например высшей меры наказания. Но вы ведь сами, профессор, дали мне убедиться в том, что смерти, как таковой, не существует. Я бессмертен! Хм. Вот и выходит, что бояться мне нечего. Этот балаган не имеет для меня никакой ценности, говорю вам об этом откровенно, так как мы сейчас не перед телекамерами и меня не могут снова обвинить в неуважении к суду.
За исключением, пожалуй, профессора Чеботарёва, ВВП разговаривал с ними, как с недоумками или малыми детьми, ведь не им говорить с ним с позиций силы, и не им учить его уму-разуму. Что в своей жизни они совершили такого, чтобы иметь на это право?! Он же ещё в далёком 2005 году в Послании Федеральному Собранию назвал крушение Советского Союза крупнейшей геополитической катастрофой века. И не просто назвал, а предпринял титанические усилия для реставрации великой державы. Со времён Сталина мир не видел ничего подобного! Как они этого ещё не поняли и смеют разговаривать с ним так, будто он им ровня?!
Глава 179
Во время разговора с Путлером Лиза снова обратила внимание на то, как Дзен целиком поглощён шитьём какой-то куклы. Странное увлечение для молодого человека. Казалось странный юноша так увлечён рукодельем, что совершенно не интересуется тем, что происходит вокруг. Тем временем надменное поведение главного подсудимого стало ещё надменнее, когда неожиданно выяснилось, что его основной адвокат, из-за которого было сломано столько копий, исчез. В тамбуре, где втихаря собиралась выкурить сигаретку Лиза, нашли только туфлю пропавшего защитника и несколько капель крови. Когда возникло подозрение, что несчастного могли сбросить с поезда, Чеботарёв, так сказать официально, поручил Ласточкиной, как детективу полиции, обследовать место преступления и снять отпечатки пальцев с ручки двери.
Узнав о том, что произошло, доверитель испарившегося адвоката, просиял:
— Теперь вам точно придётся предоставить мне нового адвоката, либо снять с меня все обвинения из-за отсутствия технической возможности судить меня в строгом соответствии процессуальным нормам!
— Владимир Владимирович, не отказывайтесь от суда над собой, — неожиданно решился подать голос доселе молчавший Шайгун. — Это наш единственный шанс очиститься. Облегчить совесть!
Политик взглянул на пропищавшего что-то генерала, словно на комара. Ещё в краснознамённом институте КГБ Путлеру прочно вбили в мозг, что выполняя поставленные родиной задачи, допустимо плести любые интриги, пускать в ход кинжал или яд, если того требует ситуация. Его никогда не учили признавать вину, и его уж точно его никогда не мучили угрызения совести. Да и с какой стати? Реал политик во все времена не делалась в белоснежных перчатках. А уж Гранд политик предполагает кожаный передник мясника.
Он мог бы ответить всем этим интеллигентикам и чистоплюям строками из знаменитого текста "Государь" Никколо Макиавелли о том, что интересы своей страны следует защищать любым, в том числе бесчестным образом. В этом священном деле преступно руководиться такими понятиями, как справедливость и несправедливость, гуманность и жестокость, порядочность и позор. Одним словом, все средства хороши. Так что он благодарен тому человеку, который ради него сбросил бестолкового адвоката с поезда.
Лиза прочитала все эти мысли на лице Путлера и не только на лице.... И была поражена его цинизму и духовной ограниченности. Каждый человек, каждая душа — огромная расширяющаяся вселенная... Или сужающаяся. Некоторые вселенные в итоге схлопываются...Навсегда...интересно, задумывался ли он об этом? Но тут же одёрнула себя, ведь как участник суда она не вправе на такие эмоции.
Между тем Путлер торжествовал:
— Суду надо мной конец!
Кроме ставшего похожим на блаженного Шайгуна больше никто не спешил с этим поспорить. Даже Владлен Николаевич смущённо молчал. Казалось, к Путлеру постепенно возвращается его поразительная власть над людьми; ещё чуть-чуть и он, используя трибуну этого суда, сам начнёт обвинять своих судей. За долгие годы привыкнув принимать самые роковые решения единолично, подчинять своей воле миллионы, ВВП из года в год переходил в иное качество.
Лиза вспомнила, как один из вытащенных с "того света" свидетелей говорил ей: "Я до сих пор не пойму: почему за шесть недель до полного краха России в войне с Украиной и НАТО президент уверял нас, что до победы нам рукой подать. Помню я вышел от него после совещания в полном замешательстве — я не понимал ничего. Конечно мы были в курсе, что шеф не пользуется Интернетом и что всю информацию ему приносят в специальных папочках, и что составители докладов тщательно фильтруют сводки, боясь вызвать гнев Хозяина. Мы понимали, что Хозяин руководствуется устаревшей информацией, но к тому моменту всё зашло так далеко, что достаточно было просто выглянуть в окно его кремлёвского кабинета, чтобы всё понять. А он вёл себя так, словно действительно "ещё ничего и не начинал"! Помню не я один тогда с облегчением подумал, что вероятно мы просто чего-то не знаем и не стоит поддаваться панике.
Это было странно. Очень странно. Даже когда он отдал тот самый последний приказ начать ядерную войну, никто не пытался отказаться его выполнять или наброситься на безумца с тяжёлым пресс-папье. Даже те, кто не хотел умирать и у кого разрывалось сердце за своих близких, вели себя с прежней преданностью.
С одной стороны он был для нас всесильным убийцей, которому невозможно противиться. Но тут ещё произошла странная вещь. Ты как будто должен бы испытывать к убийце твоей семьи лишь запредельные страх и ненависть, злобу и омерзение. А вместо этого тебя затапливало любовью к нему! Сейчас я думаю, что это могло быть вызвано пониманием невозможности что-то изменить, и психика пыталась найти выход. Ты начинал уверять себя, что все не так погано и не так беспросветно. Я был похож на страуса, спрятавшего от опасности голову в песок. Такова была последняя судорога надежды, конвульсия борьбы за ускользающую жизнь.
Шеф смотрел на меня, и мне казалось, что он видит, как я принимаю свою долю, он видит, как я его люблю, он видит, что я заодно с ним во всем, до конца, я же с ним, за него! В какой-то момент мелькнула сумасшедшая надежда, что президент должен понять и оценить мою любовь и мое благородство, понять, что я ему не просто сотрудник, а друг и брат, самый близкий, лучший и верный, и в последний миг он не станет меня убивать, бросать на произвол судьбы — он хороший, благородный, добрый, он может взять меня с собой в свой чудесный самолёт, который в считанные часы перенесёт группу счастливчиков до супербункера под горой, куда не достанет ни один удар возмездия!.. Но рассудочная часть меня отдавала себе отчёт в тщетности таких надежд.
Будучи уже фактически никем (список лиц имеющих ценность и подлежащих эвакуации в случае конца был давно составлен и лишние люди попасть в него не могли), не имея сил воли и рассудка хоть как-то явить свою значительность — хоть ругательством, плевком, гордой позой, будучи парализован безнадежным отчаянием и страхом, я вёл себя как идиотский сектант. И так вели себя все. Наверное кто-нибудь из нас мог бы остаться в истории, решившись поднять руку на всесильного-убийцу, хотя бы попытаться швырнуть в убегающую крысу стулом, или тем, что под окажется под рукой (плевать на охрану, всё равно погибать!). Вместо этого мы все смотрели на уже фактически убившего наших детей маньяка с любовью и обожанием! Будто мы с ним на одной шахматной доске — причастны к той великой партии, которую он заканчивает на наших глазах. Вероятно это был способ не умереть брошенной в лесу раненной собакой. Умереть, явив себе и кумиру своё достоинство и героическую значительность.
