— Вы хотите сказать, — сказал Ру, — что они существовали, когда у вас в последний раз были какие-либо веские доказательства?
Юнис милостиво кивнула. — Это правда, и я не могу доказать, что Друзья все еще на "Занзибаре". Но они всегда были для нее потенциально полезным ресурсом, пусть даже только в качестве живого щита. Если бы у нее была возможность сохранить их жизнеспособность, я думаю, она бы так и сделала. Кроме того, есть еще одна причина полагать, что они все еще живы.
Ру скрестил руки на груди. — Что бы это могло быть?
— Искупление. На борту "Занзибара" произошло ужасное преступление. Не думайте, что это не наложило свой отпечаток на Дакоту — какая-то ее часть все еще чувствует, все еще мучается угрызениями совести.
— Вы так хорошо разбираетесь в ее характере после стольких лет? — спросила Васин.
— Я знаю слонов. Прошлое для них — это не прошлое.
— Значит, она сохранила Друзьям жизнь из чувства вины, вы это хотите сказать? — спросила Гома.
— Не совсем из чувства вины, скорее из глубокого желания исправить то, что уже было сделано, — уравновесить неправильность большим благом. Но это не значит, что она не причинит вреда Друзьям, если почувствует, что другой альтернативы нет.
— Как она могла это сделать? — спросила Васин.
— Сотней способов. Самый простой? Отключить их питание. Оставленные нагреваться слишком быстро, они вернутся к нам в виде нейронной каши. Поверьте мне. У меня был некоторый опыт в этом деле.
— Вы слишком быстро согрелись, — сказала Гома, вспомнив один эпизод из древней истории Юнис. — Но они нашли ваше тело как раз вовремя, чтобы восстановить некоторые данные из вашей головы.
— С таким же успехом они могли читать по "чайным листьям". Не думаю, что Чику вернула мне и близко столько меня, сколько она себе представляла. Но она хотела как лучше. Это побудило меня стать большим, чем я была на самом деле.
— Итак, что же нам остается? — спросила Васин.
— Выбор за вами, капитан, — сказала Юнис. — Поверьте Кану на слово и развернитесь или идите вперед, если вы действительно считаете, что это балансирование на грани.
— А что бы вы сделали?
— Не могу сказать, что я когда-либо была склонна к развороту.
Если бы против Васин можно было выдвинуть какие-то аргументы, Гома не была бы той, кто занял бы определенную позицию. Она видела основания для того, чтобы повернуть вспять — настаивать дальше означало рисковать ответными действиями против Друзей. Но в равной степени они зашли так далеко с намерением отговорить Дакоту, а не сдаваться при первой же неудаче.
Она чувствовала себя неловко из-за этого — как будто позволяла захлестнуть себя нарастающей волне воинственности. Но отказываться от преследования больше не хотелось.
— Я хотел отдать должное вашему мужеству, — сказал Грейв во время паузы, когда они ждали, как Дакота отреагирует на их отказ повернуть назад. — После того, что случилось с Мпоси, было нелегко подчиниться наномашинам.
Гома вспомнила ужас того момента, неминуемый страх утонуть, холодную, спокойную силу Юнис, удерживающую ее под поверхностью заполняющей легкие жидкости.
Гома напустила на себя немного фальшивой бравады. — Все оказалось не так плохо, как я думала.
— Важно то, чего вы боялись заранее. Не могу сказать, что знал его так же хорошо, как вы, но думаю, что он был бы по праву горд. Я просто хотел бы, чтобы ваши переговоры привели нас к более позитивному положению дел.
— Я тоже.
— Наш капитан, похоже, склоняется к принятию силы в качестве единственного решения.
Гома устало ответила: — Если у вас есть идея получше, пожалуйста, озвучьте ее. Мы спорили с ними и приводили доводы рассудка. Это ничего не изменило.
— Мпоси не был бы таким пораженцем.
— Вы правы — вы не знали его так хорошо, как я.
— Я просто думаю, что мы торопимся с чем-то, чего не сможем исправить. Гандхари попытается использовать зеркала в наступательных целях; Дакота выполнит свое обещание навредить Друзьям. И что выиграет любая из сторон, кроме углубления нашего отчуждения?
— Я все это понимаю, Питер. Я просто не вижу альтернативы.
— Мы могли бы продемонстрировать наши добрые намерения, отступив.
— И позволить Дакоте свободно побегать в Посейдоне?
— Побегать еще свободнее, — поправил Грейв без всякого порицания. — В каком-то смысле наша погоня совершенно бесполезна. Она доберется туда раньше нас, что бы мы ни делали, так чего же мы добьемся, придерживаясь такого курса действий?
— Мы не можем просто позволить ей делать то, что она хочет.
— Но поскольку мы не можем помешать ей, чего мы надеемся достичь? Демонстрации неповиновения?
— Как только они приблизятся к этим лунам, может случиться все, что угодно. Им нужно будет резко сбавить скорость. Если у них возникнут проблемы или неисправность, ситуация может измениться.
Он улыбнулся. — Возможно.
— Это все, что у нас есть, Питер. У вас есть ваша вера, а у меня моя вера в то, что дальний выстрел лучше, чем вообще никакого выстрела. И вы забываете, Дакота — тантор — независимо от того, что она думает о себе, кем она стала, это делает ее чем-то удивительным для меня. Я хочу знать, что у нее на уме. Я хочу беречь ее, как драгоценность. Ничто столь ценное больше никогда не должно исчезнуть из вселенной.
— Судя по тому, что я видел, она кажется мне чудовищем.
— Даже монстры прекрасны, — сказала Гома.
Дакота передала свой ответ через Кану. На его лице, теперь уже знакомом им всем, отразилось напряжение, вызванное недавними событиями. Нисса, его бывшая жена, наблюдала за происходящим с заднего плана, выражение ее лица было не более спокойным, чем у Кану.
— Ну, вы не можете сказать, что вас не предупреждали. Дакота отправила команду обратно на "Занзибар", чтобы начать выборочное размораживание ста своих Друзей. Вы знаете, что это значит. Они будут выведены из спячки слишком быстро и понесут необратимый ущерб детальной структуры своего мозга. Процесс займет несколько часов, и у вас не будет независимого подтверждения этого, пока работа не будет завершена, но я провел с Дакотой достаточно времени, чтобы не сомневаться в ее убежденности. Оттаивание началось. Вы все еще можете развернуться, и, возможно, повреждения будут не настолько серьезными, чтобы их нельзя было снова остудить и дать еще один шанс на возрождение. Но это ваше решение и ваш риск. Я сделал все, что мог, — я аргументировал нашу позицию в меру своих способностей. Я надеялся, что вы проявите здравый смысл — поймете, что у вас нет другого выбора, кроме как позволить нам продолжать свой путь в одиночку. Но вы этого не сделали, и мне очень жаль.
Когда он закончил, Васин повернулась к своему маленькому собранию. — Пустая угроза?
— Если не учитывать ее историю, — сказала Юнис.
— Тогда мы можем предположить, что этим спящим действительно дают оттаять?
— Да.
— Мы все еще сохраняем контроль над зеркалами?
— То же самое.
— А ее попытки запереть нас?
— Продолжаются, но пока безуспешно. Они оказали хорошее сопротивление, но я знаю архитектуру управления этими зеркалами лучше, чем они, и у меня была фора.
Васин торжественно кивнула. — Тогда мы подвергнем этот контроль испытанию. Лишение их энергии не было убедительным. Я хочу, чтобы вы направили лучи обратно на "Занзибар", но на этот раз не на электросети. Сконцентрируйте тепло на всем, что может быть уязвимо.
— От этого она не станет счастливым кроликом.
— Мы были не первыми, кто перешел к насилию в качестве тактики ведения переговоров, — сказала Васин.
— Мы не были такими, — сказал Питер Грейв, — но мы действительно отказались прислушаться к любым из ее предыдущих просьб, и теперь мы собираемся ответить насилием на насилие.
— Против физических структур, а не человеческих тел, — сказала Васин.
Лоринг сложила пальцы домиком и глубокомысленно кивнула. — Справедливое замечание.
— Наше намерение состоит в том, чтобы ослабить "Занзибар", а не навредить танторам, — продолжала Васин. — Если мы сможем подорвать их способность к жизнеобеспечению, мы сможем оттеснить их от края пропасти. Включите зеркала, Юнис. Давайте покажем им, что у нас есть зубы.
Подобно мстительным прожекторам, лучи зеркал сфокусировались и вернулись на "Занзибар".
Знания Васин о бывшем голокорабле по-прежнему основывались на изображениях с большого расстояния и предложенной Юнис блестящей интерпретации — надежной или нет. Несомненно, они ошибались или путались в некоторых деталях, но, по крайней мере, расположение первоначальных солнечных сетей было известно с достаточной степенью уверенности. Теперь они направляли фокусы лучей в сторону от этих обозначенных областей сбора на другие наружные части. Решетки были предназначены для поглощения поступающей энергии солнечных фотонов, передавая ее жидкости, которая в конечном итоге приводила в действие генераторы внутри "Занзибара". Они нагревались — ни один процесс преобразования излучения не был полностью эффективным, — но это компенсировалось их конструкцией. Но ни для каких других конструктивных сооружений на поверхности осколка не было бы сделано такого допущения.
При продолжающемся воздействии температуры в три тысячи Кельвин почти любая механическая система неизбежно подвергалась катастрофическому повреждению. Шлюзы превратились бы в шлак, силовые каналы разорвались бы, причальные люльки вышли бы из строя, изоляция обуглилась бы и выкипела, сама обшивка "Занзибара" стала бы локально расплавленной. Летучие вещества, попавшие в каменистую матрицу оригинального голокорабля, вырвались бы гейзером в вакуум. Эти действия повредили бы только внешнюю оболочку маленького мира, и последствия могли бы быть не сразу фатальными для более глубоких слоев — в намерения Васин не входило проникать в герметичные ядра или заставлять обитателей подчиняться. Но она надеялась нанести достаточно быстрый и серьезный урон, чтобы ее противники были вынуждены пересмотреть условия, опасаясь худшего в будущем.
Результаты их работы вскоре стали заметны даже с такого расстояния, как до "Мпоси". Везде, где лучи соприкасались, теплый материал начинал испаряться в окружающий вакуум. Занзибар стал напоминать оболочку согревающейся кометы, освещенной солнечным светом. Эти завитки газа и ионизированной материи в конечном счете свернулись бы на орбите вокруг Паладина.
— Это Кану, — сказал он, когда известие о нападении достигло "Ледокола". — Признаюсь, я удивлен поспешностью ваших действий. При любых других обстоятельствах мы бы назвали это объявлением войны.
Задержка связи в оба конца сократилась до девяноста секунд — недостаточно для беглого разговора, но достаточно для переговоров в режиме реального времени.
— Называйте это как хотите, Кану, — сказала Васин. — Дакота была той, кто начал убивать невинных заложников, а не мы. До сих пор мы не тронули ни одного тантора или человека. Вы все еще можете отступить, при условии, что убедите Дакоту отказаться от этой экспедиции.
— Вы все еще не понимаете этого, не так ли? Вы наносите ущерб "Занзибару", но для Дакоты это ничего не изменит. Вы не можете прикоснуться к "Ледоколу", и какой бы вред вы ни нанесли внешним сооружениям "Занзибара", это не будет иметь никаких реальных последствий для Восставших внутри. Они переживут это, а затем отремонтируют и отстроят заново. Это то, что они делают — то, что они всегда делали. А тем временем вы только дали ей дополнительный стимул продолжать согревать Друзей.
— Говорят, вы были дипломатом.
— В другой жизни.
— Вы был хороши в дипломатии, Кану Экинья? Хорошо ли вам удавалось находить решения там, где ни одно из них не казалось очевидным?
— Не лучше и не хуже остальных моих коллег.
— И что с ними стало?
— Большинство из них погибло. Мы пытались сохранить мир. Я даже не знаю, стоило ли это затраченных усилий.
— Это всегда того стоит. Мы не спорим с вами, Кану — мы понимаем, что вы действуете вопреки своему здравому смыслу. Но это не значит, что вы должны сдаться Дакоте. Скажите ей, что я готова убрать зеркала в тот момент, когда она изменит курс. Скажите ей, что в случае мирного урегулирования я направлю все наши ресурсы на устранение причиненного нами ущерба. Полная амнистия, никаких взаимных обвинений. Но вы тоже должны внести свой вклад. Она плывет навстречу катастрофе, что бы вы ни думали об обратном. Если есть способ остановить ее, вы должны это сделать.
— Вы забываете, — сказал он, — что я видел ее Друзей. Я знаю, что они реальны и что их можно вернуть к жизни. Это все меняет, капитан Васин. Для вас они просто цифра — несколько гипотетических умерших людей, которые могут снова ожить, а могут и не ожить. Но я мельком видел их лица. Я читал их имена, их истории. Видел семьи среди них — матерей и отцов, детей, которых они посвятили лучшему будущему. Любовь, которую они испытывали друг к другу, любовь, которую они испытывали к танторам. Я не могу бросить их. Я не буду.
— Восхищаюсь вами, Кану. Вы кажетесь хорошим человеком. Жаль, что мы оказались в ссоре.
— В этом нет необходимости. Выключите зеркала.
— Поверните.
— Нет.
— И снова "нет".
Это был конец дипломатии.
Вскоре после этого начали выбрасывать тела. Они увидели это на видео, снятом на борту "Занзибара", переданном на "Ледокол", затем на "Мпоси". Они могли бы усомниться в правдивости этого, если бы захотели, но Гома был склонна верить, что это было так же реально, как и выглядело. Не было времени подготовить правдоподобную выдумку, и что-то в самом процессе — незапланированные, слегка беспорядочные средства, с помощью которых это было осуществлено, — красноречиво говорило о его подлинности.
Слоны начали переносить тела к внешним шлюзам. Это были размороженные мертвецы, или, возможно, даже не полностью размороженные — трудно было быть уверенным. Они были извлечены из своих подвесных саркофагов, которые были слишком тяжелыми и громоздкими, чтобы их можно было легко задвинуть в шлюзы. При контакте с вакуумом тела быстро бы снова замерзли. Вращение "Занзибара" означало, что они быстро удалялись, вскоре выйдя за пределы непосредственного воздействия зеркал.
Они вылетали по одному и по двое, по трое и по четверо — столько, сколько можно было одновременно загрузить в шлюзы. Они вываливались наружу, сверкающие мумии, сверкающие морские звезды, точный момент их падения определял траекторию, по которой они следовали. Все они по-прежнему находились на орбите вокруг Паладина, но теперь эти орбиты были полностью независимы от "Занзибара", и некоторые из них неизбежно пересеклись бы с поверхностью Паладина или обогнули бы обжигающий край его атмосферы, достаточно близко, чтобы превратиться в раскаленный хвост кометы. Они уже были мертвы, с точки зрения их надежд на возрождение, но то, что станет с их телами, теперь будет зависеть от резких случайностей механики и времени. Некоторые превратились бы в пепел, другие провели бы половину вечности в виде льда.
Они насчитали около сотни человек, хотя проверить точное число было невозможно.
