Всюду, куда ни глянь, вылезали из-под снега упыри. Двое, трое, четверо — Бран потерял им счет. Одни в черных плащах, другие в обтрепанных шкурах, третьи вовсе раздетые. Белые, с черными руками, глаза как синие звезды.
Трое напали на Холодные Руки. Одного разведчик полоснул клинком по лицу, но тот продолжал надвигаться, оттесняя противника к другому упырю. Двое съезжали за Ходором. Мира сейчас наткнется прямо на них, в бессильном ужасе сообразил Бран.
Он закричал, но предупредить не успел: кто-то схватил его самого. Вокруг загремело, заревело, склон весь окутался внезапной метелью, сквозь которую с неба падали темные грохочущие твари — Бран подумал: неужели драконы? И тотчас о них забыл, потому что упырь едва не выпустил ему кишки.
Раздался звук — словно разорвали крепкую ткань, огромное полотнище. Сквозь метель внезапно прорезался оранжевый, невообразимый в черно-сером ужасе, язык пламени. Грохот удалялся, поднимался к небу; оседала метель.
Из метели проступили люди, залепленные снегом до самых глаз. Они двигались парами, казалось, нисколько не боясь упырей, потому что первый в паре поводил перед собой коротким чародейным жезлом, извергая языки пламени, плавя снег, подымая облака пара, грязно-серого дыма — и безжалостно выжигая черных тварей везде, где те попадали под огонь.
Лето подскочил к Брану, рванул. Кожа на мертвеце лопнула, как дешевая ткань, хрустнули кости. От черного рукава отделилась кисть. Черное… бывший брат Ночного Дозора. Лето, бросив руку, вцепился в шею у подбородка и вырвал кусок бледной гниющей плоти.
Оторванная рука зашевелилась. Бран отполз от нее. Между белыми, занесенными снегом деревьями метался огонь. Пары чародеев, заходя по спирали, вычищали склон и перед собой, и вокруг себя. Бран увидел, как еще двое подняли Жойена на носилки и куда-то потащили. Мира, причитая, бежала за братом. Следом волочилась ее трезубая острога, смешно подскакивая на камнях.
Полотнище пламени накрыло Ходора и пронеслось дальше; ошпаренный конюх вскочил и швырнул вцепившегося в него упыря так сильно, что снес обоих мертвецов, нападавших на Холодные Руки. Третьего Холодные Руки раскрошил сам.
Только Бран задумался, что бой стихает, как снег выше по склону зашевелился. Ну конечно: снег-то чародеи расплавили! Теперь сверху сойдет настоящая лавина.
Прежде, чем Бран опомнился, пара чародеев оказалась рядом. Без единого слова они закатили Брана на обычные носилки — полотно меж двух палок — и быстрее ветра помчали куда-то в сторону от боя; Бран так и не смог повернуть голову, чтобы все толком рассмотреть. Судя по голосам, чародеев тут собралось прорва; не иначе, город колдунов Асашай прислал отряд своих воинов с другой стороны света.
Бран подумал: Жойена они подобрали, подберут, скорее всего, и Ходора. Но Лето?
Бран переселился в лютоволка; тот радостно пластался в длинных прыжках над горелой землей. Глазами зверя Бран видел, что все бегут поперек склона, и вовремя: лавина в самом деле сходила, окончательно перемалывая горелых и побитых упырей на куски. Чародеи тащили даже Ходора — хотя, по искаженным лицам, Бран понял, что дается им это нелегко.
Лето обернулся, как оборачиваются волки: всем телом, не изгибая шеи. Далеко на севере, уже по ту сторону снежного потока, за лавиной, с видом смертельной усталости стоял Холодные Руки, опершись на дерево левым плечом, а правой рукой на воткнутый в лед меч. Бран теперь не сомневался, что Холодные Руки нежить — почему тогда он помог? И как чародеи не потащили его с собой?
Впрочем, они-то колдуны. Чуют нежить, наверное.
Бран попытался подумать о будущем, но ничего не вышло: все переполняла радость выжившего. Казалось, даже парализованные ноги вздрогнули!
Нет, понял Бран. Это просто носилки тащат бегом, и вот зацепили о камень. Огненные волшебники тащат его к своим драконам. Как ему теперь найти Трехглазого Ворона?
Бран едва не заплакал, и это горе оказалось последней каплей. Глаза мальчика закрылись, он обмяк и потерял сознание.
— Сознание потерял?
— Просто обморок… А, он просто в сон провалился. Дышит ровно, зрачок реагирует, не кома. Будить?
— Вертолет вернется, разбудит. Пока что тише говорите.
— Может, все-таки разбудить? Как теперь узнать, он или не он?
— По ориентировке все совпадает. Парализованный пацан, его тащит блаженный здоровяк. С ними могут быть баба-одичалая, зеленоглазый мелкий парень. Все в наличии, даже большой волк.
— Лютоволк.
— Разница есть?
— Есть. Лютоволки умнее.
— Ну так спроси у лютоволка, — говоривший кивнул на вытянувшегося у костра Лето, — кто его хозяин. Может, ответит.
С валуна крикнул дозорный:
— Внимание, наблюдаю до сотни черных. Движутся в нашу сторону, дальность… Около четырех, они еще на месте боя. Но идут уверенно.
— Товарищ капитан, когда там вертолеты?
— Минут пятнадцать. Я их отправил кружок пробежать, посмотреть, нет ли рядом другой похожей группы. И что вообще в округе делается.
— Да уж, делается… — огнеметчики, все так же попарно, осматривали баллоны, вентили, горелки.
— Какие они жуткие на вид. Что баба, я понял только по сиськам: не волосатые.
— Потенция нынче у мужиков не та. Это, конечно, факт.
— В те времена и с бабами обходились проще — соблазнять не надо.
— Ну да. За кусок мяса она вся твоя.
— Да и сейчас есть, которые за кусок мяса согласны.
— Хэх. Так они и на вид примерно такие же.
— Получается, за миллионы лет ничего не изменилось.
Командир группы поставил еще пару часовых на другие направления:
— Смотрите внимательно, хлопцы. Одно гнездо мы выжгли, но их тут, как мух за сараем.
Сам он подошел к Мире, сидевшей перед костром. На коленях девушки лежал Жойен. Мира поила его сгущенкой прямо из банки, через пробитую кем-то дырку.
Несколько поодаль санитары срезали с Ходора куски одежды и перевязывали обожженную спину и задницу. Здоровяк лежал молча, лишь дыханием выдавая, что жив.
У носилок Брана сидел доктор и держал мальчишку за запястье — похоже, отслеживал пульс.
Командир остановился, несколько мгновений порадовался, что все при деле, потом сел перед Мирой, указал на себя пальцем и сказал:
— Зять.
Указал на Миру. Та не сразу поняла, чего от нее ждут, но потом осторожно произнесла:
— Мира.
Командир улыбнулся, указал на лежащего. Мира снова медленно сказала:
— Жойен.
Потом так же:
— Ходор.
Командир указал на Брана. Мира втянула в себя воздух, но промолчала.
— Бран Старк, — сказал командир утвердительно, глядя прямо в глаза девчонке.
Мира молчала. Лето поднял голову и едва слышно заворчал. Тогда командир посмотрел на зверя, указал пальцем:
— Лето!
Лютоволк подскочил, как подброшенный.
— Винтерфелл, — сказал тогда командир. — Кэтлин Старк. Роб Старк. Лето, домой!
Лето завертел хвостом, как сама она могла крутануть острогой. Острога, кстати, рядом лежит, а толку?
Мира в ужасе огляделась, но никто ничего посоветовать не мог. Слабоумный Ходор уже сопел в белых-белых повязках. Жойена разморило от пережитого страха, внезапного тепла и неимоверно сладкого снадобья из железного на ощупь горшочка. Может, зря она кормила брата пищей колдунов? Брат спал, но проснется ли?
— Бояться нет, — сказал высокий страшный колдун с длинными, почти нелюдскими, руками и широченными ладонями. — Кэтлин Старк послать. Бран домой.
— Винтерфелл… Враги! — Мира только смогла крутнуть головой.
— Сегодня да. Завтра враги смерть.
Мира вздрогнула. Сегодня она увидела воочию: никакая храбрость, никакое умение, никакой строй или доспех от потока огня не спасут. Она легко могла представить на месте черных тварей любое войско: хоть черных Ворон из Ночного Дозора, хоть заносчивых воинов южных королей. Все сгорят, поняла в ужасе Мира.
— Бран Старк, — сказала она, уронив железный горшочек. Волшебник поднял его, бережно стер снег, протянул Мире:
— Бояться нет хорошо.
В небе опять загремело. Волшебники складывали маленьких пузатых ручных драконов, застегивали свои зеленые мешки. С неба опускались драконы побольше, поднимая метель. Колдуны с радостным оживлением ухватили ручки носилок и Брана и Ходора, и Жойена у нее отобрали, тоже положили на носилки. Лето подскочил, заметался — высокий колдун без малейшего страха сгреб лютоволка за холку, погладил по спине, по бокам, приговаривая:
— Лето, домой. Домой. С хозяином. Вместе. Не бойся.
Драконы опустились на более-менее чистый берег озера; спускаясь к ним вместе со всеми, Мира видела: далеко к северу, на месте боя, волна мертвяков пыталась преодолеть снежный вал от сошедшей лавины. Холодные Руки говорил: Белые Ходоки не вязнут в снегу, не оставляют следов. Но мертвецы вязли, и Мира довольно улыбнулась.
В боках драконов распахнулись натуральные двери. Мира уже не удивлялась и не боялась. Какая разница теперь? Стала бы она запираться, ну и поджарили бы ее, как тех черных. Тростник гнется под ветром, дуб стоит, пока ветер его не вырвет. Она не воин, даже не мужчина. Она девочка с болотистого Перешейка. Геройство не для нее.
Мира бросила прощальный взгляд на безымянный склон. В самом деле там огонек мерцает, или ей от радости кажется?
А все-таки они далеко забрались. Будет что рассказать внукам.
— Внукам? — доктор усмехнулся. — Внукам найдем, как подать. Вот послушай.
Командир прислушался. На палубе уходящего к востоку спасательного буксира, вокруг хорошо поработавших вертолетов, на поддонах и резиновых мешках, сидели вперемешку пилоты, санитары, огнеметчики. Кто-то, повернутый спиной, отчего оставшийся неизвестным, ухитрился извлечь не самую плохую мелодию из потрепанной ротной гитары, а еще он пел:
— Мы это дело разом увидали: их сотни три две поднялись из земли.
На ноги промороженные встали и быстро к нам со старшиной пошли.
И солнце в небе синим-синим стало. Поплыла кровь под ледяной шугой.
И крикнул я: “Давай состав и воздух, давай на все баллоны, дорогой!”
— Переделка, — командир поморщился. — Ладно еще, Визбор злиться не станет.
— Вы знакомы?
— Он как-то пел в Мурманске, я, конечно, ходил слушать.
Доктор усмехнулся. Почесал холку лютоволка: Лето стоял на задних лапах, заглядывая в иллюминатор изолятора, где на узкой койке лежал Бран.
Зверь огрызнулся, но без ярости, для порядка, даже не отведя взгляда от хозяина.
— Да и хрен с ним, — сказал доктор. — Зато выдохнут парни. Сегодня у нас лазарет забит. Прошлым разом забирали только одного.
Командир поежился. Проколы во времени дело новое; прошлый раз они ходили во второй прокол, а теперь, получается, третий. И дело вовсе не закончено: Винтерфелльская операция в самом разгаре. Вертолет проверят, подготовят, заправят. Буксир успеет отойти южнее — на траверз устья Плачущей реки. И вперед, по расписанию, к следующей точке, к тому самому Винтерфеллу. Правда, перед этим на Королевском Тракте надо встретиться с местным резидентом, он должен подготовить рекомендательные письма от кого надо к тем, кому положено.
Зять опустил голову на руки. Ничего нового, ничего страшного. Как там другие думают, их дело — а он шел в части СпН Постоянной Готовности именно за этим. Он бы и дома метался так же: с гражданки на гражданку, с работы на другую работу… Просто там бы его материли и ненавидели, а здесь на пользу Союзу. Жаль только, поспать не успеешь: ночь, похоже, заканчивается. Буксир-спасатель уверенно движется на юго-восток, ближе к теплу, солнцу, что появится — не может не появиться! — теплым утром.
Утром сопротивление Королевской Гавани прекратилось.
Дейнерис медленно и осторожно ступала по камням Красного Замка. Инженеры союзников, добрых полторы стражи осматривавшие Замок, наконец, пришли к соглашению — прямо как доктора у постели безнадежно больного — и сказали: “Хоть ваше величество и немало постарались этой ночью, но внутренние постройки крепости целы. Дырки от снарядов не в счет, потому что несущие детали не пострадали.”
“Несколько башен сползли в воду” — возразила Дейнерис.
“Если ваше величество пожелает, мы возведем не худшие” — союзники пожали плечами, переглядываясь чуть ли не с удивлением. Ну да, это для них башни — седая древность. Вроде каменных ножей и одежд из невыделанной шкуры, что в большом ходу там, на Севере, за Стеной. Захотят — отольют новый замок прямо из камня. Не пламенного, как валирийские драконы, но тоже, говорят, прочного.
Справа от королевы — теперь уже точно королевы Таргариен — поднимался карлик. Слева сопел толстяк Варис. Немного поотстав, считал ступени Серый Червь. Наконец, предводитель дотракийцев ко Чхако Два Моря — бывший кровный всадник ее любимого, кхала Дрого — тоже решил поглядеть на огромный город, превосходящий Ваэс Дотрак величиной, и притом живой.
Наемники “Золотых плащей” получили щедрые выплаты и строгое запрещение входить в столицу. Порядок на улицах Королевской Гавани охраняли Безупречные и “военная полиция” союзников, так что надежды на грабеж города не оправдались ни у кого.
Правда, Дейнерис не бросила примкнувших к ней местных рыцарей на произвол судьбы. Поутру она лично явилась на собрание в лагерь, где объявила, что щедро заплатит за сверкающий под светом “катафот” либо полосу светящейся ткани — их выдавали только перед самым началом штурма, и лишь тем, кто в самом деле поднимался на стены, дрался в проломе, резался на улицах. Но в город никого не пустит, ибо она желает править Королевской Гаванью как столицей, звездой среди городов Семи Королевств — а не горелой помойкой, в которую город рискует превратиться после того, как доблестные воины дорвутся до бочек с дорнийским.
После чего уже глашатаи объявили, что выкуп значков начнется в полдень, как только будут привезены деньги и организована охрана. Как раз люди немного поспят.
Королева Дейнерис ушла со сходки, и теперь вот — поднималась к Железному Трону. К мечте? К цели? К тому, до чего так и не дотянулся братец Визерис, к месту, трижды и семижды проклятому ей самой.
Сломать колесо. Легче сказать, чем сделать!
Союзники рекомендовали не делать крутых поворотов сразу. Они как-то вычислили, что их родная “демократия”, впрочем, как и народоправство Волантиса, не говоря уж о Браавосе, для Вестероса не годятся. Во всяком случае, не для того, чтобы ввести так вот сразу. Парламентской монархии, сказали союзники, хватит на пару поколений. А там пусть и потомки себя проявят. Не все ж отдуваться предкам.
Союзники, да… Когда же они предъявят расписки к оплате? Что согласятся принять взамен?
Прежде всего следовало замирить страну.
Дейнерис остановилась у трона. Коснулась его рукой. Легонько пнула носком шнурованного ботинка — она так и не сменила черный летный костюм, в котором ночью корректировала огонь с Дрогона.
— Мейстеров ко мне.
Через малое время притащили Квиберна и Пицеля. Старик Пицель висел в руках бойцов мешком. Квиберн стоял ровно, но бледное лицо — белее волос Дейнерис — и крупные капли пота на ввалившихся щеках, синие мешки под глазами свидетельствовали, что высокоученый мейстер провел сложную ночь. Несколько сложных ночей. Пожалуй, несколько десятков сложных ночей и пару сотен просто бессонных.
