— Пора выбираться на поверхность.
Сломанные крылья и обоженная чешуя на боку сильно болели. Однако пища вернула Викингу энергию и неугомонность; дракон решил вначале осмотреть корабль.
Первое, что он понял, выйдя из бывшей оранжереи — запах антисептика был куда сильнее, чем показалось раньше. Молодой дракон внимательно осмотрелся.
"Там." — протиснувшись к узкой двери в углу, Викинг открыл её и просунул голову в маленький кабинет, рассчитанный на людей.
Несколько минут он молча смотрел на кучу грязных бинтов у койки, открытые бутылки с прозрачной жидкостью и следы крови на белой простыне. Запах человека в этой комнатке был сильнее.
— Алгол. — Дракон вылез обратно и осмотрелся. — Алгол, больше некому.
Принюхался. Запах был очень слаб, видимо жрец побывал в медотсеке несколько дней назад. Однако у сытого Викинга обоняние вновь обрело прежнюю остроту, способную устыдить охотничью собаку. Хоть и с трудом, но направление можно было определить.
Поиски заняли больше часа. Дракон с трудом передвигался по узким, рассчитанным на людей коридорам. Кое— где массивное тело Викинга задевало непонятные приборы, пару раз дракон неосторожно смахнул хвостом какие— то машины. К счастью, древний звездолёт был почти полностью мёртв.
Наконец, пробравшись через небольшой туннель в кормовую часть корабля, Викинг обнаружил плотно закрытую дверь с высохшими следами крови на штурвале. Дракон решительно повернул шестиугольное колесо.
Из тёмного проёма буквально ударило запахом разложения. Герметичные переборки не пропускали воздух, иначе Викинг давно бы догадался, что откроется ему в небольшом круглом помещении за дверью...
Несколько минут юный дракон молча смотрел на тело Корга Алгола. Жрец умер, стоя на коленях у странной формы постамента; тело застыло в такой позе, что было ясно — смерть наступила мгновенно. Кожа Алгола почернела, словно под действием мощного света, заместо глаз на лице зияли два выжженных отверстия. Вместо изорванной серой мантии, жрец был одет в жуткое одеяние из пепла, которое беззвучно осыпалось на пол при появлении дракона.
Однако самое страшное заключалось в другом. Мертвец улыбался. Не просто улыбался — на лице мёртвого жреца застыло выражение такого счастья, экстаза, наслаждения и радости, словно смерть была величайшим наслаждением из всех вообразимых благ. Даже Викингу, понятия не имевшему о человеческих предрассудках относительно смерти, было нелегко смотреть на счастливого мертвеца.
Несколько минут пролетели в полной тишине. Наконец, дракон перевёл дыхание и обратил внимание на прочие детали жуткой находки. В первую очередь взор Викинга привлёкло лицо мёртвого Алгола.
На обугленном лбу жреца зловеще сверкал ничуть не пострадавший пурпурный камень, вставленный в изящный, хотя и лишённый всяких украшений серебристый ободок. Дракон мгновенно вспомнил слова Корга, сказанные им перед входом в подземелье.
— Ты всё же нашёл свою корону... — Викинг печально вздохнул. Ему внезапно стало жаль этого человека, испытавшего столько горя и потерпевшего поражение в самом конце. — Что ж, по крайней мере, мучения твои окончены, Корг Алгол. Надеюсь, смерть была безболезненной.
Дракон осторожно коснулся мертвеца. И, словно это прикосновение послужило сигналом, тело жреца совершенно беззвучно рассыпалось облачком тончайшего пепла. Мрачно зазвенела упавшая на пол Корона.
— Ух... — Викинг с трудом перевёл дух. Молодому дракону было очень не по себе в этом таинственном месте. — Как же тебя угораздило...
"Стоп. Если тело полностью сгорело — откуда запах?!"
Подпрыгнув от неожиданности, Викинг оглядел тёмный зал. Ему впервые стало страшно, по— настоящему страшно — не мертвеца, но тайны, окружавшей эту смерть. Дракон попятился к выходу.
— Нет уж, так просто я не убегу... — он встряхнулся. Впереди, на полу у полупрозрачного постамента, тускло мерцал рубиновый камень в Короне.
— Прости, жрец, но тебе эта вещь больше не понадобится... — напрасно пытаясь сдержать дрожь, Викинг поднял драгоценность. Ему даже в голову не пришло надеть корону, — ...теперь отец точно поверит моему рассказу!
Постоянно озираясь, молодой дракон поспешно выбрался из корабля и быстро направился прочь, не забыв однако захватить с собой мешок мяса. Сильно болели крылья.
Викинг не обращал на боль никакого внимания. С каждой минутой нарастал его ужас; очевидно, реакция на все события последних дней дала себя знать только сейчас. Молодой дракон почти бежал, волоча сломанные крылья.
Через час он выбежал к центральной шахте лифта и только тут вспомнил, что больше не может летать. Викинга сотрясла дрожь.
"Я пришёл из одного коридора, должен быть и другой... Только бы выбраться из этого места!!!"
Выбрав туннель, ведущий в противоположную от корабля сторону, дракон бросился вперёд. Проход быстро окончился очередным ангаром с древней техникой.
Викинг затравленно огляделся. Что— то вспомнив, юный дракон бегом пересёк зал и с облегчением вздохнул, заметив точно такую дверь, как на самом нижнем ярусе. За дверью обнаружился уходивший в темноту металлический коридор.
— Подземелья и драконы, хвостом их по голове... — Викинг почти бежал, постоянно оглядываясь и крепко зажав Корону зубами. Скоро туннель окончился ещё одной дверью. Дракон подпрыгивал от нетерпения пока она открывалась.
— Ха!!! — эхо ликующего вопля разнеслось по бездонной шахте. Боясь поверить своей удаче, юный дракон бросился вверх по спиральному коридору.
Два часа спустя он вцепился когтями в неровную груду рухнувших камней и, напрягая последние силы, выполз на поверхность земли в том самом месте, откуда начал своё путешествие. Изнеможение и страх наконец победили; счастливо вздохнув, Викинг рухнул на камни и забылся в глубоком пост— шоковом обмороке. Когти молодого дракона судорожно сжимали Корону Мёртвых Царей.
Глава 17
Шесть дней в темнице показались пленникам бесконечностью. Трижды в день один и тот же грифон приносил пищу, он же следил за чистотой и выносил деревянное корыто. Долгие дни скрашивали только беседы с драконом; Сумрак оказался необычайно интересным собеседником.
Невероятную эрудицию и ум дракона не смогли притупить даже два года заключения. Сумрак держал себя с эльфами на равных, часто шутил и весело смеялся, однако время от времени из— под добродушной маски проглядывала его подлинная личность. Личность, настолько превосходящая все вообразимые рамки, что даже не видящих дракона эльфов и человека пробирала дрожь. Гном, мало восприимчивый к подобного рода ощущениям, угрюмо замкнулся в себе и не принимал участия в беседах.
На третий день заключения Фаэт уже построил мысленную характеристику крылатого узника. Сумрак обладал непостижимой аурой лидера. Ему просто не требовалось подтверждать своё превосходство — настолько ярко оно ощущалось. Только теперь Фаэт понял, каким образом пятнадцатилетний дракон сумел всего за пять лет организовать мощную подпольную организацию — и едва не победить.
Дракон жадно слушал рассказы эльфов и человека. Он почти ничего не знал об истории Ринна за последние пятьсот лет. В свою очередь Сумрак рассказывал пленникам о грифонах — сидя в подземной камере, дракон сумел поразительно много узнать, умело направляя разговоры в нужное ему русло. Порой Фаэт даже испытывал облегчение, что Сумрак в плену; ум этого дракона страшил эльфа не меньше собственной судьбы.
— Грифоны немногое знают о цивилизации материков, — сказал как— то раз Сумрак. — Географическое положение изолировало их остров от остального мира. С другой стороны, эта же причина позволила грифонам развить специфичную, уникальную для Ринна культуру. Местное общество не имеет аналогов в известной мне истории.
По словам Сумрака, раса грифонов переживала сейчас резкий, почти взрывообразный подъём.
— Такого не помнит ни одно племя Ринна, — говорил дракон. — И это ещё раз подтверждает мою гипотезу о гениальности вождя грифонов. Впервые он получил известность около тридцати лет назад, ещё совсем птенцом; за этим последовала столь необыкновенная история, что не видь я собственными глазами город — рассказ Адаманта остался бы в моих глазах мифом. Эх, если бы мне только удалось победить ненависть вождя к драконам... Какая бы из нас вышла команда!
Эльфы переглянулись, разом подумав об одном и том же. Фаэнор придвинулся к стене.
— Расскажи его историю, Сумрак.
Дракон фыркнул.
— Это займёт много времени. Лучше сыграем ещё разок в шахматы... — любовь Сумрака к шахматам была сродни мании. Дракон играл мысленно — диктовал ходы через стену и слушал ответные. Однако, в отличие от рисовавших доску эльфов, Сумрак держал всю позицию в голове; ему не составляло труда одновременно играть с десятью противниками, помня расположение фигур и ходы на каждой доске.
— Времени у нас достаточно, — спокойно ответил Фаэнор. — Сыграть можно всегда.
Сумрак печально вздохнул.
— Жаль, жаль... Кстати, ты хорошо играешь, эльф. Почти на уровне Адаманта, а его учил я сам.
Фаэнор тонко усмехнулся.
— Благодарю. Теперь расскажи историю грифона, пожалуйста.
Молчание.
— Хорошо, — дракон тяжело вздохнул. — Если пассивное восприятие информации вы предпочитаете интеллектуальной дуэли, то так тому и быть. Слушайте.
Несколько секунд Сумрак устраивался поудобнее на куче соломы в своей клетке. Эльфы и Стан молча ожидали.
— Адамант очень гордится своим отцом, — начал наконец дракон. — И его легко понять. Поэтому, когда я спросил об истории вождя грифонов, Адамант поведал её во всех подробностях. Вот, что я извлёк из его слов.
Рядом со Станом на солому опустился Казад. Любопытство победило даже каменное упрямство гнома.
— Вождя грифонов зовут Оррлис, — продолжал Сумрак. — Впервые на него обратили внимание около тридцати лет назад. Согласно популярной сегодня легенде, Оррлис был послан Духами Предков, чтобы возродить славу пернатого племени. Так это или нет — Адамант не знает, потому что его отец никогда и ни с кем не говорил о своём прошлом.
Дракон помолчал.
— Во всяком случае, тридцать лет назад остров Гриф выглядел совершенно иначе. Грифоны жили отдельными семьями, не имея решительно никакой социальной структуры. Время от времени на остров приплывали корабли охотников с материка — вам, вероятно, неизвестно, однако на грифонов охотились не только эльфы. Перья и шкура пернатых весьма ценятся и среди людей...
Фаэт метнул на Фаэнора быстрый взгляд, тот покачал головой. Советник действительно не знал о людях— охотниках.
— ...и в таких условиях, примитивное племя грифонов создало своеобразную религию. — Сумрак вздохнул. — Они поклонялись духам предков, и считали охотников посланцами богов. Ведь чаще всего жертвами становились птенцы — грифоны не знали, что их детей забирают живыми. Им и в страшном сне бы не приснилось, что кто— то способен поработить разум новорожденного младенца, превратить его в раба, транспортное средство, боевое животное!
Дракон с трудом взял себя в руки.
— Простите, сорвался... Эта история весьма напоминает судьбу и моего народа.
Сумрак хлестнул себя хвостом.
— Вот такое общество увидел юный грифончик по имени Оррлис. Три десятилетия назад ему было всего семь лет — примерно пятнадцать, если провести аналогию с человеческим ребёнком. Адамант рассказывал, что его отец в те годы стал свидетелем одной из охот... И что— то в нём сорвалось. Юный грифон в одиночку перебил команду корабля браконьеров и спас двух птенцов, пойманных живыми. Тогда— то его и заметили.
Дракон помолчал, словно погружаясь мысленным взором на тридцать лет назад. Эльфы боялись дышать.
— Следующий год Оррлис провёл, готовясь отразить очередное нападение. В то время впервые проявилась уникальная способность этого грифона убеждать. Врождённый дар, острый ум, неукротимая энергия и готовность отдать жизнь за других — такого на острове пока не видели. Оррлис становится вождём сначала нескольких объединившихся кланов, затем под его крылом объединяются все грифоны острова. К тому времени пернатые уже оценили способности юного вождя; ему верили и любили.
— Через год после появления у грифонов вождя, на остров приплыл корабль браконьеров с материка. — голос Сумрака звучал мрачно, заставляя вибрировать каменные стены темницы. — Полагаю, то были люди. Оррлис встретил атаку собственным отрядом, и сумел захватить нескольких пиратов живьём. В той битве впервые проявился военный талант юного грифона; спланированные им операции всегда заканчиваются малой кровью для пернатых. Сейчас я могу утверждать — полководца, подобного Оррлису, мир просто не знал. Такие как Оррлис могут победить абсолютно любого врага; главное, лишь бы его вообще можно было победить.
Дракон помолчал.
— Пойманные пираты и остатки полузатопленного корабля научили грифонов всем преимуществам использования оружия. К этому времени Оррлис уже имел репутацию непобедимого защитника, жители острова боготворили своего вождя. Грифон умело этим воспользовался.
Фаэт словно увидел, как Сумрак за стеной усмехнулся.
— Оррлис начал создавать регулярную армию. Реформы и приказы стремительно меняли жизнь; многие были недовольны переменами, им грифон просто показывал на остатки корабля пиратов и говорил: "Они вернутся". И все понимали, что он прав. Остров Гриф быстро менялся.
— Один из первых приказов гласил: все грифоны должны выучить от пленников язык своих врагов, — продолжал дракон. — Но Оррлис только начинал реформы. Особым приказом он отменил моногамию; временно, до отражения опасности, грифоны должны были рожать как можно больше детей. Параллельно Оррлис приказал изловить живьём несколько десятков горных козлов, служивших пернатым основным источником пищи. Тем самым вождь превратил общество острова из первобытных охотников в скотоводов.
Сумрак помолчал.
— Прошёл год. Остров буквально бурлил, повсюду строились фермы и первые, примитивные жилища. Однако вождя не устраивали разбросанные по острову жители; чтобы ещё крепче сплотить кланы и превратить островитян в единую нацию, Оррлис начал строительство будущего города Дакайн в долине на севере острова. Имя этого места на языке грифонов значит просто "Гнездо". Как говорил Адамант, Оррлис в то время носился по всему острову, убеждая и приказывая, руководя и направляя. Неизвестно как, он успевал даже следить за воспитанием детей; под присмотром Оррлиса юное поколение воспитывали как воинов и защитников. К тому времени у молодого грифона уже родились трое птенцов, которые воспитывались вместе с остальными детьми — Оррлис не желал себе ни малейших поблажек. И поплатился за это. Именно тогда про грифонов вспомнили эльфы.
Фаэт вздрогнул.
— Два корабля охотников за птенцами бросили якоря в бухте. Разведчики донесли об их приближении, однако Оррлис уже имел опыт и решил заманить эльфов в ловушку. Он приказал не эвакуировать семьи, жившие в прибрежных районах, и делать вид словно за последние годы ничего не изменилось. Когда эльфы высадились на берег, отряд Оррлиса атаковал, как им казалось, брошенные корабли... и грифоны впервые узнали, что такое луки эльфов. Вождь сумел превратить поражение в тактическое отступление, однако помешать высадившимся охотникам он уже не успел, и те вернулись на корабли, похитив несколько десятков птенцов. В том числе — всех троих детей самого Оррлиса.
