Мыслеобразы снова захлестнули сознание старпома.
— Уверен? — спросил капитан, когда Явик отпустил его руку.
— Уверен. Нет признаков того, что там — всё тихо. — Явик не стал говорить 'все мертвы'. Наверное, не смог бы такое словосочетание озвучить даже мысленно.
Шепард понимал: партнёр до последнего будет надеяться на то, что там, за стеной Базы есть выжившие. Если выжил он, в одиночном саркофаге, то там, в спецзалах капсульного хранилища, должны быть и другие выжившие. Должны быть!
— Надо 'бить' тоннель. Теперь — можно. Я сделал всё, чтобы База не воспринимала наше приближение как угрозу. И, думается, мне это удалось сделать хорошо, — он чуть выпрямился, радуясь осознанию своей полезности. — Надо 'бить' тоннель, Джон! Поднимаемся, — он шагнул к тросам лебёдки, пристегнул 'систему'. — Пошли!
Подъём много времени не занял — на этот раз Явик не сдерживал мощь лебёдки и человек и протеанин встали на помост над жерлом шахты через несколько минут.
У ограждения уже стоял профессор Сташинский.
— Тимур Лаврович, как с буровыми установками? — спросил Шепард.
— Готовы. Только скажите — сразу начнём спуск, установим, — ответил руководитель археологической партии.
— Тогда — приступайте к спуску и установке. Направьте острия в сторону, указанную крестом на стенке шахты. Но пока — не активируйте аппаратуру в боевом режиме. — Шепард коснулся пальцем размыкателя замка креплений 'системы', давая понять собеседнику, что готов уступить место над шахтой коллегам археолога.
— Сделаем, — профессор, воспользовавшись своим спикером, коротко распорядился. Археологи подвезли к жерлу шахты тележки с уже установленными на них буровыми установками.
Две установки, как отметил старпом, были полностью подготовлены к работе. Ещё две — стояли чуть поодаль от шахты, готовые заменить те, что скоро окажутся на дне шахты.
Археологи, обрадованные, что ожидание завершилось и теперь можно приступить к реальной важной работе, суетились вокруг тележек с установками, проводя последние проверки.
Отстегнув 'системы', Явик и Шепард отошли от шахты, не желая мешать учёным и техникам. Всё равно пока аппаратура не будет активирована, им не следует вмешиваться в работу специалистов.
— Даже не знаю, как сказать, Джон, — проговорил тихо Явик, садясь в кресло, стоявшее у одной из стенок шатра. — Бенезия...
— Знаю, Яв. Она любит меня. — Шепард присел в рядом стоявшее кресло. — И она понимает, что я люблю и Карин, и Дэйну, — старпом не стал скрывать это от партнёра, способного, как он понял, легко считывать эмоции, чувства и даже мысли человека. — Сейчас важно, чтобы мы нашли Лиару живой и желательно — здоровой и целой. А дальше — думаю, Бенезии будет уже не до меня. Для неё главной должна стать дочь! — чуть громче сказал старпом. — Должна стать главной на самое ближайшее время! Надолго, очень надолго! Они должны пообщаться, побыть рядом и вместе очень долго. Компенсировать это пятидесятилетнее молчание...
— Я не о том, Джон. Хотя в этом вы тоже — правы, — ответил Явик. — Бенезия, я это знаю и чувствую, прекрасно понимает, что мы все здесь 'застряли'. Минимум — на месяц. И она очень хочет уже сейчас...
— Явик... Она — матриарх. И она знает, что забеременеть — не сможет, — тихо сказал Шепард, наблюдая за работой ассистентов и техников с буровыми установками. — Я понимаю, сценарий стандартен, но...
— Вот именно потому, что сценарий стандартен, Джон, — прострекотал Явик. — Вам решать, конечно, но... Не отталкивайте Бенезию. Ей уже немало лет и она хочет быть рядом с вами очень долго. Она любит вас, Джон. Любовь матриарха азари было нелегко заслужить даже нам, протеанам, а уж вам, представителю молодой космической расы — это вообще уникальный случай. Все, с кем Бенезия общалась в окружающих нашу стоянку крестьянских поселениях, так или иначе чувствовали, что матриарх влюблена именно в вас. О Лиаре она крестьянам, по понятным причинам, многое не говорила, но то, что она любит именно вас — местные жители понимали на полном автомате, Джон. И это понимание оказывает очень положительный эффект на всё, что связано с нашим нормандовским пребыванием здесь, на этой планете, — он помолчал. — Джон, как бы ни сложились наши дела там, внизу, — он взглядом указал на ограждение шахты, — не отталкивайте Бенезию. Вы и она — взрослые разумные. Мы здесь пробудем месяц и будем заняты не только нашими основными и сопутствующими проблемами.
— Хорошо, Явик, — кивнул Шепард.
Протеанин не стал брать человека за руку, передавать ему мыслеобразы — его слова и без того содержали предостаточно информации.
Бенезии — тяжело, трудно. Она привыкает к нормальной жизни и хочет максимально быстро и полно ожить, вернуться в нормальное состояние, забыть, если уж невозможно такое стереть, о своём недавнем прошлом, накрепко связанном с хаскоподобным состоянием.
Она могла и имела полное право полюбить его, Джона Шепарда. Просто потому, что он её спас. Шепард знал, что она любит и Карин, уважает и ценит её за то, что она провела сложнейшие операции, фактически вернув тело пожилой азари в более-менее нормальное состояние. Но всё же именно Шепарда Бенезия полюбила глубже и больше, чем Чаквас. Потому, что он... Сложно самому о себе вот так говорить, хотя... Ясно, что Бенезия любит его, потому что он спас её суть и душу.
Для неё это — ясно и понятно. Именно это и является основой её любви к нему, капитану ВКС Джону Шепарду. Благодарность за спасение не тела — его, безусловно, спасла Карин, а за спасение души.
Простое, казалось бы, словосочетание, а сколько в нём смысла! Каждое поколение землян вкладывало свой, особый смысл в эти слова. Мало кто из людей поднимался до высших, самых полных смыслов. Часто 'поднятие' было формальным, иллюзорным, часто — неестественным.
Наверное, в том числе и потому он, Джон Шепард, не считает, что Бенезия обязана любить его именно за то, что он спас её. Душу или тело — всё едино. Может быть, он действительно её спас. Но ведь в этом — его функция, его предназначение, как воина. Какой тогда был смысл вытаскивать азари и турианца из Жнеца? Никакого!
Если бы его, Джона Шепарда, дважды не 'тряхнуло', он не смог бы ничего сделать. Карин, как врач, хотя бы попыталась, но... спасти тело — это, в данном случае, только половина дела, а душа? Хаскоподобное состояние — оно, как сумел понять Шепард, предполагает изоляцию настоящей души разумного органика в очень ограниченном объёме. Всё остальное душевное пространство занимает простая и очень эффективная 'программа хаска'. И вот освободившись от 'программы хаска' Бенезия стремится 'взять от жизни всё'.
Этита?! Да, Бенезия её любит, но она, если верить традициям и обычаям азари, всего лишь формальный, биологический отец Лиары. И ещё неизвестно, как она отреагирует на возвращение Бенезии на Тессию и на возвращение туда же Лиары. Она, если верить Бенезии, никогда особо не была вовлечена в процесс воспитания дочери. Да, несколько лет она провела рядом с Лиарой, но отец нужен ребёнку не только в раннем детстве, а всю жизнь. Просто потому нужен, что он — отец. Этита же была тогда поглощена общественной работой.
Именно общественная работа была и, наверное, осталась основным смыслом жизни для Этиты. Можно ли Этиту за это осуждать, указывая на то, что надо было постоянно и долго уделять много внимания и Лиаре? Нет, потому что Этита уделила дочери столько внимания, сколько было необходимо.
Всё зависит от точки восприятия. Да, Бенезия воспитывала Лиару в одиночестве, Этита большую часть времени была занята общественной работой. Рядом с дочерью и женой она появлялась и бывала очень редко, может даже — крайне редко. Наверное, Лиара и не запомнила Этиту как настоящего отца. Что-ж, у азари это — в порядке вещей.
Потому-то Бенезия и стремится заместить Этиту кем-то, кто будет ей самой и, возможно, Лиаре, ближе. Может быть — даже понятнее и роднее. Хотя тут... можно спорить. Всё же он — человек, а Этита, Лиара и Бенезия — азари. Разница, если и не углубляться в детали, всё равно огромная. А если углубиться — то чудовищная.
Бенезии — как минимум восемьсот с лишним лет, она — пожилая азари. Если средняя продолжительность жизни людей — сто пятьдесят лет, то настрой Бенезии становится очень даже понятным: она хочет встать рядом с ним, Джоном Шепардом и прожить остаток своей жизни и — всю жизнь Джона. Стремление — похвальное, но как это реализовать? Как совместиться?
Бенезия верит в то, что совмещение возможно. Может быть, она и права. Пока что у него, Джона Шепарда, нет явных аргументов 'против'. Но и аргументов 'за' тоже — не много. Слишком всё это получилось неожиданно.
Явик прав — рубить сплеча нельзя: есть ещё время, как минимум — месяц пребывания на Идене, а там — время до Цитадели и время до той планеты, где сейчас работает Лиара. Жаль только, что лишь после вылета с Идена можно будет организовать поиск Лиары — пока что дистанционный. Раньше — никак. Не хочется напрягать шифрованные каналы — любая нештатная активность со стороны Идена сейчас — вредна.
— Мы закончили проверки, — к Шепарду и Явику подошёл профессор Сташинский. — Понимаю, что преждевременно...
— Нет, профессор. Не преждевременно, — прервал учёного Явик, посмотрев в глаза археолога своим мягким взглядом. — Я хотел вам предложить возможность спуститься в шахту тогда, когда мы закончим проходку тоннеля и тогда вы, вероятно, увидите стену Базы. А проходка тоннеля — рутина, там, как вы сами понимаете, смотреть нечего. Повторяю, профессор, только возможность, — уточнил протеанин.
— Тогда, — кивнул профессор, соглашаясь с мнением Явика, — с вами пойдут инженер, техник и один из моих ассистентов.
— Согласен, — кивнул Явик.
Шепард вмешиваться в диалог партнёра и археолога не стал, понимая, что они и сами между собой прекрасно договорятся. Явику принадлежало здесь окончательное решение, а он, старпом — лишь представитель команды и экипажа фрегата, ставшего, волей обстоятельств, домом для пока что единственного выжившего протеанина.
— Джон, идёмте, — сказал протеанин.
Вместе со Сташинским Шепард и Явик подошли к ограждению шахты.
Установки были надёжно закреплены на платформах, инженер, техник и ассистент уже облачились в 'системы' и пристегнулись к страховочным кольцам подвески.
— Честно... Сам бы пошёл. Но, понимаю, что бурение займёт много часов, — сказал Сташинский, мало скрывая своё нетерпение, смешанное с волнением. — Потому — успехов вам.
— Успехов всем нам, — сказал Явик, первым вступив на мостик и подходя к платформам. Закрепив свою 'систему' на подвеске, он обернулся к Шепарду, обменивавшемуся со Сташинским файлами инструментронов — с фрегата пришла информация и профессор спешил передать её старпому. — Джон.
— Иду. — Шепард повернулся к протеанину, кивнул Сташинскому и, ступив на мостки, быстро приблизился к платформам.
Щелчок карабина — и капитан закрепил свою 'систему' на кольце подвески.
— Все готовы? — он посмотрел на трёх археологов. Те кивнули. — Тогда — майна! — скомандовал он технику, стоявшему у пульта подъёмника.
Спуск занял не больше трёх минут и инженер с техником, первыми отцепившись от подвески, занялись установкой платформ в нужное положение.
Явик отошёл к противоположной стенке шахты, повернулся спиной к археологам, не желая их смущать своим внимательным взглядом. Раскрыл инструментрон, прикоснулся когтями к сенсорам. Шепард присел на дно шахты, скрестил, насколько позволял это делать скафандр, ноги по-турецки. Прикрыл глаза, наслаждаясь тишиной и полумраком. Свет софитов вырывал из полутьмы только платформы с размещёнными на них буровыми установками. Светился экран инструментрона Явика. Остальное тонуло в темноте.
Археологи скупо переговаривались между собой. Слышались щелчки и лёгкие удары — инженер и техник продолжали настройку аппаратуры установок.
Четверть часа — и ассистент профессора склоняется над экраном пульта управления, выполняя точную финальную настройку.
Протеанин тихо обходит платформы, подходит к "кресту", уже очерченному прицельной лазерной рамкой, прикасается рукой к стенке шахты, оборачивается, делая шаг назад, кивает.
Ассистент осторожно нажимает несколько сенсоров и два луча упираются в стенку шахты. Зашумели насосы, убирая из рабочей зоны измельчённую породу.
Шланги отсосов были спущены в шахту несколько минут назад. Техник быстро присоединил их к установкам, проверил герметичность.
Теперь наверху, росли 'пирамиды' отработанной породы.
Шепард не стал подходить к установкам — не было необходимости напрягать археологов излишним посторонним вниманием.
Явик — понятно, ему надо свыкнуться с мыслью о том, что момент обретения возможности пройти сквозь стену Базы приближается. Протеанин несколько минут внимательно смотрел, как лучи буровых установок измельчают породу, углубляя выемку трёхметрового диаметра.
Старпом приготовился ждать. Конечно, можно было бы подняться наверх — подвеска была в полной готовности, но не хотелось мельтешить туда-обратно. Явик, конечно же, не собирается покидать шахту до тех пор, пока не будет достигнута стена Базы. Значит и ему, старпому фрегата-прототипа, тоже не следует уходить.
Бенезия радовалась, ощущая свежесть во всём теле. Ванн на фрегате не держали — душ, вполне вероятно, земляне считали и более технологичным и более функциональным средством поддержания необходимого уровня гигиены. Карин тоже будет рада: врачи почти всегда бывают довольны, когда к ним приходят чистые пациенты, надевшие и чистое свежее бельё и чистую верхнюю одежду.
Дверь медотсека приближалась. Бенезия шла неспешно, едва заметно кивая обгонявшим её и идущим навстречу членам экипажа фрегата, отмечая про себя, что теперь к ней, матриарху азари, относятся с гораздо меньшей настороженностью и с гораздо меньшей опаской.
Привыкают?! Возможно.
— Карин, — азари переступила порог, привычно плотно прикрывая за собой тяжёлую дверь Медотсека. — Я пришла.
— Рада. — Чаквас встала из-за стола, шагнула к гостье. — Понравился душ?
— Да, — тихо сказала Бенезия. — Хоть мы и живём очень долго на суше, но для нас Океан Тессии остался домом, нашей естественной средой обитания. Мне известно, что многие другие разумные называют азари 'рыбообразными'. Необидная констатация факта, — матриарх подошла к рабочему столу врача. — Кари, я... думала о Джоне.
— И...
— Мне сложно это пояснить достаточно развёрнуто вслух, Кари, но я... я хочу ребёнка от Джона, — матриарх опустилась в кресло, стоявшее рядом с рабочим столом врача, подождала, пока Чаквас устроится в своём любимом рабочем кресле и пододвинет к себе клавиатуру настольного инструментрона. — Я понимаю, что это глупо, что это... ну почти невозможно, ведь оперируя меня, вы...
— 'Ты', Бена. Давай на 'ты', — мягко прервала азари Чаквас. — Я действительно видела, что ты — матриарх, но... Если бы не изменения, происшедшие с Джоном, я бы сразу сказала тебе, что надежды не следует питать. Никакой. А теперь, зная в общих чертах, на что способен Джон, я скажу, Бена, по-другому: надейся. Да, да, Бена, надейся. — Карин посмотрела в глаза собеседницы. — Джон... поймёт. Насколько я могу судить, он догадывается о твоём отношении к нему. Настолько, насколько это вообще доступно для мужчины. И понимает, что ты к нему... очень неравнодушна.
