Поговорить! Спарк улыбнулся донельзя криво. Пять лет назад хотел поговорить с Неславом — зарубили Гланта. Потом ведь и самого Неслава резать пришлось... Сегодня послал к горожанам с миром, а они Салеху руки оттяпали! "Добрый наместник — первая причина бунта?"
Вот так вот и озлобляются люди — вдруг понял Спарк. Вот оно — про что читано-перечитано, только въяве и вживе. Раз напоролись, другой... На третий уже никто с послов не начнет. Велит сразу приступать, нести тараны, ставить лестницы и бить стены...
А не озлобиться, все равно послов отправить? Я к противнику благородство проявлю, так. А руками за мое прекраснодушие заплатит кто — Сэдди?
Нельзя плакать. Губы скривить — и то нельзя. Давит застегнутый Пояс, а завтра бой. И парень этот, городской, смотрит. Вот при ком еще не хватало проявить слабость!
Спарк тоже перешел в другую половину шатра. Позвал вполголоса, таясь от гостя за полотняной стенкой:
— Судья!
Ратин обернулся.
— Знаешь, чего я никак понять не могу?
Сын Ратри Длинного поднял брови в молчаливом вопросе.
— Как будто бы, я довольно хорошо себя знаю. Почему же тогда некоторые вещи меня выбивают из равновесия, а некоторые — нет?
Ратин набрал воздуха для ответа, но его опередили многочисленные нестройные рога. И северовосточный Судья сказал совсем не то, что собирался:
— Приговоренные. Пойдем, я им все объявлю, что следует, и вымпелы повешу.
Вернулись в общую половину шатра.
— Посол!
Городской посланник выпрямился. Наместник показал ему на северные ворота лагеря, перед которыми снимали с грифонов и пинками выстраивали колонну смертников. Велел:
— За мной. Смотри и запоминай.
Ратин покосился, но Спарк встретил его таким взглядом, что Судья первым отвел глаза. Крутого парня хотели? Будет!
— ... Будет смерть вам всем! Завтра до захода солнца! — сын Ратри Длинного шагал перед неровной цепочкой осужденных. Спарк прикинул: больше сотни. Люди и медведи вперемешку. Ни волков, ни ежей. Ежи крайне редко нарушают несложные законы Леса. А волки никогда не даются живыми.
... — Только одно ваше спасение: подвиг!
"Приговоры, что ли, посмотреть?" — подумал наместник, — "Хоть знать буду, кого за что..." Потом раздумал: Ратин сам сделает все, что надо. А ему и своих забот хватит.
... — Подвиг ваш прост. Кто найдет в городе любую из этих девчонок...
Над землей появилось призрачное изображение. Ирка шевелит листья кроссовком, Катя и Лариса настороженно озираются чуть поодаль.
— ... И представит Лесу живыми и здоровыми! Чтобы ни пылинки на них не упало!
Строй заволновался. Подошел десяток бойцов из охраны лагеря. Без лишней суеты надевали на смертников широкие кожаные перевязи с трубками за спиной. В трубки устанавливали древки. На древках висели флажки — темные в сумерках, обмякшие в предгрозовом безветрии.
— ... Тем жизнь!
Сотня выдохнула разом. Но главное судья приберег напоследок:
— ... Кто возьмет городские ворота! И удержит их до подхода черного знамени!...
Ратин сделал передышку. Окинул цепочку взглядом, дождался, пока над плечами последних замаячат древки с обвисшими вымпелами. Вскинул сжатый кулак, выкрикнул:
— Тем прощенье! И слава вечная!
Повернулся, зашагал в шатер. Спарк молча последовал за ним. Охрана увела смертников к месту ночлега.
— Оружие выдадим? — спросил наместник у самого шатра. Судья выразительно посмотрел на вражеского посланника, потом на Спарка. Тот утвердительно кивнул: говори, я разрешаю. Ратин с Волчьего Ручья оскалился:
— Ничего мы им не выдадим. Они завтра первыми пойдут на стены. Там и добудут себе все, что захотят. Хоть мечи из "медвежьей стали", а хоть доспех с золотой чеканкой.
Наместник перевел взгляд на Тигренка:
— Слышал?
Посланник, до сих пор державшийся стойко, вдруг растерял все скорбную твердость, рухнул на колени и попытался поцеловать Спарков наруч:
— Город! Господин, пожалей город!
— Встань, не позорься...
Ратин почти без усилий поставил юношу на ноги. Спарк протянул руку. Взял Камень, болтавшийся на простой цепочке поверх чешуйчатой брони Тигренка. Кивнул:
— Ты тоже знаешь легенду... — приказал дежурному:
— Проводите его до городских ворот и чтобы волос с головы не упал. Он — посол, ясно вам? На воротах вернете оружие.
Разжал пальцы, и Камень глухо звякнул по чешуе. Наместник повернул голову к горожанину:
— До завтра.
* * *
Завтрака войску не дали: в бой положено идти с пустым брюхом. Но армию уже колотило предощущение, и голода никто не заметил. Не обратил на него внимания и сам наместник. Поднявшись с кошмы перед самым рассветом, он первым делом приказал строиться к бою, зная прекрасно, что и без его распоряжения все уже делается. Оставалось наместнику приготовиться самому, и Спарк подал соответствующий знак.
И надели на него штаны, и сапоги, и поверх мягкой рубашки плотную стеганую куртку; и на голову подшлемник. Принесли кожаный широкий пояс, а к поясу пришнуровали стеганые чулки — под броню. И самую броню наилучшую: вороненый круглый шлем с личиной и кольчужной тяжелой бармицей; и черную, как ночь, чешуйчатую куртку длиной немного выше колена; а ниже колена застегнули чеканные поножи; а на руках — трубчатые наручи с наведенным золотом травами, поверх которых заходили раструбы иссиня-черных рукавиц. И подали лучший клинок, который только имелся в Пустоземье: двуострый, длиной в руку, кованый из "медвежьей стали", под рассветным небом синим огнем горящий, и так неохотно пошедший в ножны! И бережно застегнули поперек вороненой брони белую молнию: Пояс. А нож боевой, подарок мастера Лотана, заботливо пристегнули к перевязи меча. И привели сержанта личной охраны — громадного черного медведя Излучины с высоким боевым седлом на спине. И поднялся наместник Леса в седло, и поплыли за ним в светлеющем на глазах небе огромные, издалека заметные знамена: черное, зеленое, белое. Черное и зеленое к воротам, а белое вправо — легкие войска обтекали город, уходя на север, в те земли, на которые Лес до сих пор не имел даже карт.
Сержант вперевалку шагал под черным знаменем; справа по-людски на двух лапах, тяжело и непривычно, переступал командир войска, седой — когда-то бурый — медведь. И вся колонна под черным знаменем состояла почти из одних только зверей.
Спарк представил себя со стороны: стальная статуя на меховой глыбе. Хорошо смотрится: красиво и в меру грозно.
Как взрослый.
А что, собственно, делает человека взрослым?
Смерть?
Убивал, было. И его ведь убивали, и висел на седле, и рвало от смертельного страха. И выпрямился потом — и все равно Братство пошло на север... вот и дошло. До самых ворот ГадГорода.
Женщины?
Были и песни под балконом; была и рубашка от девичьих жарких слез мокрая; были и веселые, чужие насквозь потаскушки; есть и та единственная, к которой осталось только дойти — и перед тем взять город...
Власть?
Что ж, может кто и следит за ним, чтобы по нужной дорожке шел. Может, и так. А все же власть — вот она! Спарк поднял левую руку, и встала послушно вся колонна.
... Десять лет назад он впервые появился у Висенны. Стоял на пыльной степной дороге, и боялся, что его стопчет охота. И мечтал найти, спасти Иринку. Надеялся...
Разжал пальцы левой — услышал тошнотворный скрипт воротов. Спарк знал, что это: медведи из осадной артиллерии всем телом ложатся на вымбовки, медленно идут вокруг шпилей, натягивая мощные аркбаллисты; гудящие от натуги канаты толщиной в руку плачут конопляным маслом.
... Девять лет назад с волнением и гордостью излагал Неру, Терситу и Гланту свой план проводки караванов, и ожидал их помощи и поддержки. Надеялся...
Левая ладонь горизонтально и потом вверх: грифоны с коротким хорканьем разгоняются по наскоро замощенным дорожкам; оседлавшие их ежи из десанта закрывают глаза, наощупь перебирая метательные иглы в колчанах.
... Восемь лет назад ходил с караванами по степи, чертил в уме план собственного владения, не зная, выйдет ли. По крайней мере, надеялся!
Правая рука вверх! Вперед выступают медведи-смертники, нагруженные связками хвороста, большими и легкими. А за ними уже развертывается цепочка бурых холмов: одетые в клепаный кожаный доспех, отягощенные лестницами и штурмовыми секирами, молотами, чеканами, крючьями, бухтами канатов — медведи стеноломного отряда.
... Семь лет назад спорил с Бертом Этаваном, и чертил план моста через Ледянку; а Волчий Ручей уже стоял; и Глант еще был жив, и Спарк все собирался при следующей встрече расспросить его, из чего делают куртки-хауто. Надеялся!
Правая ладонь развернута — грифоны засыпной группы разбегаются согласованно, парами. Там — только лучшие, умеющие летать крыло в крыло. Между черными и золотыми телами подвешены гостинцы защитникам.
... Шесть лет назад хоронил Гланта, полоснул по горлу Неслава; глухой зимой летел в Академию, подхватил жуткий кашель, и думал, что уж в Академии-то его вылечат. Надеялся?
Левая в кулак — медведи подбирают задние лапы под брюхо, раздуваются меховыми шарами — чтобы выдохнуть и сделать первую подвижку по старому обычаю: ровно на те шесть шагов, на которые выдох примнет траву.
... Пять лет назад учился в Школе Левобережья.
Правая в кулак: остроглазые грифоны видят это мелкое движение даже с тех мерзлых высот, куда уже успели забраться; и подбирают, подбирают легонько правое крыло, начиная еще очень пологую, размашистую и нечеткую спираль — первые шаги вниз по гигантской лестнице, к смерти и славе.
... Четыре года назад — тянул весло на Хрустальном море, и просил Госпожу Висенну познакомить его со стихией Воды.
Власть?
... Три года назад получил Пояс и эту самую власть. И чувствовал себя щепкой в потоке. А Ратин шутил: "Хорошо еще, что не камнем в жерновах, как тот бедолага Хельви!"
Снова сдавило грудь. Что делать? Все определено, все! Роли расписаны. В детстве была одна роль, сейчас просто чуть-чуть иная — вот и вся разница.
Мой себе тарелку, мальчик...
А вот хрен вам!
Спарк повертел обеими кистями, что означало — молись, кто верует. Опустил руки с резким выдохом. Еще немного помедлил. Указал глазами на командира войска:
— Знамя возить над ним. За меня остается Ратин.
Наклонился к уху сержанта:
— В зеленый строй. Вперед.
Сержант послушно затопал к редкой цепочке смертников и пристроился в ее середине. Командир переглянулся с Судьей, вызванным уже из последних рядов:
— Он спятил! Убьют же!
— А если не убьют, — сощурился Ратин, — Ежели вдруг да не убьют?
Командир опустился на четыре лапы, пробасил:
— Тогда войско его обожествит. За храбрость.
— Что Опоясанному никогда не вредно. Сам знаешь, — поставил точку Судья.
— Хорошо, — согласился командир. — Его риск — ему честь. Но тогда главную команду тоже он должен отдать... — и рявкнул вслед Опоясанному:
— Спарк эль Тэмр! Прикажи начинать!
... Два года назад... что там было два года назад? Башню уже строили, или еще только рынок? Нет, рынок почти сразу построили...
Начинать? А что, и прикажу!
Обе руки резко вверх: внимание на меня!
Грифоны напрягают мышцы над крыльями.
Медведи сжимают диафрагму перед выдохом.
Маги — Ахен и усатый Олаус Рикард — выпрямляют кисти с набухшими венами; каждый волосок на пальцах стоит дыбом от переполняющей волшебников энергии.
Истомившиеся смертники радостно прикрывают глаза: наконец-то все!
... Год назад...
Вот не помню, что там было год назад.
Да и неважно! После власти — любовь?... Ну да, надейся! Ведь времени надежды в календаре у Висенны нет.
Обе руки через стороны вниз!
Грифоны сложили правое крыло полностью и вошли в штопор; а далеко под ними ударные двойки отпустили подвески, вываливая на город камни, стрелы, горшки с зажигательной смесью. Артиллеристы подняли замковые крючья, канаты рыкнули басом. Баллисты швырнули исполинские гарпуны — чтобы пробить, зацепить и вырвать поднятый мост, потом ворота, а за ними и герсу. Качнулось и медленно-медленно поплыло вперед черное знамя; нестройной цепочкой побежали смертники с хворостом и лопатами — заполнять ров; и саперы за ними понесли длинные и широкие штурмовые лестницы, а над всем этим разноголосым войском с ревом пролетели стрелы, камни, горшки с болотной грязью: выбить или ослепить бойницы; маги ударили по гребню стены потоками белого пламени. Сержант под седлом Спарка, уловив движение, понял: пора, и сделал громадный прыжок с места, и за ним побежали все остальные.
Зеленое знамя Леса пошло на ворота.
* * *
— ...Ворота взяли почти что сразу. Они, конечно, были заложены. Только закладывали за день перед приступом, раствор где еле схватился, а где в спешке вообще сложили насухо. А у них луков и самострелов в войске не было совсем. Зато осадные машины — мы, Князь, таких и не видели... Засаживают гарпун, такое бревнище, в ворота, потом лебедкой вырывают. Потом так же в решетку, а за ней и засыпка выкатилась. И потом до того часто садили в ворота, что закладку их выбили внутрь города, на площадь. А воротная башня от колдовского огня почти ослепла. Михал снял людей с северных стен, потому что приступ один был, только с юга — так те с воздуха, на крылатых чудовищах, сразу на все стены и крыши. И другие ворота: сперва башни взяли, а потом где изнутри разметали закладку, где кусок стены обрушили рядом... Дальше что было, мы не знаем: воевода нас призвал и отправил. Сказал: мы встретили другое государство, которое помнит старую Империю. Так и сказал. А нас было трижды по трое. Где первая тройка, не знаем. Сначала ехали наперегонки с волками: волки и крылатые охватили город. Потом поняли, что все равно не обгоним. Завернули в село, там телегу взяли, переоделись в это вот, что на нас. И так спаслись. А вторая тройка выехала раньше нас. Видно, на коней понадеялись. Их на заставе словили, головы на кольях. А мы вот доехали.
* * *
— Доехали мы, наконец, до ГадГорода, и наш род тут остался. Далеко от Леса... — Тигренок вздохнул с сожалением: красивые девушки. Нездешние, так ведь в том половина впечатления! И надо бы рассказывать им легенду о Людях Камня не сейчас, не в двух словах: ну да, дескать, было уже такое. Отрубили посланнику Леса руки — и Лес городок тот взял, и в щебенку превратил. Стояли лагерем и долбили дятлами. Не ушли, пока на всем месте бывшего Теуригена оставался хоть один камень, больший по размерам, чем вот этот, который в нашем роду все на цепочке носят...
Разве ж так рассказывают хорошую легенду? Да еще родовую? Да еще таким двум красавицам? Вечером, под вино хорошее, чтоб огонь камина бросал приятные отблески на развешанную по стене благородную боевую сталь, да на рубины или там сапфиры в ожерельях... А не наспех умывшись после бессонной тревожной ночи, в чужом доме!
Тигренок даже поморщился.
Впрочем, некоторые детали он бы девушкам все равно открывать не стал. Предок его, получив Камень на шею, сказал: "Утопиться маловат, а мстить как раз!" — и потратил всю оставшуюся жизнь на охоту. Выслеживал громадное зверье по всей северной и западной лесной окраине, пока его самого не поймали и не казнили Обрывом — парень не знал, что это означает, но хвастаться тут было нечем. Или то, например, что люди собрали великое войско, покуда Лес стоял на развалинах взятого Теуригена. Обложили все выходы из котловины; весну и лето морили зверей голодом — а те выкапывали из ледников тела бывших защитников города, и не показывали ни одного признака слабости... Наконец, людям надоело ждать неведомо чего, они вошли в долину и сразились; и щебенка на месте бывшего города склеилась от потоков крови. Звери дрались до последнего, пробились к знамени. Тогдашний Великий Князь сам отрубил лапу какому-то предателю рода людского, затесавшемуся среди медведей. А человек тот, не колеблясь ни мгновения, ткнул Князя обломком кости в горло, под шлем — так и нашли обоих, когда разгребали после битвы завалы трупов... Тигренок опять помотал головой: лезет же в голову всякая дрянь!
