Своих соотечественников он нашел в их жалкой крепости, обложенной дикарями, и там узнал о печальной участи Диего Тристана и его спутников. Многие из испанцев, впав в ужас и отчаяние, забыли напрочь о дисциплине. Они и думать не хотели оставаться в этой стране и помышляли лишь о бегстве. Увидев Ледесму, они окружили его со страстными просьбами умолить Адмирала взять их с собой, не обрекать на неизбежную гибель здесь. Они уже готовили каноэ, чтобы добраться до кораблей, когда успокоится погода, так как шлюпка с их каравеллы была слишком мала. Они клялись, что если Адмирал откажет им, они перейдут на оставленную им каравеллу, как только удастся вывести ее из реки, и отдадутся на милость моря, лишь бы только не оставаться на этом гибельном берегу.
Мужественный Ледесма, выслушав все, что сообщили ему отчаявшиеся соотечественники, и посовещавшись с аделантадо и его офицерами, отбыл в опасный обратный путь. Он одолел прибой и буруны и добрался до ожидавшей его шлюпки, на которой вернулся на корабль. От тревожных известий с берега сердце Адмирала исполнилось печали и беспокойства. Оставить брата на этой земле означало бы подвергнуть его опасности мятежа его же подчиненных и жестокой расправы дикарей. Выделить какое-либо подкрепление из экипажа эскадры было невозможно: гибель капитана Тристана с командой слишком ослабила его. Чтобы предотвратить разгром колонии, он бы охотно присоединился к аделантадо со всеми своими людьми, но кто тогда доставил бы государям сведения об этих новооткрытых землях, и как бы он получил припасы из Испании? Поэтому не оставалось ничего другого, как принять на борт флотилии всех, кто остался на берегу, и покинуть покамест поселение, а впоследствии вернуться с войском, достаточным для завоевания страны. Но и это намерение было крайне трудно осуществить из-за погоды. Продолжал дуть сильный ветер, на море была высокая волна, и между флотилией и берегом невозможно было движение шлюпок. Корабли находились в крайне рискованном положении. Они были истрепаны сильными бурями и буквально готовы развалиться на куски из-за разрушений, причиненных морским червем, команды же малочисленны. Волнение и ветры не давали отойти от подветренного берега, где им угрожали частые здесь бури, и они рисковали налететь на опасные рифы при малейшей перемене погоды. С каждым часом возрастало беспокойство Колумба о судьбе брата и вверенных ему моряков, о кораблях, но возрастали и самые опасности. Нескончаемые дневные труды, тяжкие ночные мучения без сна не прошли бесследно для Адмирала, здоровье которого было подточено возрастом и тяготами жизни. В жестоких телесных муках и душевных терзаниях его, по-видимому, стали посещать горячечные видения. Порождения своего лихорадочного воображения он воспринимал как явления таинственные, сверхъестественные. В донесении государям он торжественно повествует о чем-то вроде галлюцинации, принесшей ему отраду в час уныния и метаний на ложе страданий.
"Изнуренный и удрученный, — пишет он, — впал я в дремоту и услышал голос, обращавшийся ко мне: "О глупец, о маловер, неусердный в служении твоему Господу, Господу всех сущих! Свершил ли Он более для Моисея или слуги его Давида? С самого рождения твоего Он не оставляет тебя своими заботами. Ты достиг зрелости, и по воле Его имя твое чудесным образом стало известно по всей земле. Индии — богатейшие края земли — отдал Он всецело тебе и наделил тебя властью разделить их, как тебе заблагорассудится. Он вручил тебе ключи от врат океана, затворенных могучими цепями, тебе же покорились многие земли, и гы снискал громкую славу среди христиан. Больше ли сделал Он для народа Израиля, когда вывел его из Египта? Больше ли сделал Он и для Давида, которого из пастуха превратил в цара? Обратись к Нему и яви Ему свой трепет — милость Его беспредельна. Годы твои не станут помехою великому свершению. Аврааму было более ста лет, когда зачал он Исаака, а была ли Сарра юной тогда? В неверии своем ты взываешь о помощи. Отвечай же, кто причинял тебе беды столько раз? Бог или мир? Всевышним не нарушал обетов и не отнял у тебя того, чем взыскал тебя. Он не говорил, когда ты отслуживал службу, что замысел Его был иным и что разуметь Его следовало иначе. Он верен букве Своих предначертаний, Он выполняет Свои обеты, и с лихвою. Таков Его обычай. Я показал тебе, что сделал для тебя Создатель и что Он делает для всех. В настоящем ты пожинаешь плоды трудов своих и всех превратностей, перенесенных тобою в служении другим". "Вот что услышал я, — добавляет Колумб, — пребывая на пороге смерти, не имея сил ответить на эти слова истины и лишь оплакивая свои заблуждения. И тот, кто обратился ко мне с этой речью, закончил так: "Отбрось страхи! И верь! Все твои невзгоды зшшсавы на мраморе, и есть тому причины".
Тотчас же после этого ненастье, длившееся девять дней, прекратилось, волнение моря успокоилось и свошення с землею восстановились. Оставленную на реке каравеллу оказалось невозможно вывести в море, но были приложены все усилия, дабы до возвращения непогоды снять с берега всех моряков и имущество. Немалая заслуга в этих делах принадлежит Диего Мендесу. Приготовлениями он занимался несколько дней. Срезав паруса каравеллы, он соорудил из них большие мешки для сухарей. Он скрепил брусьями вместе два индейских каноэ, так что они не переворачивались на волнах и могли нести большой груз. Этот своеобразный плот многократно принимал на себя оружие, военное снаряжение и прочие припасы, оставшиеся на берегу, и все предметы оснастки корабля, которая была совсем разобрана. Эти соединенные вместе каноэ вела на буксире шлюпка. И такям способом, благодаря приложению напряженных усилий, без сна и отдыха за два дня на борт кораблей было переправлено все, имеющее ценность; а устье реки остался только корпус каравеллы, увязнувший в песке, загнивающий и разваливающийся. Диего Мендес руководил перевозкой с неотступным усердием. Он в пять его товарищей последними покинули берег, проведя всю ночь на своем опасном посту, и добрались до кораблей утром с последним груженым плотом.
Ничто не могло сравниться с чувствами, переполнявшими испанцев, когда они вновь оказывались на палубах своих кораблей и видели, что морское пространство отделяет теперь их от тех лесов, где совсем недавно полагали они неизбежным найти могилу. Товарищи их в радости не уступали им, и все окружавшие их нынче опасности и тяготы на время были забыты ради взаимных поздравлений. Отдавая должное усердным трудам Диего Мендеса в эти дни, полные опасностей и бедствий, Адмирал вверил ему командование той каравеллой, что осталась без начальника после гибели несчастного Диего Тристана.
Глава 10
Колумб покидает берег страны Верагуа и прибывает к берегам Ямайки. Флотилия на мели
(1503)
В конце апреля, когда наконец установился благоприятный ветер для плаванья, Колумб поднял паруса и покинул гибельный берег Верагуа. Отчаянное состояние судов, истощение людей в оскудение запасов вынуждали его идти кратчайшим путем к Эспаньоле, где можно было переоборудовать корабли и добыть все необходимое для перехода в Европу. Впрочем, к удивлению его кормчего и всех моряков, он снова направился на восток вдоль побережья, а не на север, как было бы, по их мнению, ближе до Эспаньолы. Они даже решили было, что Колумб вознамерился идти прямо в Испанию, и громко роптала на безумство столь протяженного путешествия без достаточных припасов, на источенных червем кораблях. Однако Колумб и его брат были более искушены в делах навигации в тех морях. Они почитали целесообразным пройти сначала значительное расстояние на восток, прежде чем повернуть прямо к Эспаньоле, чтобы сильные течения западного направления не отклонили их в сторону. Но Адмиралу не хотелось поверять свои соображения кормчим, и как можно дольше сохранять их про себя, ибо в то время по морям Нового Света рыскало много разных проходимцев, готовых пойти по его стопам. Он даже отобрал у моряков карты и гордо заявлял в одном послании государям, что ни один из его кормчих не найдет пути ни в страну Верагуа, ни обратно и не сможет объяснить, где она находится.
Таким образом, невзирая на ропот среди моряков, Колумб плыл вдоль берега на восток до самого Пуэрто-Бельо. Здесь он был принужден бросить одну из каравелл, столь изъеденную корабельным червем, что она не держалась на плаву. Четыре команды разместились на борту двух кораблей, но и эти представляли собою сущие развалины. Требовалось предельное напряжение сил, чтобы вода не затапливала трюмы; от непрестанной работы на насосах изнемогали моряки, и без того ослабевшие из-за скудного питания и удрученные многочисленными тяготами. Корабли миновали бухту Ретрете я несколько островов, которые Адмирал окрестил Лас-Барбас (ныне называемые Мулатскими), несколько далее Пуэнто-Блас. Колумб полагал, что находится в пределах области Мангу в землях Великого Хана, которая, по Марко Поло, граничит с Китаем. Он проплыл далее десять лиг и приблизился к заливу Дарьен. Здесь он держал совет со своими капитанами и кормчими, которые возражали против продолжения изнурительной борьбы с противными ветрами и течениями, указывая на бедственное состояние судов и положение экипажей.
Распрощавшись, таким образом, с материком, Адмирал направился первого мая на север, на поиски Эспаньолы. О местоположении своем кормчие были осведомлены столь плохо, что полагали, будто находятся восточнее Карибских островов, тогда как, по мнению Адмирала, несмотря на все его старания, флотилия все еще находилась западнее Эспаньолы. Убеждение его оказалось вполне обоснованным, ибо 10 числа того же месяца показались два малых низких острова к северо-западу от Эспаньолы, которым по причине множества черепах вблизи них он дал наименование Тортугас, ныне их называют Каймановыми. Обойдя их на большом расстоянии и продолжая двигаться на север, Колумб достиг 30 мая тех самых островов у южного побережья Кубы, которым он когда-то дал имя Садов Королевы, и следовательно, находился на восемь — девять градусов западнее своей цели. Здесь он отдал якорь у одного из островков, лигах в десяти от Кубы. Моряки немилосердно страдали от усталости и голода, из запасов осталось лишь немного сухарей, растительного масла да уксуса, люди из последних сил работали на насосах, дабы не дать кораблям потонуть. Едва успели они стать на якорь, как нежданно-негаданно налетела около полуночи буря, причем столь неистовая, что, по меткому выражению Колумба, казалось, весь мир вот-вот растворится в воде. Почти сразу же были утрачены три якоря, и каравелла "Бермуда" с такой силою ударилась о корабль Адмирала, что и нос первой и корма последнего оказались полностью разбиты. В разбушевавшемся море, при штормовом ветре, суда нанесли друг другу ужасающие повреждения и разъединить их стоило огромных трудов. На флагмане остался один-единственный якорь, который и спас его — иначе судно снесло бы на камни; при свете же дня стало видно, что якорный канат почти разорван. Продлилась бы эта ночь на час больше, и едва ли адмиральское судно избежало бы крушения.
На исходе шестого дня волны и ветры успокоились, и флотилия снова взяла курс на восток, к Эспаньоле. "Люди, — пишет Адмирал, — были истомлены и удручены, почти все якоря утрачены, а суда источены червем и дырявы, словно пчелиные соты". В тяжелой борьбе с противными ветрами и постоянными течениями с востока корабли достигли мыса Крус и остановились у какого-то селения в провинции Макака на южном берегу Кубы, где Колумб приставал еще в 1494 году. Здесь удалось добыть у туземцев маниокового хлеба и пришлось задержаться на несколько дней из-за неблагоприятных ветров. Подняв, наконец, паруса, Колумб снова попытался пробиться к Эспаньоле, но все усилия оставались безуспешны. Противные ветры и течения не ослабевали; вода из многочисленных течей постепенно наполняла суда, хотя непрерывно работали насосы, а моряки даже вычерпывали воду ведрами и котелками. В отчаянии Адмирал взял наконец курс на Ямайку, надеясь найти какую-нибудь спокойную гавань, ибо ежеминутно грозила опасность пойти ко дну. Накануне Иоаннова дня, 23 июня, корабли вошли в бухту Пуэрто-Буэно, ныне называемую Сухой бухтой, но там не оказалось ни единого туземца, и негде было добыть провизию; не было там поблизости и пресной воды. Гонимые голодом и жаждой, испанцы поспешили на восток и на следующий день обнаружили другую бухту, которая подучила от Адмирала наименование Пуэрто-Сан-Глория, но в наши дни называется бухтою Св. Христофора.
Здесь наконец Колумб принужден был прекратить долгое и многотрудное боренне с неотступно преследовавшими его жестокими стихиями. Обратившиеся в ойломкя корабли больше не выдерживали натиска бурных вод и готовы были пойти ко дну даже в тихой бухте. Поэтому он велел посадить их на мель на расстоянии полета стрелы от берега, связав их вместе, борт к борту. Вскоре они наполнились водою до самой палубы. На носу и корме их были устроены тростниковые хижины для размещения экипажей, и развалины кораблей были приведены по мере возможности в готовность к обороне. Создав такое укрепление среди морских волн, Колумб рассчитывал, что сможет отражать любые нападения туземцев и в то же время сдерживать своих людей, которые иначе стала бы по своему обычаю рыскать по округе и предаваться бесчинствам. Сходить на берег без особого разрешения было запрещено, и были приняты строжайшие меры против причинения вреда индейцам. Любые действия, могущие вызвать их озлобление, сулили испанцам в их нынешней беспомощности роковые последствия. Один-единственный факел, брошенный в их деревянную крепость, превратил бы ее в сплошной костер, и они остались бы без всякой защиты среди тысяч врагов.
Книга шестнадцатая
Глава 1
Колумб посылает в Санто-Доминго за подмогой
(1503)
Остров Ямайка был густонаселен и весьма плодороден, так что вскорости бухту буквально заполонили индейцы: они приносили провизию для обмена на товары испанцев. Во избежание раздоров при покупке или дележе продовольствия Колумб назначил двух человек, дабы они следили за заключением сделок, и под вечер добытые за день продукты непременно распределялись среди моряков. Благодаря этому товарообмен между испанцами и туземцами проходил мирно. Но поскольку индейцев, поставлявших провизию, было не так много и они не отличались бережливостью, продуктов оказывалось меньше, чем нужно, да и поставки производились так нерегулярно, что испанцы часто испытывали острую нехватку продовольствия. Кроме того, они боялись истощить запасы индейцев, ибо тогда их ждал бы настоящий голод. Поэтому Диего Мендес, выделявшийся среди прочих особым усердием, вызвался обойти остров с тремя другими испанцами и раздобыть продовольствие. Адмирал с радостью принял его предложение, и Диего Мендес с хорошо вооруженными солдатами отправился в поход. Туземцы везде принимали его очень доброжелательно. Они приглашали испанцев в дома, угощали мясом и разными напитками — словом, соблюдали все обычаи гостеприимства, принятые среди дикарей. Мендес договорился с касиком крупного племени о том, что его подданные будут охотиться, ловить рыбу, печь хлеб из маниоки и ежедневно доставлять определенную часть провизии в бухту. В обмен им посулили ножи, гребни для волос, бисер, рыболовные крючки и соколиные колокольчики, которые должен был раздавать специально назначенный испанец. Заключив сделку с этим касиком, Мендес послал одного из своих спутников известить Адмирала, а сам прошел еще три лиги и, договорившись с другим касиком, отправил к Колумбу второго солдата. Затем Мендес двинулся дальше и, отдалившись от испанских кораблей на тринадцать лиг, вступил во владения касика по имени Уарко, проявившего удивительную щедрость по отношению к испанцам. Он повелел вассалам доставить большой запас провизии, за которую Мендес немедленно расплатился. Вдобавок индейский вождь пообещал и впредь поставлять испанцам продовольствие в тех же количествах через определенные промежутки времени. Заручившись этим обещанием, Мендес отослал к Адмиралу своего третьего товарища и, как обычно, попросил Колумба отрядить человека для получения провианта и расчетов с индейцами.
